— Ты купил тот самый дом? — Марина все еще пыталась хмуриться, но искорки в глазах выдавали ее радость.
— Да. Тот самый, где мы с тобой провели нашу первую ночь. И я верю, что у нас там будет еще много счастливых ночей.
— Почему же ты раньше не сказал, чем будешь занят? Ведь я волновалась.
— Как я мог сказать, если нам с тобой не давали увидеться наедине? Но я думал, что ты и сама догадаешься. Разве ты не уверена во мне?
— Трудно быть уверенной, когда все вокруг доказывают мне обратное! — воскликнула она с обидой. — Мать и отчим твердят, что ты меня обманешь, и предлагают мне выйти замуж за человека, которого считают надежным. Твоя любовница из «Золотого колеса» встречает меня на улице и говорит дерзости. Сплетники шепчутся за моей спиной, сводники уже начали предлагать свидания с местными ухажерами.
— Прости меня; я клянусь, что все это очень быстро закончится! — Донато взял Марину за плечи, и желваки на его скулах заходили. — Я сегодня же пойду к консулу и попрошу его помочь в моих хлопотах о разводе.
— Но эти хлопоты продлятся долго, — вздохнула Марина.
— Да, скрывать не буду, это долгое дело. Но, чем бы оно ни закончилось, ты все равно моя жена. Мы будем жить вместе в нашем доме богато и счастливо.
— Нас никто не благословит на это счастье: ни твои, ни мои священники…
— Нас благословит Бог, который послал нам эту любовь, — убежденно заявил Донато.
— Может быть. Но люди осудят. Я недавно встретила отца Панкратия. Он очень обижен на нас. Я ему пообещала, что ты, хоть и не пойдешь на службу, все же постараешься узнать о подготовке к войне. Я зря пообещала?
— Нет, не зря. Я сделаю то, что говорил. Я не хочу быть лжецом в твоих глазах. Мне важно, чтобы ты в меня верила.
— Слава Богу, теперь воскресла моя надежда на счастье. — Марина грустно улыбнулась. — Хотя это будет очень трудное счастье…
— А счастье вообще не бывает легким, — вздохнул Донато. — Так ты согласна уехать со мной из Кафы в наш дом?
— Когда?
— Да хоть сейчас, немедленно.
— Сейчас это невозможно. Мне надо все обдумать, собраться.
— Скоро в Кафе будет праздник святого Георгия, всеобщая суматоха. По-моему, это удобный случай для нашего с тобой отъезда. Ты согласна?
Марина быстро оглянулась по сторонам и поймала на себе любопытные взгляды двух стоявших в отдалении женщин. Ей стало неприятно, что городские кумушки будут наблюдать за ее разговором с Донато, а потом обсуждать и строить предположения.
— Встретимся на празднике, и тогда я тебе дам ответ, — сказала она торопливо и, отступив на шаг, добавила: — Торжества начнутся возле Кайгадорских ворот, там ты меня и увидишь. Прощай!
Марина зашагала прочь, не оглядываясь, а он некоторое время смотрел ей вслед, потом повернул от Доковой башни на юго-запад, к воротам цитадели, за стенами которой располагался замок консула, резиденция епископа, главный латинский храм города — церковь Святой Агнессы, а также здание суда, казначейство и прочие важные учреждения города. Сегодня в полдень Донато рассчитывал попасть на прием к консулу Кафы Джаноне дель Боско.
Глава двенадцатая
Из стрельчатого оконного проема в коридоре консульского замка была видна якорная стоянка Кафы, находившаяся близко от берега, возле стен цитадели. Небольшая осадка быстроходных генуэзских кораблей позволяла им подходить к коротким причалам, а число причалов соответствовало количеству ворот морского фасада. Стоя возле окна, Донато рассеянно оглядывал картину кафинского рейда и уже не в первый раз отмечал сходство Кафы с Генуей, особенно заметное в припортовых кварталах. Да и окружавшие город пейзажи были подобны генуэзским.
Сзади послышался голос секретаря консульской канцелярии, и Донато тотчас оглянулся:
— Консул примет меня?
— Его милость сможет уделить вам немного времени, — бесцветным голосом ответил секретарь и повел Донато в кабинет Джаноне дель Боско.
Рядом с этим кабинетом находилась комната с машиной для пыток, и от ее зловещей близости у посетителей невольно пробегал холодок по спине, заставляя остро чувствовать свою зависимость от железного кулака власти, олицетворением которой в Кафе служил консульский замок.
Консул в этот момент беседовал с викарием и одновременно просматривал бумаги, разложенные на столе. Услышав звук шагов, он поднял голову, и его цепкий взгляд задержался на лице Донато. Римлянин вежливо, но без робости поклонился и поприветствовал правителя Кафы — хоть и временного, но достаточно влиятельного, чтобы за год своего правления успеть устроить или, наоборот, сломать чью-то судьбу.
Джаноне дель Боско был человеком средних лет и достаточно внушительной наружности. В его крепкой фигуре и властном породистом лице было нечто, вызывающее невольное почтение. Когда небольшие темно-серые глаза консула остановились на Донато, римлянин понял, что Джаноне не только его узнал, но и в подробностях вспомнил, с какого рода просьбой обращался к нему данный посетитель еще в Генуе.
Пока консул заканчивал свой разговор с викарием, Донато без особого интереса разглядывал обстановку комнаты: массивный стол, скамьи с высокими спинками, огромный ларь в углу, на стене — гобелен с вытканным на нем гербом консула и оружие, украшенное драгоценными камнями.
Но, проявляя кажущееся безразличие, римлянин чутко прислушивался к беседе консула с викарием и уловил в словах последнего нечто любопытное:
— Джанкасиус[32] грозится занять несколько селений кафинской Кампаньи[33], если мы не сделаем того, что обещали. А эти селения снабжают город продовольствием.
— И этот черкес способен выполнить свою угрозу, — мрачным голосом пробормотал консул и замолчал, шелестя бумагами.
Донато перевел взгляд на другую стену и обратил внимание на две стрельчатые ниши с рельефными изображениями двух гербов, один из которых был гербом Генуи — крест посреди щита, обрамленного гирляндой растительного орнамента. Другой представлял собой татарскую тамгу с полумесяцем — герб Золотой Орды, символизирующий зависимость Кафы от Крымского хана.
— Иногда приходится признавать власть варваров, чтобы самим удержаться у власти и иметь свою выгоду, — вдруг прозвучал резковатый голос Джаноне дель Боско. — Ты согласен с этим, римлянин?
Донато удивился: он был уверен, что консул, поглощенный беседой с викарием и просмотром бумаг, вовсе не замечает, каким насмешливым взглядом его новый посетитель посмотрел на татарскую тамгу. Также была достойна удивления и память Джаноне дель Боско, не забывшего, что Донато Латино не генуэзец, а римлянин.
