моментом. Когда мы обе снова берем себя в руки, я задаю ей вопрос, который не давал мне покоя с тех пор, как я просила Дина не расставаться со мной.
— Как думаешь, я достаточно сильная, чтобы сделать все это?
— Что? Открыть все эти пекарни? — Она приподнимает бровь. — Без сомнения. Ты готовилась к этому почти всю свою жизнь, и у тебя был отличный учитель.
Я улыбаюсь и качаю головой, прежде чем поправить ход ее мыслей.
— Не только пекарни, но, может быть… завести семью или мужа. — Или хотя бы парня.
— Это то, чего ты хочешь? — Она смотрит на меня с надеждой, но в то же время пытается быть прагматичной.
— Я еще не уверена. Просто размышляю, — отвечаю я, задумчиво прикусив губу. — У меня такое чувство, что я была настолько зациклена на пекарне, что упустила несколько интересных моментов.
— Ты можешь сделать все, что захочешь, Нора. — Ее губы дергаются в довольной улыбке, прежде чем ее взгляд смягчается. Она протягивает руку и нежно гладит меня по руке. — Признаюсь, я так долго пыталась сосватать тебя, потому что не хотела, чтобы ты сожалела о чем-то в жизни. Бизнес — это замечательное достижение, но быть матерью… это самая большая радость в жизни. Но только потому, что это моя большая радость, не значит, что она должна быть твоей. Я слишком долго недооценивала тебя, Нора. Ты действительно живешь своим умом, и мне жаль, что потребовалось так много времени, чтобы понять это.
— Все нормально. — Я пожимаю плечами, когда в моем горле образуется странный комок из-за ее похвалы.
— Это не нормально. — Она сжимает мою руку, и я вынуждена смотреть на ее серьезное лицо, когда она добавляет: — Я горжусь тобой и всем, что ты делаешь, и не могу дождаться, когда твои пекарни появятся по всей стране. Ты невероятная. И ты сделала все это сама.
Мама качает головой в изумлении, а у меня на глазах наворачиваются слезы. В голове всплывают воспоминания о нас с мамой на кухне.
— Я бы не справилась, если бы ты не вдохновляла меня, — лепечу я, смахивая слезы свободно текущие по моему лицу. — Мои любимые воспоминания о детстве как мы вместе печем.
Мама поджимает губы, подбородок дрожит.
— У меня тоже, тыковка. — Она улыбается и громко фыркает, почти агрессивно прочищая горло, потому что Элейн Донахью не поддается эмоциям. — И я должна признаться тебе кое в чем, что скрывала уже несколько лет.
— Что? — Я шмыгаю, вытирая нос тыльной стороной ладони.
Она нервно оглядывается по сторонам.
— Помнишь, те коробки с крупонами, которые я покупаю для офиса твоего отца каждую неделю?
— Да?
Она поджимает губы и качает головой.
— Иногда я их не доставляла.
— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я, повышая голос.
— Иногда я оставляла всю коробку себе и прятала их в морозилке от твоего отца. Они вызывают привыкание, Нора. Особенно те с ароматом жженой ванили и копченой карамели, которые ты приготовила однажды в прошлом месяце… они мне снятся.
Мой живот сотрясается от неприкрытого смеха.
— Мама! Ты ела крупоны за моей спиной?
— Да. — Она хихикает вместе со мной, и в ее глазах от смеха появляются новые слезы. — Я не горжусь этим.
— Ты должна гордиться. — Теперь я вижу свою мать в совершенно новом свете. — Это своего рода дикая выходка.
Мы обе долго смеемся, давая моменту полностью впитаться. В кои-то веки визит мамы не превращает меня в нервный клубок. Я могу привыкнуть к этому.
— Я очень рада, что ты пришла сегодня, мам, — говорю я с тем удовольствием, которого не чувствовала уже целую вечность.
— Я тоже. — Мама ласково улыбается и добавляет: — И что бы ты ни решила делать со своей жизнью, тебя всегда будет достаточно. Тебе не нужно рожать детей или выходить замуж, чтобы сделать меня счастливой. Я хочу, чтобы ты делала то, что тебя вдохновляет. Но я буду немного разочарована, если однажды ты не попадешь в Париж.
— Что? Почему? — Это первый раз, когда мама признала мои мечты о путешествии.
Она пожимает плечами и устремляет свой взгляд вдаль.
— Быть достаточно независимой, чтобы путешествовать по миру — это то, что я не сделала, когда была моложе, и о чем сожалею. Чем дольше ты ждешь, чтобы что-то сделать, тем это становиться сложнее.
— Вы с папой должны поехать в Париж, мама. — Я шевелю бровями, глядя на нее. — Это может стать идеальной поездкой на сороковую годовщину свадьбы. И, наверное, проще, чем планировать еще одну вечеринку.
Она смеется и мило улыбается мне.
— Может быть, ты сможешь показать нам там все вокруг.
— Может быть. — Странное чувство срочности подталкивает этот план к реализации. Опыт общения с Дином научил меня одной вещи — в последние несколько недель мне нравилось быть немного эгоистичной и давать себе волю. И перерыв в работе не имел никаких катастрофических последствий для моих целей. Так чего же я жду?
Мама снова сжимает мою руку, вырывая меня из моих размышлений.
— Я просто хочу, чтобы ты была счастлива. Если будешь счастлива, то я ничего не буду хотеть.
— Да, конечно. — Я прищуриваюсь на нее.
— Я постараюсь ничего не хотеть, — поправляет она с виноватым видом.
Я киваю.
— Договорились, мам.
Мы пожимаем друг другу руки, и я почти начинаю плакать снова, когда Элейн поднимает меня со стула и обхватывает руками. Объятия неловки всего несколько секунд, прежде чем я прижимаюсь к ее плечу и улыбаюсь. Никогда еще мои отношения с матерью не были такими реальными, как в этот момент.
Глава 24
Дин
Когда я был маленьким, у меня была одна из тех жутких игрушек «Чёртик в коробке», который так и норовил выскочить наружу. И сегодня, когда я направляюсь в пекарню «Проснись и пой!» на встречу с инвесторами, о которой меня предупредил Макс, я
