тела и ему казалось, что ее душа, мысли тоже как на ладони перед ним. Нет, только казалось, душа его Эли – потемки, темные дебри, в которые ему не было хода. Возможно, у нее всегда были любовники, а не только один Вадим Бердник. Подумать только, она каждодневно ему врала.
Николай Алексеевич довольно грубо схватил жену за волосы, оттаскивая назад голову и вынуждая смотреть себе в глаза.
– А с Вадимом Бердиком ты была такой же горячей, такой же ласковой!?
Вопрос был задан в лоб и в тот момент, когда поплывшая от ласк мужа Эльвира Тимофеевна не могла контролировать свои реакции. На красивом лице отразился шок, темные глаза наполнились страхом, а взгляд лихорадочно заметался по коридору квартиры. Грудь Николая Алексеевича болезненно заныла, мозг прострелило понимание – Юля права, это имя знакомо его Эле... Да, она с ним спала, любила и родила от него ребенка.
Впрочем, темноволосая женщина быстро взяла себя в руки.
– Коль, ты, о чем говоришь?! С каким таким Бердиком? Что тебе в голову пришло? – довольно правдоподобно возмутилась Эльвира Тимофеевна.
А глаза отвела… Лгунья, его любимая Эля – лгунья. Первоначальная шоковая реакция ее выдала. Она всю жизнь делала из него дурака, полного простофилю.
– Вот о нем, – Николай Алексеевич достал фотографию из-за своей спины.
Кровь начала стремительно покидать лицо Эльвиры Тимофеевны. Дамоклов меч все-таки обрушился на ее голову. То, чего она боялась, каждодневно боялась, произошло… Прошлое настигло, скрытая когда-то правда выплыла наружу. Коля не простит, не сможет понять ее метаний, он ведь такой правильный и никогда, кажется, ей не изменял, во всяком случае, всегда вовремя приходил домой. Ах, почему же она не выкинула эту злосчастную фотографию…Что за непонятная сентиментальность к человеку, который для нее ничего хорошего не сделал, только не единожды предал, предварительно попользовавшись ее любовью.
– Юлька – его дочь?! – грозно спрашивал Николай Алексеевич.
Что делать? Что?! Сначала Эльвира Тимофеевна сама не знала, чья на самом деле дочь Юля. Ведь, когда в город вернулся Вадим и снова запел ей о своих чувствах, она, боясь себя выдать, не отказывала законному супругу в близости. Спала и с мужем, и с Вадимом. Сразу уйти от Лазарева она не решилась, не верила в надежность вдруг вернувшегося возлюбленного.
– Отвечай?! – требовал старший Лазарев.
Слезы задрожали на длинных женских ресницах.
– Отвечай, черт тебя дери! Отвечай, Эля! Скажи мне правду!! – орал муж, который за двадцать семь лет брака никогда не повышал на нее голос.
Конечно, Эльвира Тимофеевна не зря боялась, Вадим забыл о ней сразу же, стоило только замаячить перспективе снова построить карьеру в Москве. Хотя, когда вернулся из Америки, клялся, божился, что понял: карьера и деньги не самое важное в жизни, главное – их красивая любовь. Позвонил он только раз, сказал, что довольно известный режиссер дал ему роль в фильме. На сообщение о беременности ответил: «Делай аборт, мне не нужны сейчас дети, тем более, ты сама не знаешь, от кого беременна».
Глаза мужа продолжали внимательно на нее смотреть, словно считывать мечущиеся в голове мысли.
Потом, когда Юля родилась, все сомнения, чей ребенок ее младшая дочь, отпали. Эльвира Тимофеевна каким-то чудом, через маму своего любовника, связалась с Вадимом. Тот ответил, что на дух не переносит детей и не собирается в ближайшее время становиться мужем и отцом. Сказал, что скоро на него обрушится всероссийская любовь зрителей, первые красавицы будут у его ног, а Эля нужна была лишь для того чтобы пережить непростой период упадка уверенности в своих силах. И поскольку она решила своевольничать, не сделала аборт, как он советовал, то этот ребенок – исключительно ее проблемы. Ее проблемы… А тут Коля… такой любящий, настоящий, гордый, что у него родилась вторая дочь. Такой до бесконечности родной.
– Можешь не отвечать, – зло прошипел Николай Алексеевич. – Я все понял… Ты всю жизнь делала из меня полнейшего идиота… Ты изворотливая шлюха, и похоже, Юлька такая же, вся в тебя.
Муж смотрел с презрением, и под таким внимательным неласковым взглядом Эльвира Тимофеевна обмерла, сжалась, заледенела отчаяньем… Мужские глаза кололи-кололи презрением и брезгливостью, пронзая обмершее сердце болью. Сильные руки оттолкнули, Николай Алексеевич встал, пальцы потянулись туда, к левой стороне груди, где немилосердно жгло. Только не болезнь была причиной этого адского горения, сердечную муку вызвало предательство любимой женщины.
– Прости-и-и! – повисла Эльвира Тимофеевна на мужских ногах. – Коля, прости, пожалуйста! Это просто старая любовь, которая вдруг снова появилась в моей жизни, и я не смогла устоять. Не знаю, что на меня нашло, хотела, видимо, повторить прежние эмоции. А потом, потом я поняла, что только тебя люблю, ты у меня такой хороший, добрый, ласковый, родной мой человечек. И поверь, больше никогда ни с кем… Прости-и-и Коля!! – рыдала Эльвира Тимофеевна. – Прости, милый… пожалуйста, прости. Мы ведь столько лет вместе прожили.
– Столько лет ты делала из меня идиота, подумать только.
– Прости-и-и! – снова с надрывом просила темноволосая женщина, скорбно стелясь в мужских ногах.
Но лицо супруга осталось каменно непреклонным, и внутри все обрывалось, и летело вниз, в темноту, к душевной боли и одиночеству.
– Прости-и-и! – продолжала плакать темноволосая женщина.
– Если ли бы ты призналась мне тогда, то я, может быть, и простил. Но после твоего двадцатилетнего вранья… когда ты каждодневно делала из меня идиота. Нет, Эля, такое унижение, такой плевок в душу невозможно простить.
– Коля, не разрушай нашу семью, прошу тебя! – умоляюще заглядывала темноволосая женщина в непривычно жесткое лицо мужа. – Я не знаю, как буду без тебя жить… Мы ведь все всегда вместе делали, я не смогу одна. У нас все общее: квартира, дача, друзья... Не надо это разрушать! Коля, милый, пожалуйста, не надо!.. Я тебя любила, только тебя. Вадим – просто временное помутнение рассудка.
– Ни одному твоему слову не верю… ни одному! Ты меня использовала, жила по принципу стерпится-слюбится. Ты всю мою жизнь, все, что для меня было дорого, превратила в глупый фарс! Сплошное вранье… Сделала из меня идиота, навязала чужого ребенка, а я ведь внутренне чувствовал, не мог ее полюбить, все себя корил, что не так отношусь к Юльке, как к Танюшке. Или Таня тоже не моя дочь?!
– Твоя, Таня твоя… Как ты можешь думать по-другому?! Она ведь вылитая ты, с таким же упертым характером.
