С первого дня над будущим фильмом стояли не те созвездия. Не успели начаться съемки, как Джейк возненавидел сценарий. Жутко разругался с актрисой — сногсшибательно красивой, но пустенькой британочкой, которой предстояло исполнять главную роль. Она придерживалась макробиотической диеты, читала брошюрки по дзену и была абсолютно убеждена: чтобы пройти по дороге из желтого кирпича к всемирной славе[307], надо быть девушкой сверхсовременной. Все в ее мире было или суперским, или отстойным, а люди оценивались по тому, прикольные они или тормоза. Она была не прочь сняться обнаженной и сразу дала об этом знать Джейку, причем не один раз, а дважды (но, разумеется, только в том случае, если такая сцена будет «художественно оправданной»).
Первый день съемок у Джейка всегда шел со скрипом, а тут еще продюсер стоял над душой — с того самого момента, как Джейк взялся за видоискатель. День казался бесконечным, вымотал все силы, а когда кончился, оказалось, что снять удалось всего минуту, причем паршивенькую, что было ясно сразу, еще до завтрашнего отсмотра «потоков». Который происходил в полдень в просмотровом зале в присутствии продюсера, исполнительницы главной роли, ее агента и прочих; все были злобные, все в поту. Когда зажегся свет, никто не произнес ни слова, боясь высказаться не в масть продюсеру. А тот в дальнем углу уже что-то шепотом обсуждал с оператором-постановщиком, звездой и ее пронырливым агентом.
Объявив, что ждет всех на площадке через двадцать минут, Джейк вышел вон, чтобы немного передохнуть в обществе своих «генералов свиты»; многих из них он нанял для участия в проекте официально.
— Да плюнь ты, Янкель, не позволяй ему портить себе настрой! Он же известный гроббер[308].
В тот же день чуть позже, когда снимали сцену в ресторане, все пошло вразнос окончательно. Звезда, хлопая накладными ресницами, приклеенными вопреки возражениям Джейка, повернулась между дублями к нему и указала на массовку, торчавшую под жаркими софитами с полудня: отрепетировали — мотор — стоп, опять репетиция — мотор — стоп, раз за разом, только для того, чтобы она с едущей за ней следом камерой могла через эту толпу горделиво протиснуться, правильно произнеся свои три короткие реплики. Она повернулась и, чарующе улыбаясь все еще скрюченному у камеры оператору, говорит:
— Это что там у вас за уроды?
— Кто?
— Ну, эти рожи, что вы там собрали. Это статисты или гопники с большой дороги?
— Это мои друзья, — скрипнул зубами Джейк. — А куда это вы направились?
— А что, еще мало дублей?
Мало! Потом был и пятый, и десятый, и еще, и еще — к вящему озлоблению продюсера. Потом опять, и еще два раза, пока она не убежала в свою грим-уборную. Растерянный продюсер за ней.
Еще не было шести, когда агенту Джейка в офис доставили с нарочным письмо. Джейк отстраняется от съемок.
— Скажи ему, пусть не переживает, — сказал на это Джейк. — Я сам ухожу.
— Нет, не уходишь. Изволь в понедельник быть на площадке. Продолжай снимать.
— Не надо на меня давить!
Во вторник провели совещание, потом в среду второе, с адвокатами. В четверг удрученный агент пригласил Джейка на ланч, во время которого сообщил, что Джейка заменили другим режиссером.
— Их условия соглашения я отклонил. Стою на том, чтобы тебе выплатили весь оговоренный гонорар.
— Эх да ни фига себе.
— Если это дело выгорит, тебе нельзя будет подписывать контракт на следующий фильм в течение всего того времени, пока ты должен был бы работать над этим. Иначе деньги отберут.
Джейк рассмеялся.
— Что ты находишь в этом смешного?
— Вот черт, за то, чтобы я не работал, мне будут платить зарплату, больше которой я не получал никогда в жизни!
— Пусть это тебя особо не тревожит. Из режиссеров, с которыми я сотрудничал, нет ни одного, с кем подобное не случалось хотя бы однажды.
Ходить стало некуда, делать нечего (разве что с Хоффманом на пару прятать и перепрятывать деньги от налогового ведомства), и Джейк пристрастился долго спать, а потом бродить пешком, постепенно продвигаясь в сторону Суисс-Коттеджа, где наведывался в киоск «У.Г.Смита»[309], чтобы купить «Геральд трибьюн». Чуть ли не каждый день он проходил мимо магазина одежды, где работала Руфь. Обычно в таких случаях Руфь стучала по стеклу, отчего он дергался, сбиваясь с мысли. Она махала ему рукой, он махал в ответ, но через некоторое время эта пантомима удовлетворять ее перестала. Руфь повадилась подзывать Джейка к двери.
— От Джозефа ничего не слышно?
— Нет.
— Извините, конечно. Но ведь в том, что я спрашиваю, нет ничего дурного, правда же?
