— Кто же это такой? — подняв бровь, спросил Святополк. — Слухов много про ту шайку было, а в точности никто ничего не знал.
— А вот ты его самого расспроси… Эй, толмач, живо сюда.
Один из всадников проворно соскочил с седла, подбежал к лежавшему на земле буддийскому божку и что-то произнес на гортанном языке. Илья схватил кривоногого коротышку за шиворот и показал толпе. Ближайшие к нему киевляне отшатнулись — видно, было в этом странном создании, постреливавшем по сторонам черными рачьими глазками, что-то устрашающее.
После увесистой затрещины божок судорожно поджал кавалерийские ноги и быстро залопотал. Когда он умолк, толмач заговорил, коверкая русские слова на восточный лад:
— Отвечает так: зовут меня Сол, происхожу я из благородного хазарского рода Папазиев. После того, как твой дед, князь Святослав, разрушил наши города, мы снялись со своих мест и стали кочевать подобно своим предкам. Те племена, что пришли из-за Волги, когда Хазария погибла, согнали нас с хороших пастбищ, мы подались в лесные места.
— Ишь ты, послушать тебя: агнец кроткий, — усмехнулся Добрыня. — А тут еще старики живы, которые хазарский полон помнят. Что ни год, приходили вы под самый Киев, сколько сел пожгли, сколько душ погубили! Если б не Святослав Игоревич, по сю пору кровушку из нас пили бы. Да и я на Хазарию хаживал с Владимиром-князем, видывал, каково от этих смиренников тем доставалось, кто в рабство к ним попал.
— Эй ты, Сол-разбойник! — крикнул Святополк. — Отчего ж ты на худое дело пошел — купцов грабить стал, деревни зорить, народ переводить…
Божок ничего не ответил на вопрос толмача, только беспокойно засучил ножками.
— Порубить его, и только! — крикнули из толпы.
Илья поднял руку:
— Успеется с этим. Вели, князь, чтоб показал он, как на змеином языке говорит.
— Пусть покажет, — усмехнулся Святополк.
Толмач передал приказание. Сол снова посучил ножками и заложил в рот четыре пальца.
Виктор, со все возрастающим изумлением наблюдавший за сценой, почти детально воспроизводившей содержание знаменитой былины об Илье Муромце и Соловье-разбойнике, поспешно толкнул Торира и знаком показал ему, что надо заткнуть уши. Викинг непонимающе пожал плечами и не последовал его примеру.
Наблюдая за лицами окружающих, Ильин понял, что перестраховался, и отнял руки от ушей. Карлик свистел громко, пронзительно, но не настолько, чтобы, как говорилось в былине, «маковки на теремах покривились, а окошки в теремах рассыпались, а что есть людишек, все мертвы лежат».
Посвист хазарина походил на некую мелодию, то возвышаясь, то понижаясь, она словно бы повествовала о чем-то тревожном. Когда Сол умолк, Святополк спросил у Ильи:
— И что, в ихнем племени все так объясняются?
— Как есть все, — ответил богатырь. — За десять верст друг друга слышат. Оттого-то и не давались в руки, что от любого войска уйти успевали Глеб-князь не раз дружину посылал тот волок очистить.
— Благое дело ты исполнил, любезный Дружина! — сказал Святополк. Жалую тебя за это конем вороным из моей конюшни да шубой собольей. И на службу к себе милости прошу…
— Исполать тебе, князь, за ласковое слово, — поклонился Муромец. Позволь и тебе подарок сделать для твоего зверинца.
Он кивнул своим молодцам; те проворно соскочили с лошадей и, затолкав Сола в мешок, передали его княжеским гридням.
После этого Илья достал из переметной сумы узкий блекло-синий лоскут, привязанный к обломанному древку. Растянув его на руках, показал толпе: на грязно-голубом поле было вышито извивающееся тело змеи.
— А вот и знамя ихнее. Нету больше змеиного полка…
И на этот раз ничего не вышло из замысла Ильина пробиться к Святополку. Слишком много просителей рвалось к князю, и дружина никого не допускала к нему. Даже дюжий Торир не смог преодолеть заслон.
В последнем отчаянном усилии Ильину удалось привлечь к себе внимание Добрыни — старик тоже оказался в плотном кольце людей, желавших хотя бы прикоснуться к знаменитому воителю, слава о котором жила во все те десятилетия, пока он скрывался в дебрях от ищеек Владимира.
Заметив машущего ему из толпы Ильина, волхв, видно, не сразу узнал его, так как равнодушно скользнул по нему взглядом. Но тут же снова воззрился на Виктора, Потом взмахнул плетью над головами толпы и направил коня прямо к тому месту, где стояли Ильин и Бычья Шея.
— Ты здесь?!
— Как я рад тебя видеть, Добрыня! Часто вспоминал тебя, глядя на твой дар, — с этими словами Ильин вытянул из-за пазухи шнурок с деревянным образком, на котором был вырезан поединок Змея и Всадника.
Взгляд старика потеплел, он порывисто погладил Виктора по волосам и сказал:
— Вот видишь, дождались мы светлого дня. Не зря я на Святополка надеялся…
В толчее поговорить как следует не удалось. Условились, что Ильич придет вечером на двор боярина Путши, родича Добрыни — у него старый воин думал остановиться.
IX
Когда начало смеркаться, Виктор отправился в усадьбу Путши, находившуюся за городской стеной на Перевесище, неподалеку от берегового откоса, круто спускавшегося к Днепру.
Торир а Ильин решил не брать с собой, так как опасался, что в ходе беседы с Добрыней могут быть задеты темы перемещения во времени и приспособления мигрантов к здешней исторической среде.
В тереме боярина он сразу же попал за пиршественный стол. Добрыня объявил, что Виктор — его старый друг, и посадил справа от себя. Новому гостю тут же поднесли ковш ставленого меда, от которого, конечно, нельзя было отказаться.
После этой огромной посудины хмельного Ильин почувствовал, что ноги стали словно чужими, да и язык стал плохо повиноваться. Добрыня обнял его за плечи и спросил:
— Нравится тебе здесь?
— Хорошо сидим, — кивнул Виктор.
— Этот дом старине верен… Посмотри, ни одного чернявого за столом.
Ильин оглядел пестрое собрание. Действительно, по лавкам сидели исключительно люди славянской и скандинавской внешности.
— Греки да хазары двор Путши стороной обходят… Знают, не жалуют здесь змиевых слуг.
— Скучал я по тебе, Добрыня, — сказал Ильин. — Не с кем часто поговорить было — никому ведь не откроешься. Только ты мою тайну знал…
— Слушай! — Старик хлопнул себя по лбу. — Совсем забыл… Похоже, ты не один тут такой, твои трое не в счет; есть в Киеве переписчик книг, который тоже молниями швырялся. Рассказали мне о нем, когда я сюда из Мурома добирался…
Хмель будто испарился. Сердце Виктора забухало как пудовый молот. Рокот тамбурина, смех, топанье плясунов — все потонуло в этом грохоте.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
