— А Чико, он так скучал по своей семье, но всегда чувствовал, что должен работать здесь, чтобы отправлять деньги домой, и потому, что он нелегал, он никогда не осмеливался вернуться туда. Разговаривая с тобой все это время о своих дочерях и внуках, которых он никогда не видел, он, наконец, решился вернуться в Мексику. Мне удалось устроить его на работу к одному из моих приятелей морпехов, который открыл гостиницу в Масатлане (Масатлан — второй по численности город в мексиканском штате Синалоа, входит в состав одноименного муниципалитета и является его административным центром. — прим. перев.) после того, как он вернулся домой.
— Это замечательно, — сказала Бека. — Но они все равно сделали бы это, если бы действительно захотели.
— Я так не думаю, Бека, — сказал Маркус, нежно взяв ее за подбородок и приподняв ее лицо, чтобы она не могла отвести взгляд. — Потому что ты тоже сделала меня лучше, и я бы сказал, что это такая же невыполнимая задача, как очистка океана от радиации. Когда я ушел из морской пехоты, я двенадцать лет был машиной для убийства. Я чувствовал себя каким-то монстром, маскирующимся под нормального человека.
Она издала нечленораздельный звук протеста, но он покачал головой.
— Я жил на автомате, что-то внутри меня сломалось, и я думал, навсегда. Мне нравилось служить в морской пехоте, но бесконечные войны, смерть и постоянная необходимость оглядываться через плечо не позволили мне остаться. Но то, что это сделало с моей душой, сделало меня непригодным для любой другой жизни. Ты изменила все это. Я даже не знаю, как, но ты показала мне путь обратно, путь к самому себе. Может быть, я и не идеальный человек, но, по крайней мере, теперь у меня есть шанс стать тем, с кем я могу каждое утро встречаться лицом к лицу в зеркале. Поэтому я должен был прийти и сказать спасибо, прежде чем мы навсегда исчезнем из жизни друг друга.
От этой мысли в комнате стало невыносимо холодно, и она, не раздумывая, двинулась вперед, обняв его за талию и положив голову ему на грудь. Стук его сердца успокоил ее кружащиеся мысли и сосредоточил их на одной внезапно ясной и неоспоримой цели — заняться любовью с Маркусом еще раз, что бы ни случилось потом.
Глава 30
Бека положила голову ему на грудь, и что-то внутри Маркуса превратилось в расплавленный огонь. То, как она действовала на него, было безумием; он не мог даже находиться с ней в одной комнате, не испытывая потребности поцеловать ее, прикоснуться к ней, обнять ее. Быть так близко, и не делать этого было просто невозможно. Внезапно его план отправиться в приключенческие туры стал казаться куда менее привлекательным.
Громкий раскат грома тряхнул автобус, и огни на мгновение замерцали, а затем погасли.
— Черт, — сказал Маркус.
Бека захихикала, щелкнула пальцами и свечи вспыхнули пламенем по всему автобусу. Толстые красные свечи на подоконниках, тонкие серебряные свечи на столах, пахнущие медом восковые свечи на том, что, вероятно, было алтарем. Свет мерцал от крошечных чайных ламп и высоких свечей, отбрасывая таинственные тени и превращая автобус в уютное убежище от бури.
«Ха! Может быть, в этом колдовстве все-таки есть польза».
Маркус улыбнулся Беке, которая выглядела вполне довольной собой.
— Хороший трюк, — сказал он. — Что еще имеется в твоем арсенале?
Она на мгновение склонила голову набок, задумавшись, а затем нежно поцеловала его, игриво прикусив нижнюю губу, когда закончила. Маркус почти забыл, что нужно дышать, уничтоженный силой красоты Беки.
Казалось, ей было тяжело дышать, а голубые глаза были широко распахнуты.
— Твоя очередь, — сказала она. — Наверняка ты знаешь парочку трюков.
Он ухмыльнулся и подхватил ее на руки, бросив на диван, а затем превратил его в кровать. Она вскрикнула от неожиданности, хихикая в непреодолимом сочетании невинности и тлеющей сексуальности, которые ударили ему прямо в голову. Он плюхнулся рядом с ней, целуя ее шею и поднимаясь, чтобы прикусить мочку уха.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Я научился этому у тебя, — прошептал он ей на ухо. — Но у меня есть несколько собственных трюков, которые я с удовольствием продемонстрирую.
