На освободившиеся у причаловместа вставали пароходы, которые доставили в порт пехотную дивизию и кавалерийскую бригаду, вместе с лошадьми. Чтобы разместить бригаду на пароходах, пришлось оставить в Севастополе всех обозных лошадей пехотной дивизии. В Эрегли на кораблях доставили только конский состав для артиллерии и полевых кухонь.
Эскадроны кавалеристов, выгрузившись, тут же направились ко всем окрестным селениям. У местных жителей под расписку изымали всех пригодных к службе лошадей. Русским нужно было срочно укомплектовать тягловой силой обозы.
Несогласных слегка поколачивали, но лошадей все равно забирали. На этот счет перед высадкой личному составу были даны четкие указания.
Утром перед высадкой командиры рот зачитали солдатам и матросам Манифест Императора и приказ командующего Балканским фронтом князя Михаила Николаевича. В Манифесте говорилось:
'Солдаты, матросы и офицеры доблестной Российской армии! В этот час вы вступаете на земли исконного врага русского народа — Османской империи. Веками османы и вассальные им крымские татары грабили русские земли, жгли города, разоряли деревни, уводили в полон сотни тысяч русских людей. За последние сто лет русские воины выгнали турок с нашей земли. Но, османы продолжали притеснять родственные нам христианские народы: болгар, сербов, черногорцев, молдаван и многих других.
Настало время навсегда сломать хребет Османскому зверю. Отомстить ему за все вековые обиды. Отбить у осман проливы, освободить от их гнета дружественные нам народы. Утвердить на всех землях по обе стороны от проливов, когда то принадлежавших христианской Византии, Российское знамя. И вспомнить, что именно Византия дала Руси православие.
А все, кто попытается вам в этом помешать, должны быть беспощадно уничтожены. Повелеваю: разгромить османские войска, освободить от мусульман древний христианский Царьград — город Константинополь. Сбросить с храма Святой Софии полумесяц и воздвигнуть на нем Крест Господа нашего Христа.
Вперед, Христовы воины! Без страха и упрека! С нами Господь и Пресвятая Богородица!'
В приказе командующего говорилось:
'Все сопротивляющиеся нашим войскам должны быть уничтожены. Если из какого-либо города, селения или крепости ведется обстрел по нашим войскам, таковые места штурмом не брать, а окружать и расстреливать артиллерией до тех пор, пока противник не выкинет белый флаг. Сдавшихся воинов собирать в охраняемые лагеря.
Командирам частей приводить к присяге Российской империи местное административное руководство. Отказывающихся присягать чиновников заключать под стражу.
Напрасных обид местному населению не чинить. За конфискованное у местных жителей ввиду воинской необходимости продовольствие, фуражили иное имущество командирам частей и подразделений выдавать жителям расписки и разъяснять, что после окончания войны имущество будет возвращено, либо будет выдана его стоимость.
Однако, свою волю местному населению доводить с непреклонностью. Все огнестрельное и холодное оружие у местного населения неукоснительно забирать с выдачей расписок.'
После зачтения Манифеста и приказа священники отслужили молебен о даровании православному воинству победы над неверными.
Высадившаяся в Эрегли пехотная дивизия генерал-майора Созанского была кадровой дивизией Крымского округа, имевшей полный штат еще в мирное время. Кавалерийская бригада была специально сформирована лишь полгода назад. Зато, в ее состав вошли только воины, отличившиеся в прошлогодней Туркестанской компании. Бригада полковника Стародубцева численностью 4 тысяч человек включала в себя четыре драгунских полка и три гусарских.
В 3 часа дня Стародубцевдвинул своих кавалеристов назад к Босфору, развернув веером на 30 верст в ширину шесть кавполков. Они выполняли функции разведки и передового отряда десанта. Один полк драгун составлял резерв комбрига. В каждом полку находились кадровые разведчики Госраз, под видом торговцев четыре года колесивших по этой местности.
Вслед за кавалеристами ушла морская пехота. Командующий десантным отрядом генерал-майор Юрьевский со своим штабом следовал с морпехами.
