как он ходит за существами, как сидит неподалеку от них с блокнотом и наблюдает. Он сказал ей, что рисование порой дает больше информации, чем видеозаписи, и показал несколько набросков: к восхищению Офелии, несколькими уверенными наскоро выполненными штрихами ему и впрямь удалось запечатлеть то, как они выглядят и как двигаются. Офелии хотелось бы поглядеть на детенышей в его исполнении, на то, как он передаст суетливые движения полосатых хвостов и любознательную настороженность, с которой они вертят мордочками на гибких шеях.
Руководитель экспедиции, казалось, совершенно забыл о ее существовании и только коротко кивал, проходя мимо ее огорода на пути в очередное здание. Он постоянно наговаривал что-то в диктофон, висящий на ремне. Казалось, он ведет учет всего, что создано в поселке руками человека; он подсчитал даже количество помидорных кустов. Не заходил он только в дом, где гнездилась Буль-цок-кхе: Ори настоял, что людям не следует вторгаться туда, где им, очевидно, не рады.
Высокая женщина совершала короткие вылазки в лес, собирая образцы растений – как с пограничной полосы, так и чисто местные виды. Она расставила сети в реке, установила ловушки для мелкой живности. На лицах наблюдающих за ней существ читалась смесь живого любопытства и легкого отвращения. Офелия хотела бы спросить, неприятна ли им охотница-конкурентка, которая к тому же не ест свою добычу, но не знала, как сформулировать вопрос.
Молодая женщина, Билонг, большую часть времени проводила то с одним мужчиной, то с другим; у нее был с собой диктофон, и она расставила звукозаписывающие устройства в центре (Офелия подозревала, что не только там), чтобы собрать образцы речи. В отличие от Билонг, Офелия знала, что существа прекрасно осведомлены об устройствах и развлекаются тем, что стоят под ними, надиктовывая… как подозревала Офелия, бессмысленный поток слов, потому что в эти моменты их речь была совершенно лишена характерного ритма и мелодики.
Сама Офелия, насколько возможно, вернулась к прежней жизни, временами (когда рядом не было людей) пробираясь в дом через дорогу, чтобы поиграть с малышами – стремительно растущими и к тому же весьма активными. Людей рядом не было довольно часто. Офелия подозревала, что в этом как-то замешаны остальные существа; что они отвлекают внимание, чтобы тц-коу-кёррр могла вдоволь пообщаться со своими подопечными.
Малыши менялись быстрее, чем человеческие дети в первые дни жизни. В этом они походили скорее на телят или ягнят, которые быстро начинали осознавать и исследовать мир. Офелия всегда думала, что человеческие дети развиваются медленнее из-за более высокого интеллекта – что существо, способное с рождения бегать и прыгать, ограничено в развитии сравнительно невысоким умственным потенциалом. Она помнила курсы для будущих родителей и курсы по раннему развитию детей, на которых ее учили именно этому. Дети растут медленно, потому что впереди у них длинный путь; человеческому мозгу требуется время, чтобы организовать себя, научить себя учиться. Детеныши других животных с рождения умеют больше, потому что им не нужно так уж много учиться в будущем.
Но эти малыши… Их высокий писк уже напоминал речь. Неутомимые четырехпалые ручки вовсю исследовали стебельки и травинки, которыми было выстелено гнездо. Получив от одного из взрослых выдолбленную тыкву, они насыпали внутрь камешки, а потом высыпали их обратно. Они ссорились между собой, толкались и кусались, прижимали друг друга хвостами… но эти потасовки быстро превращались в совместную игру, стоило кому-то предложить им игрушку. В десять, в двадцать дней от роду они напоминали трехлетних детей.
Офелия больше не могла пассивно наблюдать, незаметно для себя она превратилась в игрушку, в живую полосу препятствий. Остальные существа давали ей вещи, которые, как они считали, пригодятся малышам: горлянки, бусины, камешки, кусочки лески. Именно она, Офелия, сердито зашипела, когда один из малышей обмотал леску вокруг своего горла. Он замер, во все глаза глядя на нее. Офелия изобразила, как задыхается, и издала гортанный хрип. Детеныш захлопал глазами; остальные, сидя на задних лапах и хвостах, тихонько запищали. К ее удивлению, трюк с леской больше никто из них повторять не пытался.
Если в развитии их можно было сравнить с человеческими трехлетками, то… возможно, получится научить их буквам и числам? Не будь здесь других людей, она могла бы отвести малышей в центр, показала бы им книжки и учебные программы. Но она не могла этого сделать. Голос совести не уставал напоминать, что она не должна этого хотеть. Ей следует защищать человеческие технологии от существ, а существ – от человеческих технологий.
Из раздумий ее выдернул шум воды, хлынувшей в мойку. Один из детенышей, стоя на длинном кране, вцепился когтями в вентиль и тянул его на себя; еще двое, уперевшись в стену, изо всех сил толкали тот же вентиль ногами. На глазах у Офелии они попробовали поменяться ролями: те, что толкали, ухватились за вентиль и принялись тянуть. Тот, что балансировал на кране, попытался толкать… и, потеряв опору, с громким плеском шлепнулся в мойку. Офелия тяжело поднялась и сунула руку в воду. Когти впились в кожу, и детеныш, сердито пища, взобрался ей на плечо.
Вот вам и защитница… Придется научить их пользоваться человеческими технологиями правильно, раз уж они все равно до них доберутся.
Ежедневное общение с малышами приводило Офелию в восторг, но дурное предчувствие не отпускало ее ни на минуту. Когда-нибудь – в один из этих дней, которым она почти потеряла счет, – руководитель экспедиции решит, что они сделали и увидели достаточно, и посадит Офелию в челнок. Ей придется улететь – или умереть. Офелия понимала, что сбежать на этот раз не удастся: она не могла есть местную пищу, к тому же в этих людях было достаточно решимости, чтобы отправиться на поиски и вернуть ее. Ей придется улететь и оставить существ – оставить свои обязанности и малышей – людям, которым она не доверяла.
18
Через несколько дней вежливого, но поверхностного общения (пришельцы здоровались с ней, но в остальном будто не замечали, явно не желая тратить время на глупую старуху) Офелия заметила, что они снова начали обращать на нее внимание. Она и сама не знала, нравится ей это или нет. Вероятно, это означало, что предварительная работа, как они ее называли, близка к завершению и они готовятся «принять заключительное решение», как выразился руководитель экспедиции, касательно нее, Офелии, колонии и существ.
Перемены начались с того, что они начали здороваться с ней чуть теплее, вежливо интересовались ее здоровьем и огородом. Высокая женщина сделала комплимент ее ожерелью. Коренастый мужчина поделился с Офелией своим
