— Как будто — порядок, передохнем немного, километров пять уже отмахали. А как думаешь, который теперь час?..
— Скоро, наверное, полночь, — ответил Коля.
— Судя по звездам — это так. Ну-ка посмотри, сколько сухариков у нас осталось.
— Есть немного… — Коля достал из кармана сухари.
— Целых четыре. Два мы съедим сейчас, а два — на завтра. Хотя завтра уже вот-вот наступит… Ты знаешь, какое число сегодня?
— Тридцать первое вроде с утра было.
— То-то и оно, что было. С Новым годом тебя, с новым счастьем! — Вера поцеловала мальчика.
— Ой, а я и забыл!
— Ничего. Скоро придет время, и мы будем встречать праздники по-настоящему…
Они аппетитно захрумкали сухарями.
— Как мы ждали этого дня до войны, — вспоминала Вера. — Вернее, этой ночи… Елка, запах смолы и свечей, огни… Утром просыпаешься, а под подушкой у тебя — гостинцы, подарки… Ну, не буду тебя расстраивать.
— Нет, ты расскажи еще… про Москву.
— Красиво было в Москве, Коля, непередаваемо красиво. Праздничная иллюминация, в Сокольниках, в парке Горького — громадные елки, Дед Мороз, Снегурочка. А в школе — новогодний бал, маски… — Вера задумалась, замолчала.
К утру, когда на дороге появились первые машины, повозки, груженные мешками, разведчикам снова пришлось схорониться в роще. Они спустились в небольшую балку, заросшую по бокам ольховником, молодыми кряжистыми дубками. Прошли по ней с полкилометра.
— Стоп, Веруша. Что-то здесь такое, не поймешь… какой-то шум, слышишь? — Коля быстро, держась за кусты, стал карабкаться вверх.
— Осторожнее, — только и успела сказать Вера.
Но Колю не надо было предупреждать. На четвереньках, почти ползком, он добрался до кромки оврага, осторожно высунул голову.
«Что он так долго?» Вера не решалась позвать его. Волновалась, нервничала, ждала.
Наконец он спустился. Не говоря ни слова, поманил Веру за собой. Они пошли назад. Метров через сто Коля завел ее в полуобвалившуюся нишу в стенке оврага. Здесь, видимо, когда-то добывали глину.
— Что там творится! Самоходки, танки, тягачи, машины разные уезжают-приезжают…
— Молодец, Коля! Это то, что надо. Сколько примерно, не запомнил?
— Надо опять идти. Все сразу не схватишь. Танков штук тридцать насчитал, да за деревьями еще есть, плохо видно оттуда…
Вера задумалась.
— Я пойду, Веруш? Подальше проберусь… А ты здесь жди.
— Хорошо. Только тихо, как мышь, понял? Не забыл, как тебя дядя Вася Малин учил по-пластунски?..
— Будь спокойна… — обиделся было Коля.
На этот раз он не появлялся дольше. Сердце Веры тревожно сжималось. Сверху доносился мерный, давящий на уши шум, вибрировала земля над головой.
«Конечно же — танки! И, видимо, много…»
Она уже совсем отчаялась, когда вернулся перепачканный в земле и глине Коля.
— Все запомнил, все… — радостно зашептал он, — только назад нам надо, здесь не пройти — немцы кругом.
— Ты прав. Пошли назад, на дорогу. Будь что будет — станем пробираться к Воротному.
Они вернулись к дороге. Не обращая внимания на проносившиеся мимо машины, двинулись вперед. Никто их словно бы не замечал. Возчики, равнодушно скользнув по ним взглядом, проезжали мимо, машины не сбавляли скорости. И только у самого входа в село их остановил патруль — двое солдат и офицер в форме танковых войск.
Вера, как могла, старалась объяснить офицеру, кто они и почему пришли. Коля заплакал.
— Отпустите нас, господин офицер. Тетенька Маланья нас ждет, пожалуйста, отпустите.
— Найн! — офицер покачал головой. — Следовайт за мной!
Пришлось повиноваться. Офицер пошел впереди, сзади, подталкивая Колю и Веру в спины, следовали солдаты.
Коля не переставая хныкал. Вера лихорадочно искала выход из положения, примечая между тем все, мимо чего вели их: и скопление автомашин за высоким штакетником, роту солдат, строем пересекшую им путь в центре села, и новенький «оппель», примостившийся возле высокого дома в конце улицы.
Их провели через все село. На окраине ввели во двор, по крутой лестнице спустили в темный подвал. Один из солдат, лязгая тяжелым кованым запором, замкнул дверь.
— Господи, пресвятая богородица, детей-то пошто ведут?! — послышалось из глубины подвала. Там, в углу, через крохотный решетчатый квадрат окна падала сверху полоска света. Почти по всему периметру небольшого сырого помещения у стен сидели и лежали люди.