Или на другой день:
— Быстро. Гляньте вон туда. Да нет, через улицу. Видите даму, которая садится в «бентли» с шофером?
— Ну, вижу.
— Это кузина леди Коэн. Как ни придет к нам в магазин, просит, чтобы ее обслуживала именно я. С такими иметь дело — одно удовольствие. Не то что с какой-нибудь яхной из Голдерс-Грин, если вы понимаете, о чем я. Ну как, что новенького?
Джейк озадаченно хлопает глазами.
— Ну, в смысле, насчет Джозефа. От него есть что-нибудь?
— Руфь, я вас умоляю. Я с детства с ним не виделся. С детства!
4
За каких-нибудь пять минут до прихода няни — Руфь как раз ткнула за ухо пробочкой от флакона с духами — ее позвали в коридор к телефону. Звонила Сандра Пински. Увы, она все-таки не придет.
— Но почему? — огорчилась Руфь.
— Хочешь по правде? — Сандра не сдержала смешка. — Так-то я бы с дорогой душой…
— А-аааай, — простонала Руфь. — Ладно тебе!
— У меня с бойскаутами общий девиз: «будь готов!»
И много ты преуспела — благодаря твоей всегдашней готовности? Впрочем, вслух Руфь ничего похожего не произнесла.
— Ты что, не можешь позвонить своему доктору, чтобы он оставил рецепт в приемной? Зайдешь, заберешь.
— Да я звонила уже, но он торопился, как раз уезжал на уик-энд. Я ему: доктор, я же без таблеток осталась! Каких таких, говорит, таблеток? Ну этих, говорю. В таком случае, лапушка моя, — сказал он мне, — до понедельника я на вашем месте трусишки-то не снимал бы! — Тут она снова залилась хихиканьем. — Ведь вот же гад какой, а?
— У него должен быть в клинике заместитель. Надо же людям к кому-то обращаться, пока его нет! Найди его, спроси рецепт.
— Да есть, но он пакистанец. Ой, Руфочка, ну как можно? Я со стыда сгорю.
— Да ладно! — Подобную возможность Руфь отмела с порога. — Брось ты!
— Да и надеть мне нечего. А кстати: я оставила приглашение мистеру Штейну. В субботу придет. Ты с ним поосторожней, дорогая. Так по нему вроде не скажешь, но у него одно на уме.
— Ну, может, все-таки придешь?
— Приходи лучше ты ко мне. Будем смотреть «Мстительниц»[310]. Первую серию я видела. На той неделе еще.
— Ладно, поняла. До меня, как до жирафа. Ну пока, — сказала Руфь и повесила трубку.
На «Вечера дружеских знакомств» Руфь решила больше не ходить: во-первых, ей надоело изображать из себя двадцатисемилетнюю, да и выкаблучиваться перед якобы сорокапятилетними (ага, будто бы!) жалкими типами, большинство из которых давно разменяли полвека, надоело до полусмерти. Тем более что знать они хотят единственно, сколько ты стоишь в смысле приданого, а нет его, так давай сразу в койку.
Быстро глянув в «Джуиш кроникл», убедилась, что в галерее «Бен Ури»[311] нынче ничего нового; нет там сегодня и никакой лекции. Сходила через улицу, купила четверть фунта конфет и «Ивнинг ньюс».
Эти фильмы О КАНАДЕ не посмотреть НЕЛЬЗЯ!
Они могут ЛИЧНО ТЕБЕ помочь с началом НОВОЙ ЖИЗНИ
Ниагарский водопад. Дина Дурбин. Ну да, и Джозеф Херш, подумала она. Спасибочки.
У булочной Гродзинских[312] ее остановила миссис Френкель.
— Сегодня Голду опять в больницу увезли. Ты, наверное, видела «скорую» у подъезда.
— Нет, не видела.
— Выпадение матки, она даже ходить не может. Не понимаю: я думала, ей уже все вырезали.
— Это я не знаю! — сказала Руфь.
— Да уж, неизвестно, что лучше — состариться или умереть молодой. А куда это ты идешь? Вся такая нарядная!
— В Букингемский дворец, кушать латкес. Куда же еще-то? — и Руфь побежала к автобусу.
А что, подумала она, может, и впрямь в Канаде началась бы новая жизнь. Без этих вездесущих йент соседок, вечно сующих нос, куда не надо. Собрать чемодан, купить билет и понеслась! Прощайте, вешалки с платьями; с приветом, ежевоскресные чаепития в Эджвере, где жена брата каждый раз как с ножом к горлу: «Ну вот, прошла еще неделя, ты с кем-нибудь познакомилась?» В Австралию, в Канаду, в Южную Африку — куда угодно! Даже брат, который каждый день читает «Файненшл тайме», говорит, что в Канаде у нее было бы больше шансов. Он сам бывал в Торонто; там, между прочим, мэр еврей. И правительство там не жмет из тебя, как из лимона, последние соки.
