Победы Пруссии в 1866 и 1870 – 1871 гг. сделали армейских офицеров Германии и других ведущих государств континента носителями двойственной роли. Подобно Янусу, они, с одной стороны, были духовными (и зачастую физическими) наследниками сельских землевладельцев, привыкших отдавать приказы трудившихся на их землях работникам. С другой стороны, для ведения успешной войны эти землевладельцы в военной форме нуждались в современной машинной индустрии. Более тридцати лет это слияние противоположностей казалось вполне успешным. Во всей Центральной и Восточной Европе (и в некоторой степени также во Франции) военная иерархия и командная цепь сохранила модель беспрекословного подчинения человека вышестоящему. Эта модель достаточно быстро улетучивалась из гражданского общества по мере расширения рыночных отношений и свободы в выборе как работы, так и товаров все ниже и ниже по социальной лестнице, из больших городов в малые и далее в деревни. И так по всей Европе – даже Россия в 1861 г. отменила крепостное право!
Таким образом армии приобрели оттенок архаичности. Это было особенно верным в отношении задававшей темп нововведениям Пруссии, поскольку ее офицерский корпус в основном состоял из юнкеров восточных земель. Среди них пережитки старых отношений феодала и крепостного продержались значительно дольше, нежели в остальных областях Германии, где сельская простота дву- полярного общественного устройства стала делом прошлого. Однако эффективность европейских армий в целом и германской армии в частности отчасти основывалась именно на этом архаизме. Призванные на воинскую службу оказывались в обществе более простом, нежели то, в котором они проживали свою «гражданскую» жизнь. Рядовой утрачивал почти всю личную ответственность – ритуал и рутина расписывали и занимали каждый час бодрствования. Простое подчинение приказам, время от времени проходившим через эту рутину и указывавшим деятельности солдата новое направление, позволяло избавиться от беспокойства, сопровождающего принятие личностных решений. Это беспокойство неуклонно возрастало в городском обществе, где соперничающие вожди, партии и практические возможности для выбора по крайней мере части свободного времени индивидуума находились в состоянии постоянной борьбы. Как ни парадоксально, избавление от свободы зачастую на деле означало подлинное освобождение – особенно для молодых людей, живших в условиях быстротечных перемен и пока еще не готовых к полноценному выполнению роли взрослых.
Приблизительно с середины XIX в. даже в случае буржуазного происхождения придерживавшийся аристократических манер класс офицерства в большинстве европейских армий сосуществовал с молодыми призывниками рядового состава, которые находили в подчинении привлекательное разрешение многих проблем, требовавших выбора в урбанизирующемся обществе. Подобный побег от тревожной неопределенности, наложенный на вызываемые строевой муштрой атавистические отголоски общности охотничьих коллективов, в период после 1870 г. определил самобытный характер армий. Последний в значительной мере носил отпечаток характерных черт, присущих армиям с длительным сроком службы, господствовавшим до тех пор, пока германцы не продемонстрировали подлинный потенциал граждан-солдат, возглавляемых профессиональными офицерами(44*).
Все это странным образом сочеталось с изменчивостью и растущей механической сложностью индустриального общества. Рутинная простота армейской жизни требовала стандартизированного вооружения и ритуализированной муштры. Даже умудренный Генеральный штаб, который в 1864- 1871 гг. привел пруссаков к стольким громким победам, после триумфа над Францией стал выказывать неприятие технологических перемен. Другие европейские армии были столь же (а британцы – гораздо более) неприветливы к изменениям в технической области. Хотя частные производители оружия и делали все, что было в их силах, для продвижения тяжелой артиллерии и пулеметов, оказываемый им прием был неспешным и уклончивым. Какая нужда в пушках, слишком тяжелых для конной упряжки? Какая экономия боеприпасов на поле боя возможна при применении пулеметов, выпускающих сотни пуль в минуту? Системы транспортировки от железнодорожных станций далее к войскам не соответствовали выдвигаемым требованиям-и Франко-прусская война вновь подтвердила это. Дополнительное увеличение напряжения виделось бессмысленным и служило оправданием упорному сопротивлению проискам алчных торговцев, пытавшихся навязать новые дорогие вооружения, невостребованные офицерами и чиновниками.