Пехота разгружалась до глубокой ночи. Пехотные полки сразу после выгрузки уходили вслед за кавалеристами. Обозники получали пригнанных кавалеристами лошадей, комплектовали полковые обозы и тоже уходили вперед. К вечеру 13 июля все части покинули город, в котором осталось лишь небольшое охранение.
Рота поручика Юрия Никольского днем 13 числа заняла позицию в семи верстах южнее города на невысоком, с полсотни саженей, холме. У подножия холма проходила дорога на юг, к расположенному в сотне верст турецкому городу Болу. Южнее этого холма начиналось длинное ущелье, или даже долина, постепенно поднимавшаяся на Анатолийское нагорье, занимавшее всю центральную часть Малой Азии. По долине с нагорья в море стекала речка, а параллельно речке проходила дорога.
Весь следующий день рота укреплялась. Долина речки была полностью распахана и засеяна крестьянами из видневшейся рядом деревни. Однако, склоны холма покрывал густой кустарник. Два взвода рубили кусты, очищая сектора обстрела. Один взвод укреплял вершину: готовил кольцевой окоп, опоясывающий макушку холма, готовил восемь позиций для расчета приданного роте пулемета, для ведения огня во все стороны и позицию для двух приданных ракетных станков с возможностью кругового обстрела. До вечера в каменистом грунте удалось выкопать лишь мелкие окопы и вырубить весь кустарник. Топор в роте был всего один — у повара полевой кухни, поэтому для вырубки кустов использовали остро заточенные малые саперные лопатки. От окопов роты до дороги было саженей двести.
За следующий день отрыли окопы полного профиля и прикрыли высокими брустверами позиции пулеметчиков. Никольский послал в деревню фельдфебеля с солдатами за котлами. У местных взяли под расписку во временное пользование восемь больших котлов с крышками, литров по сто каждый. Котлы вкопали в землю и натаскали в них ведрами воды из речки. Срубленный хворост снесли к кухне. Рота готовилась к длительному сидению на холме и к возможной осаде.
Юрию было известно, что, на всех подходящих к городу дорогах, стоят такие же роты. Для охраны города и порта был оставлен всего один батальон. Одна рота с приданной батареей полковых пушек во главе с командиром батальона майором Прянишниковым стоит в резерве в городе.
Еще два дня солдаты отдыхали, сидя на солнцепеке на лысом холме. Утром и вечером, когда спадала жара, продолжали совершенствовать оборону. Копали ходы сообщения и строили землянки, используя для перекрытий кустарник. От палящего солнца прятались под тентами, сделанными из палаток. Отлучаться из расположения поручик разрешал подчиненным только по нужде и за водой.
Комбат сообщил Никольскому, что 18 — 19 числа ожидается прибытие в Эрегли еще одной пехотной дивизии. Тогда их, по всей вероятности, сменят. Но, спокойно досидеть на горке роте не довелось. Ближе к полудню вдали на дороге показалось облако пыли. Через полчаса уже можно было разглядеть подходящую сверху длинную колонну пехоты. Как Юрий оценил по длине колонны, к ним подходило не меньше полка. Поручик отправил к комбату связного. На полверсты впереди пехотной колонны ехало конное охранение, человек двадцать.
Юрий решил охранение пропустить, в надежде, что они поленятся лезть на холм. Солдатам приказал за бруствер не высовываться. А сами брустверы ничем не отличались по цвету от выгоревших на солнце склонов холма. Мало ли что там за кучки камней и грунта на вершинке холмика. Сам поручик осторожно выглядывал из-за камней.
Поравнявшись с холмом, конники остановились и стали препираться. Как понял Юрий, командир дозора посылал нукеров на холм, но, те отказывались. О крайне низком уровне дисциплины в местных турецких войсках им информацию доводили. Препирались турки долго. Наконец трое спешились и не спеша полезли на холм. Один воин остался на дороге, держа в поводу коней. Остальные поехали дальше.