Автобус сотряс гром, эхом отозвавшийся в его сердце, когда он сел и медленно расстегнул все пуговицы на ее белом кружевном платье. Должно быть, их было тридцать или сорок, все крошечные и скользкие под его большими пальцами, но ему было все равно; то, что было под ними, стоило ожидания. Он смотрел ей прямо в глаза, наслаждаясь тем, как она смотрела на него в ответ, явно желая его так же сильно, как и он ее.
Наконец, он стянул с нее платье, открывая всю ее соблазнительную, загорелую, мягкую, шелковистую кожу. Ничего не удерживало полные, бледные холмики ее грудей, и он улыбнулся этому, наклоняясь, чтобы нежно пососать их розовые вершинки.
— Королева Иноземья не признает нижнего белья? — спросил он, одновременно возбужденный и удивленный неожиданным зрелищем.
Бека озорно улыбнулась ему.
— Зачем фейри понадобились бы лифчики и трусики? — спросила она, а потом тихонько вздохнула и закрыла глаза, когда он начал сосать еще сильнее.
После этого они перестали разговаривать, слишком восхищенные прикосновениями, запахами и звуками удовольствия, которое они дарили друг другу. Все это сопровождалось мощной ритмичной музыкой бури, которая, казалось, бушевала в них так же сильно, как и в небе снаружи.
Маркус исследовал каждый дюйм прелестного длинного и гибкого тела Беки, дивясь каждому изгибу, нежной выпуклости груди и бедер, совершенному углублению ее пупка, и скрытым тайнам внизу.
В ответ она провела по нему жадными пальцами и языком, пока они оба не начали задыхаться, обниматься и целоваться с такой страстью, что казалось, будто свечи это самое маленькое пламя, самый крошечный огонек в комнате.
Бека сияла под ним, как неземное сияние полной Луны, как Солнце в прекрасный жаркий июльский день, как надежда в конце самого темного часа. Вместе они, казалось, могли достичь новых высот, которых ни один из них не смог бы достичь в одиночку.
Наконец, он погрузился глубоко в нее, раскачиваясь, толкаясь и поглаживая, пока они не достигли этих высот в огненной кульминации страсти, сияния и радости, сопровождаемой последним ударом грома, который, казалось, сотряс весь мир.
Лежа вместе, и наслаждаясь обществом друг друга, буря перешла в легкий дождь, и одна за другой свечи погасли, пока не осталось совсем немного. Бека тяжело вздохнула и прижалась ближе, погружаясь в расслабленный сон с намеком на улыбку на губах.
Маркус крепко прижал ее к себе, не желая спать и пропустить ни одной минуты лучшей интерлюдии за всю свою жизнь. Тем более, что он понятия не имел, сможет ли когда-нибудь снова приблизиться к такому счастью.
То, что они делили, было волшебным — более волшебным, чем собаки, которые на самом деле были драконами или заколдованными существами из сказок. Но что это значило, он никак не мог понять.
Говорили ли они друг другу «да» или прощались?
* * *
Дождь перешел в морось, а затем прекратился, когда уже вечерело. Через некоторое время Бека проснулась, выглядя такой же ошеломленной и встревоженной, как и он, и приготовила им ужин.
Чуи вернулся, когда они перекатывали еду по тарелкам, и доел остатки, бормоча страшные проклятия о Людях, идиотизме и чем-то, что звучало как сморы. Маркус проигнорировал его, а Бека просто рассеянно погладила по голове, попеременно улыбаясь в пустоту и хмурясь в пространство, как будто смотрела в будущее, которое ей не нравилось. У него было такое чувство, что она не предвидела ничего, что могло бы закончиться «и все они жили долго и счастливо».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Он пытался дозвониться до отца, но ответом ему были лишь гудки. Поэтому он остался с Бекой, чувствуя то вину, то облегчение, но в основном просто радуясь возможности провести еще несколько минут в ее обществе.
Наконец, когда поздний летний вечер подходил к концу, и Солнце опускалось за холмы, они направились на пляж, чтобы встретиться с Королевой Морского народа и Королем Шелки. Чуи остался в автобусе, чтобы охранять Живую и Мертвую воду, хотя никто из них не думал, что теперь, когда Кеша больше нет, кто-то придет за ней.