— Бабушка, за что же это вас?.. — Вера опустилась около маленькой щуплой старушки, кутающейся в короткополую кацавейку. Коля пристроился рядом.
— Дак за что, милая… хворосту запасть хотела. Они меня и цап! Дядько Михай вон в Брусилов на коняге поехал продать ли, купить ли чего, и его — сюда. Всяк по-своему тут оказався.
Вера прислонилась затылком к холодной стене. Надо было что-то придумывать, выкручиваться. А глаза слипались. Сказывались две бессонные холодные ночи. Она закрыла глаза, почувствовав, как Коля, прижавшись к ней, горячо шепчет ей на ухо:
— Убежим, Веруш! Увидишь — убежим. Я не я буду…
Удивительно, но ей сразу же стало легче от этой мальчишеской отчаянной уверенности, поддержки. К тому же — кругом были люди, они не одни. Но кто знает, сколько их здесь продержат. А ведь там ждут…
Наутро она очнулась от гулкого стука тяжелых сапог по ступеням. Протяжно заскрипев, отворилась дверь. Вера поднялась.
— Дяденька, дяденька, не уводите ее-о-о! — Коля с плачем бросился офицеру под ноги.
Тот грубо оттолкнул его и пропустил Веру впереди себя. Снова скрипнула тяжелая дверь.
Прошло около часа с тех пор, как увели Веру. Мальчика одолевало беспокойство. Словно загнанный зверек, метался он от узкой голубоватой полоски света к массивной оцинкованной двери. Ах как неуютно он чувствовал себя здесь, среди скорчившихся на полу замерзших людей, схваченных в разных концах округи и почти замурованных в этом ледяном склепе.
— Брось, сынок, не крутись… — натужно закашлявшись, выдохнул однорукий мужчина в потертом кожушке. — Ничего тут не придумаешь… Клетка!
Снова раздался грохот сапог на ступенях. Вошли двое солдат. Покрикивая, торопя, щелкая подковами по цементному полу, они начали выводить людей наверх.
Весь двор, крышу дома, пристроек, сарая запорошило мягким снежным пухом. Ноздри пощипывало крепким утренним морозцем. Солдаты выстроили возле стены около двух десятков человек.
— Господи, свят-свят-свят, что же это будет-то?.. — охала бабка, оказавшаяся опять рядом с Колей.
Коля пытался определить, куда могли увести Веру. За плотными занавесками высоких окон что-либо разглядеть было невозможно.
Вскоре тот же обер-лейтенант вывел Веру из дома, молча подтолкнул к группе людей. Коля перебежал к ней. Один из солдат хотел было остановить его, но лишь лениво переступил на месте, хрустнув снегом, задымил сигаретой.
Замерзших перепуганных людей продержали еще около двух часов на морозе в углу двора. Затем загнали во двор крытую машину «фомаг» и приказали всем грузиться. Вместе с задержанными в кузов забрались четверо солдат-охранников.
— Они не поверили нашей легенде, Коля, — когда взревел мотор, шепнула Вера.
— Из «шмайсера» бы их всех или из ППШ! — сквозь зубы ответил Коля, косясь на оружие охранников.
Выехав за ворота, машина миновала село, взбрыкивая колесами на ухабистой проселочной дороге, двинулась вдоль леса.
— На Коростышев, однако, едем. В комендатуру небось… — проговорил однорукий мужчина.
— Мольчать! — прикрикнул на него, замахнувшись, охранник.
То и дело машина притормаживала, съезжала на обочину, пропуская проносящиеся на большой скорости мимо грузовики и фургоны. У поворота начался подъем, и машина забуксовала. Двое солдат вылезли из кузова, притопывая, похлопывая рукавицами, стали проминаться вокруг машины, время от времени гнусаво переругиваясь с шофером, копавшимся под капотом машины. Часы тянулись медленно. Окоченевшие люди в кузове автомашины жались друг к другу. А по дороге мимо застрявшего «фомага», монотонно и глухо урча и выдыхая тяжелый, едкий запах горючего, потянулась очередная колонна крытых серым брезентом грузовиков.
— До этого тридцать четыре прошло, — осторожно шепнул на ухо Вере Коля.
— Как ты узнаешь, не видно же? — удивилась она.
— По звуку…
Внезапно к урчанию грузовиков добавился еле различимый вначале, затем все нарастающий и, наконец, заглушивший все и всякие звуки гул самолетов.
— Наши! Наши же, честное пионерское! — забывшись, вскрикнул Коля.
— Мольчать! — завопил сидевший с краю скамейки немец. — Зе-с-сен!
И сразу же впереди ударили взрывы. Машину встряхнуло. Снаружи послышались вой сирен, отчаянные крики, гортанная немецкая ругань, потянуло горелым. И сквозь все это проносился, все приближаясь, и вдруг повис совсем где-то над головой пронзительный и чистый рев самолета. Снова ударил взрыв. Машину вдруг понесло назад и развернуло поперек дороги.
