спросил негромко:
— Что это было, Арс? Ну, ты даёшь! Они языки проглотили, когда ты про этот… — как ты там его назвал? Засадный полк? — заговорил. Что это было вообще с тобой? Отец дара речи лишился…
— И что теперь? — я перебил его хмуро, оторвав взгляд от пола, посмотрел в лицо своему брату. — Что решили?
— Место то же оставили… Ждём до завтра, когда подойдут западные бароны, а потом двинемся туда, к Ливане… — Я опять перебил негромко:
— А что решили с Засадным полком?
— Знаешь, барону Франу понравилась твоя идея. Он сказал… Как он это сказал? Подожди! «В рассуждениях вашего сына есть здравые мысли…»
— И что на это сказал отец?
— Сказал, посмотрим. — Вираг вдруг улыбнулся мне. — Ну ты наглый! Вот никогда бы не ожидал! От тебя — никогда!
Я промолчал на это, снова перевёл взгляд на подёрнутые пеплом угли в жаровне. Габиан рядом сидел, зашивал порванную рубашку — подмышка разошлась. И я краем глаза заметил, что, несмотря на свою занятость, слушает он нас очень внимательно. Старый лис навострил уши!
В шатёр заглянул паж моего отца и передал приказ: граф желает меня видеть. Ну, началось! Сейчас я и от родного папочки выслушаю о своей наглости, о том, что права не имею, что опыта у меня нет, и вообще, зачем я на свет народился. Я вздохнул и поднялся, проверяя застёжку плаща.
Опять на этот ветер? Да чтоб меня…
В своём шатре отец был один, все бароны военного совета уже разошлись, я молчал, не начиная разговора, смотрел в лицо графа. Тот стоял у стола и изучал карту.
— Подойди! — приказал мне.
Я подошёл, встал рядом, а глазами впился в те места, что до этого мне старый барон показывал. Я ещё раз хотел найти Малый Ортус, будто этим мог приблизить долгожданный миг возвращения домой.
Сколько же я ждал! Сколько всего вытерпел! Ох!
А место на карте даже толком не обозначено. Нет ни одного условного знака, только надпись чуть-чуть заметная. А ведь когда-то там был город и приток реки, а сейчас одно старое заброшенное кладбище…
Я оторвал взгляд от карты и встретился с глазами отца, всё это время граф смотрел мне в лицо.
— Что за бред ты сегодня нёс на совете? Где ты это взял?
— Прочитал. Почему — бред? У нас это было. Примерно так же, реки только по-другому, конечно, назывались, но всё остальное один в один. Да и войск у нас было значительно больше, тысяч по сто с каждой стороны…
— Сколько? — выдохнул отец с недоверием.
— У нас, в России, была такая битва, лет шестьсот назад… И мы победили, хотя их было больше, и конницы у них было тоже больше…
— Арс! — отец перебил меня. — Перестань!
— Я же не выдумал! Я читал об этом… Это реальная битва в истории моей страны, и князья, что вели её — реальные люди, исторические личности…
— Хватит! — он снова перебил меня, поморщившись, будто я нёс великую глупость. — Сколько ты сказал? Лет шестьсот назад? Да мало ли, что и как оно было шесть сотен лет назад! А у нас это не прошлое, для нас это настоящее. Как ты не поймёшь, сынок?! Я не могу рисковать армией, не могу делить её! У меня и так людей меньше, чем у Сандора, и ещё эта тысяча королевская…
— Пап! — теперь уже я перебил его настойчиво и обратился к нему так, как никогда не обращался до этого момента.
Я назвал его «папой» и встретил изумлённый взгляд графа.
— Я хочу помочь тебе выиграть эту битву, — проговорил я чётко, отделяя каждое слово друг от друга. — Пойми меня правильно, пожалуйста. Это сработает, вот увидишь. Вы ударите им в тыл, и они побегут. Только надо дождаться нужного момента. Нужен человек с головой и с терпением. И всё! Всё!
Граф молчал, поджав губы, и, позволяя мне выговориться, слушал и думал. Я впервые говорил с ним так прямо, даже перешёл на «ты», говорил с ним не как с графом, с милордом и господином, а с родным, близким мне человеком. Ведь ОНА любила его, ведь ОНА родила меня от него, он — мой отец, нравится мне это или нет… И я тоже его… люблю.
Я уйду, я скоро исчезну из этого мира, но я хочу знать, что он не погибнет здесь, что он одержит победу. Я этого хочу. Для себя. Для неё…
Я хочу жизни и благополучного возвращения своему отцу и своему брату.
— Послушай меня, пожалуйста… — шепнул я в надежде достучаться до него.
Я знаю, что ум его не закоснелый, он много видел и много знает, он бывал там, где я никогда не побываю. Так неужели он отмахнётся от меня, как все эти средневековые бароны с их недалёким пониманием?
— Я хочу, чтобы ты выиграл, — опять повторил я медленно и чётко, снова каждое слово одно к одному.
Отец кивнул и ответил мне не сразу:
— Я подумаю. Иди.
— Пап…
— Я сказал, подумаю! — перебил он меня, повысив голос.
И я пошёл от стола, от карты, от своего отца.
Что-то вдруг сжало мне сердце какой-то непонятной тоской, даже печалью, будто я расставался с ним навсегда, будто знал, что вижу его сейчас в последний раз и в последний раз разговариваю с ним.
Я уйду, а он останется в этом мире со своими проблемами, со своей войной, со всеми этими баронами рядом. Будет решать всё какие-то заботы, писать письма, посылать гонцов… Я буду знать, чем он живёт, буду помнить этот Лоранд, лица людей, живущих в нём. Только я буду там, а мой отец и мой брат останутся здесь, в этом мире.
И останется между нами какая-то недоговорённость, какое-то недопонимание и обиды. Я не мог просто взять и уйти.
Я резко обернулся и сказал ему:
— Пап, она всё ещё любит тебя! Она помнит тебя, она хранит твою фотографию из Праги… Я знаю!
