подкупишь, – рассуждала я. – Почему же ты последовал за четвертым принцем?
– Я южанин из очень бедной семьи, – негромко проговорил Ван Си. – В тот год, до того, как я оказался во дворце, случилось наводнение. Нам всем грозила голодная смерть, и отцу с матерью ничего не оставалось, кроме как с помощью одного хорошего знакомого отправить меня служить во дворец: они знали, что это в любом случае позволит мне заработать на жизнь. Всего нас в семье было шестеро братьев, но кто-то умер от голода, кто-то – от болезни, и вот осталось лишь двое: я да пятый брат. К счастью, наставник заметил меня, и к тому времени, как я стал старше, наша семья уже ни в чем не нуждалась. Пятый брат весьма вспыльчив, и однажды, когда сын начальника уезда стал приставать к его жене, он в порыве гнева нечаянно убил его. Начальник уезда желал, чтобы пятый брат заплатил жизнью за жизнь, и ему вынесли смертный приговор. Хотя я служил во дворце, ты, сестрица, знаешь суровый нрав наставника – я не мог и рта открыть. Кроме того, я был далеко от них и вообще не хотел вмешиваться, если бы не родители: они надеялись, что пятый брат позаботится о них в старости и продолжит род. По счастливому стечению обстоятельств сановник Ли услышал об этом деле, повторно рассмотрел его и заключил: «Сперва произошло домогательство до женщины из порядочной семьи, и лишь после этого – ненамеренное убийство. Конечно, это чересчур, однако оснований для смертной казни здесь нет». Пятого брата побили батогами и приговорили к восьми годам заключения, но его жизнь была спасена.
– Сановник Ли – это Ли Вэй?[58] – спросила я.
Ван Си кивнул. Я мысленно вздохнула, вспомнив, как в тот день Ли-анда велел Ван Си взять людей и проследить за тем, чтобы весть о смерти императора Канси ни в коем случае не просочилась за пределы парка Чанчунь. Снаружи находился Лонкодо, внутри – Ван Си: в нужное время и в нужном месте у Иньчжэня уже все было готово.
Глава 11
Один в постели – тяжких дум не избежишь
Завершив аудиенцию, Иньчжэнь вместе с восьмым и тринадцатым господами, а также другими сановниками отправились в главный зал павильона для обсуждения государственных вопросов. Гао Уюн ожидал указаний снаружи. Увидев, что я машу ему рукой, он коротко приказал что-то стоящему поблизости евнуху и быстрым шагом подошел ко мне.
– Скажите, господин, когда Юйтань переведут сюда? – спросила я.
– Барышня, – заискивающе улыбнулся Гао Уюн, – хотя формально все, кто служит в павильоне Янсиньдянь, находятся у меня в подчинении и я решаю вопросы о распределении, на деле для всего требуется одобрение Его Величества, и это…
– Его Величество уже дал согласие, – перебила я.
– Тогда все замечательно, – улыбнулся евнух. – Сейчас в павильоне Янсиньдянь не хватает рабочих рук, но прислуживать лично императору может лишь тот, кто проворен и прозорлив, говорит то, что должно, и не скажет ни словечка из тех, что произносить нельзя. Ваш покорный слуга как раз беспокоился о последствиях такой разборчивости. Будет просто отлично, если Юйтань станет служить здесь.
– Нижайше благодарю господина, – сказала я.
– Это я должен благодарить барышню, – с улыбкой сказал Гао Уюн, преклонив колено, и отошел.
Сановники стали покидать зал лишь тогда, когда совсем стемнело, а время ужина давно прошло. Как только все ушли, Гао Уюн начал созывать всех слуг. Когда я вошла, евнухи и придворные дамы как раз мыли Иньчжэню руки, и я услышала, как он спросил Гао Уюна:
– Жоси ужинала?
– Нет, – ответил Гао Уюн.
– Почему ты не велел накрыть на стол? – слегка недовольным тоном поинтересовался Иньчжэнь.
– Ваш покорный слуга…
– Господин Гао много раз предлагал мне отужинать, но я просила его подождать, – с улыбкой объяснила я, подходя к Иньчжэню.
Отпустив других придворных дам, Иньчжэнь протянул мне руки, чтобы я занялась его рукавами.
– Почему ты не поела?
Я только улыбнулась, ничего не ответив, закатала ему рукава и опустила его ладони в таз, принимаясь за мытье. Внезапно он схватил мою ладонь и сжал. Я несколько раз дернула руку, пытаясь высвободиться, но не преуспела. Цзюйюнь, которая держала таз, притворилась, будто увидела в стороне что-то интересное, и отвернулась. Чувствуя, как заалели мои щеки, бросила на Иньчжэня короткий взгляд, и он, поняв, что я нервничаю, с мягкой улыбкой ослабил хватку.
Когда евнух внес кушанья, Иньчжэнь, взглянув на поднос, весьма удивился. Хотя он и жил гораздо скромнее, чем император Канси, все же один суп и три блюда – это чересчур скромно для императора. Впрочем, он мгновенно все понял и уточнил:
– Ты готовила?
Улыбнувшись, я наполнила миску вареным рисом и вручила ему со словами:
– Эти бесхитростные блюда не сравнятся с теми, что делают на императорской кухне, но они приготовлены с душой!
Иньчжэнь ничего не сказал, лишь махнул рукой, и Гао Уюн вместе с остальными тут же удалились. Словно простые муж и жена, мы принялись за еду: никто нам не прислуживал, мы сами брали те блюда, которые хотели, и клали себе на тарелки. Наш ужин прошел спокойно и мирно. Иньчжэнь ел много и с аппетитом, добавив к первой порции еще две, и даже я незаметно для себя съела на полмиски больше, чем обычно.
– Раньше, когда ты готовила для царственного отца всевозможные сладости, мы, принцы, могли лишь изредка отведать одно или два пирожных, если везло присоединиться к его трапезе. Уже тогда я думал о том, что не знаю когда, но хотел бы попробовать что-нибудь, что ты намеренно приготовила бы только для меня.
– Кто сказал, что раньше я ничего не готовила для тебя? – поджав губы, со смешком отозвалась я.
Он ненадолго задумался, после чего спросил:
– Когда это ты готовила для меня? Неужели я был настолько невнимателен?
– Ты вовсе не был невнимателен, – мило улыбнулась я. – Просто выпил слишком много чая, только и всего.
Иньчжэнь расхохотался и, смеясь, согнутыми пальцами стукнул меня по лбу.
– И что за дурная привычка – бить людей по лбу? – завопила я, хватаясь за лоб. – Не боишься, что я поглупею?
Потянув меня за собой к кушетке, Иньчжэнь сел сам и усадил меня рядом.
– Если поглупеешь, так еще лучше: будешь меньше хитрить.
Я лишь молча покосилась на него. Иньчжэнь
