– Ты умеешь ее готовить? – спросила Джорджия.
– Я научился на отрубях. Ты только мне подскажешь. После познакомлю тебя с Артуром, а пообедаем в «Жемчужных воротах», чтобы дать повод к сплетням, ну и обновим гардероб. И лучше это сделать в Бате, чем в Ратминстере. Смотри-ка, к Мериголд направляется зеленый фургончик.
– Он каждый понедельник объезжает все большие дома Парадайза, – печально пояснила Джорджия. – Забирает старые растения и заменяет их новыми. Наверное, то же самое надо делать и с женами.
– Ну-ну, – укорил Лизандер, – махни рукой и приободрись.
Лизандер окончательно преодолел недоверие, приготовив овсянку так, что ложка в ней стояла. Им досталось по три круассана, а каши хватило даже Артуру.
Они вернулись позже, чем думали, и обнаружили, что фильм, который хотели посмотреть, вовсе не мюзикл, а порнографическая комедия о похождениях геев-проституток.
Лизандер постоянно вытирал глаза подолом рубашки, лишь однажды оторвавшись, когда задыхающаяся от хохота Джорджия сказала, что можно не опасаться и переключить.
– Но мне действительно нравятся геи, – признался Лизандер взволнованно. – Ведь как только подумаешь, что с моим другом Грегором может подобное произойти... Извини, Джорджия.
«Да ведь он совсем ребенок, – подумала она, – хоть и милый».
Вернувшись в пятницу, Гай обнаружил, что в доме прибрано, а в нижних комнатах стоят цветы – хоть в прихожей его не встретил даже маленький букетик. Ни виски, ни обеда, Джорджии нет. Обычно атака начиналась, как только он переступал порог. Когда она через полчаса спускалась по черной лестнице, то выглядела значительно лучше, морщины на лице были разглажены.
– Что ты здесь делаешь? – изумленно спросила она.
– Вообще-то я по пятницам приезжаю домой, – раздраженно ответил Гай.
– Сегодня пятница? Я не сообразила. А у меня ничего не готово на ужин.
– Должно быть, хорошо идет работа! – в замешательстве воскликнул Гай. До недавних пор приезд домой был равносилен прыжку с парашютом на заминированное поле.
Поднявшись рано, Джорджия сообщила, что должна погулять, пока не жарко, и рассердила этим Динсдейла. Она надела новую рубашку, подкрасила губы, надушилась и в течение двух часов читала под каштаном «Билл-боард» и «Зе Фейс». По пути домой осторожно стерла помаду и спрыснула Динсдейла Лизандеровским «О'Соваж», который они предварительно спрятали в дупле. Похихикав надо всем, она впервые за последние месяцы вошла в дом счастливой.
Пополнив запасы бензина и позвонив Джулии, Гай вернулся домой в воскресенье к вечеру и смутился, увидев записку от жены: «Ускакала в «Яблоню» за молоком».
– Ты здесь живешь уже больше четырех месяцев, – упрекнул Гай Джорджию, когда через час она пришла, – и до сих пор не знаешь, что «Яблоня» в воскресенье вечером закрыта. Им же тоже нужно отдыхать.
– Я, наверное, тупица? – беспечно спросила Джорджия.
– И потом у нас много молока.
Открыв холодильник, Гай продемонстрировал ей ряды белых бутылок.
– Должно быть, впадаю в маразм.
Ночью он услышал, как Джорджия поет в ванной «Незнакомца в Парадайзе». Господи, да ведь этот грубоватый голос услышит вся деревня. Джорджия не пела уже с тех пор, как узнала про Джулию.
Препятствием в любви Гая стала продажа «БМВ» для успокоения банка и кредиторов. Поездки до станции на «гольфе», не имевшем ни кондиционера, ни телефона, не были так почетны и подрезали крылья Купидону. В конце концов пришлось приобрести карточку с собственным номером, чтобы звонить из кабинок или из дома. Такое положение дел казалось ему просто нудным.
Наутро они с Джулией запланировали совместную поездку в Лондон и ехать надо было на более позднем поезде, поскольку няня у Джулии не могла отпустить ее раньше половины восьмого. Во избежание подозрений он накануне дождался Джорджии из ванной и объявил, что вместо семичасового уезжает девятичасовым поездом.
После паузы Джорджия сказала:
– Жаль. В семичасовом ты мог бы сидеть. А девятичасовой в понедельник набит битком.
– Зато я проведу лишний час с тобой в постели, – старался быть галантным Гай.
Видя, как хороша жена в кремовой ночной рубашке, Гай потянулся рукой к ее левой груди. Чувствуя, как твердеет его член, сонная Джорджия свернулась, как змея, и не реагировала на него.
—Спокойной ночи, дорогой, – пробормотала она и уснула.
Войдя утром в ванную и успокаивая себя тем, что овладевшее им возбуждение связано с предстоящим свиданием, Гай стал выбирать из стока рыжие волоски. Какого черта Джорджия бреет ноги, сочиняя здесь песни? Умывшись и одевшись со скоростью, присущей любителям адюльтеров, Гай выследил жену в другой ванной. Подумав, что она выглядит очень хрупкой с темными от воды длинными волосами, он спросил ее, ради чего она моет голову.
– В одиннадцать придут брать интервью у меня с Радио-Парадайз.
– Только две сотни слушателей.
– А интервьюеры? Ненавижу, когда волосы грязные. «У нее в голове кто угодно, только не я», – подумал Гай.
– Я лучше пойду.
– О'кей, увидимся в пятницу, – сказала Джорджия, подставляя под воду правый висок, чтобы смыть перхоть.
Смущенный тем, что к нему не цепляются и не предлагают кофе, Гай собрался пройти в кладовую и взять мыло и зубную пасту, но в кухне зазвонил телефон. Когда он поднял трубку и сказал: «Алло» – на другом конце провода ее быстро положили. Не догадываясь о том, что звонит Джорджия по внутренней линии из кабинета, Гай разволновался больше, чем она ожидала. Он подумал, что кто-то знал о его отъезде семичасовым и собирался забрать Джорджию.
В течение нудной недели он с трудом дозванивался до Джорджии и решил ее застукать, приехав домой пораньше. Но всю дорогу стоял на сумасшедшей жаре, придавленный дамой, накупившей рыбы на ужин. Дома обнаружил темно-голубой «феррари», припаркованный у входной двери под таким углом, словно водитель торопился войти. Вычищенный снаружи, внутри автомобиль был завален кассетами и мусором.
На террасе Гай увидел загорелого симпатичного юношу, кого-то ему напоминавшего. Светло-коричневые кудри ниспадали на гладкий лоб, а черные брюки элегантно удлиняли тело. Джорджия, неузнаваемо изменившаяся в новом леотарде, только входившем в моду, смотрела ему в глаза, словно желала вцепиться. Ее лодыжки приобрели золотистый цвет, а ногти на ногах были покрыты коралловым лаком. На коленях лежал лохматый щенок, а между нею и юношей стояла огромная кружка «Пимма». Динсдейл махнул хвостиком, но не встал, и только Джек Рассел зашелся в неистовом лае.
«Да ведь это же мой дом», – подумал Гай, как и шесть месяцев назад Ларри.