Сердечная неприязнь между частными производителями оружия и официальными покупателями их товаров была очевидной во всех европейских странах, хотя после 1870 г. обе стороны нуждались друг в друге. Государственные арсеналы просто не обладали оборудованием для производства стальных пушек, а затраты на их переоснащение были политически неприемлемыми. Таким образом, даже в странах с наиболее технически продвинутыми государственными арсеналами, изготовленные из стали вооружения закупались у частных промышленников. Полагавшиеся на изготовленные на арсеналах бронзовые пушки французы сполна поплатились за это в 1870 г. Британцы также чувствовали, что огромные дульнозарядные пушки вул- вичского арсенала явно уступали казнозарядным моделям, которые можно было приобрести у Круппа и Армстронга. В 1880-х этот технический разрыв стал вопиющим, и когда в 1886 королевский флот избавился от опеки Совета по вооружениям, офицеры-вооруженцы достигли гораздо более высокого уровня сотрудничества с частными производителями, нежели любой другой европейский флот или армия. Однако, до того как приступить к рассмотрению вызванных этим прорывом моделей военно-промышленной взаимозависимости, стоит на минуту прерваться и бросить взгляд на глобальное воздействие европейского искусства войны в его развитии в XIX в.
ГЛОБАЛЬНЫЕ ОТКЛИКИ
Стоит перейти от рассмотрения положения дел в Европе к государствам и народам Африки и Азии 1840^-1880-х, как в глаза бросается очевидное противоречие. Все более массовые армии, построенные на основе системы краткосрочной призывной службы, за которой следовал период нахождения в резерве, стали господствовать на европейском пространстве. Подобные армии не могли быть «импортированы» -азиатские и африканские правители не могли создавать массовых армий из призывников. Не было необходимой административной структуры – не говоря уже об офицерском корпусе, системе тылового обеспечения. Во многих случаях просто не наличествовало граждан, которым можно было доверить оружие без опаски
стать их жертвой. Только в Японии европейская модель призывной армии доказала свою жизнестойкость-да и то после того, как вызвала краткую вспышку жестокой гражданской войны в 1877 г.
В свою очередь, правительства стран Европы не могли свободно посылать военнослужащих краткосрочной службы за океан, поскольку доставка их к месту прохождения службы и возвращение домой заняли бы значительную часть срока службы. Для службы в заморских владениях требовались войска с длительным сроком несения службы. До 1947 г. Великобритания содержала в Индии такую армию, и большинство сражений XIX в. велись войсками Индийской армии(45*). Другие великие империи того времени – Франция и Россия, не обладали столь выдающимся инструментом, каким являлась для правительства Великобритании Индийская армия (однако французы, даже после перехода в 1889 г. на краткосрочную призывную службу для службы в африканских и азиатских колониях, создали добровольческие подразделения, включающие знаменитый Иностранный легион).
Поразительным фактом мировой истории в XIX в. является способность оснащенных по современным европейским стандартам сравнительно малых подразделений с легкостью покорять страны Африки и Азии. Стоило пароходам и железным дорогам заменить караваны, как расстояние и географические препятствия стали незначительными. Европейские армии и флоты обрели способность перебрасывать ресурсы в любую заданную точку-пусть даже отдаленную и недосягаемую прежде.
Важнейшей демонстрацией новоприобретенного уровня превосходства европейцев над другими народами был разгром малым подразделением британских войск армии китайской империи в Опиумной войне 1839 -1842 гг. В долгий период правления королевы Виктории (1837 – 1901 гг.) британские войска были почти непрерывно задействованы в череде подобных войн, а некоторые из них прошли едва замеченными обществом страны(46*). Ставшее последствием формальное и неформальное расширение Британской Империи сопровождалось более прерывистыми, но не менее успешными военными действиями Франции и России в Африке и Азии.
