XII
Воин по натуре, Александр повсюду ездил только верхом и очень редко пользовался носилками. Он любил осматривать ночью покоренные им города, когда улицы были безлюдны и загадочны. Царь ехал по улицам Вавилона, и при свете звезд уже издалека была заметна золотая уздечка Букефала, украшенная драгоценными камнями. Парадную сбрую царского скакуна уже знал каждый житель Вавилона.
На голове у Александра красовался шлем с султаном из перьев белой цапли. Через плечо был перекинут пурпурный гиматий, расшитый золотом.
По улицам Вавилона царь царей ехал в сопровождении телохранителей и небольшого отряда воинов.
Царь уже поравнялся с воротами богини Иштар, на которых луна освещала отливающие голубизной изображения пантер, как неожиданно перед ним возникла всадница на белоснежной лошади.
Телохранители выхватили мечи.
– Остановись, кто ты?
Вопрос прозвучал с такой повелительной силой, что всадница вместе с лошадью замерли.
– Что ты молчишь?
Александр пристально вгляделся в изящную женскую фигуру. Глаза царя мгновенно озарились – не может быть.
– Ты ли это, Таида?
У Таиды вырвалось:
– О боги!
– Одна, ночью, в незнакомом городе… Что ты делаешь?
– То же, что и ты, царь. Любуюсь ночным Вавилоном.
Царь жестом приказал телохранителям удалиться, протянул руку и дотронулся до плеча гетеры:
– Похоже, Вавилон действительно город волшебства.
Повинуясь внезапному порыву, они взялись за руки, и лошади закружили их.
Гетера подняла на молодого царя полные мольбы глаза:
– Позабудь обо всем, царь!
– Снова с тобой?
Она решительно ответила:
– Снова, и только со мной!
Не сговариваясь, забыв о телохранителях, они поскакали по ночному городу к дому гетеры.
Отряд воинов, соблюдая приличное расстояние, все же незаметно следовал за ними.
Неяркий свет, льющийся из бронзового светильника, освещал комнату Таиды. Темные материи тяжелыми складками закрывали стены. Разноцветные ковры, вытканные на берегах Евфрата, покрывали мозаичные полы.
Между двумя колоннами стоял домашний жертвенник, на котором тлели угольки благовоний, наполнявшие покои гетеры изысканными ароматами.
В полированном зеркале отражалась стоящая на небольшом столике из эбенового дерева мраморная статуэтка Афродиты.
Несколько ступенек из мрамора вели к широкому ложу.
На краю ложа сидел Александр. Он заметно нервничал, сожалея о том, что поддался внезапно вспыхнувшему чувству. На утро было назначено несколько военных советов, к которым он теперь не успеет подготовиться. Кроме того, он вспомнил, что Таида приехала к Птолемею. Правда, Птолемей покинул ее. Но все же…
Таида сидела напротив. Мерцающий свет падал на волосы и надетые на ней драгоценности, сверкающие разноцветными огнями. Ее красота притягивала, и у него невольно вырвалось:
– Как ты красива, Таида!
Она села на ложе, и пламя светильника озарило ее всю.
На ней был полупрозрачный ионийский хитон. Густая копна распущенных волос оттеняла лицо, ярко-синие глаза сверкали.
– Это все для тебя одного… потому что я… я люблю тебя, мой царь…
Таида грациозным движением обвила его шею руками. Их лица приблизились, и губы слились.
Неожиданно царь отодвинулся от гетеры. Лицо его приняло непроницаемое выражение.
– Твоя красота превосходит красоту всех других женщин, но…
Наступила тишина. Гетера слышала стук собственного сердца. Удивленная, она спросила:
– Но что? Что останавливает тебя?
Александр резко ответил:
– Аристотель учит нас, что менее важное надлежит приносить в жертву более важному. Я должен, я обязан уйти. Важные дела вынуждают меня уйти немедленно.
Таида вскочила с ложа, воскликнула:
– Подожди немного!
Она должна победить!.. Обязана!.. Это ее долг перед Афинами… И подумала: «О Эрот, неужели у тебя нет стрелы для этого человека?»
Александр не терпел, когда ему прекословили. Огромным усилием воли сдерживая свои чувства, он резким тоном ответил:
– Нет!.. Я ухожу!..
– Но почему? Почему?
– Просто у меня другие ценности. И мне, сыну бога, царю четырех стран света, не пристало говорить о них в доме гетеры.
Таида гордо вскинула голову:
– Гетера!.. Да, я гетера! Но вспомни, царь! Гетера Аспазия определяла судьбы афинского народа. И я в состоянии сделать то же самое, что и она! Посмотри на меня! Ты, Александр, сын Зевса, сын бога! Я тоже выбрана из тысячи смертных самой Афродитой!..
После короткого молчания Александр сказал:
– Прощай, Таида!..
Гетера опустила голову. Длинные ресницы, на которых блестели слезы, опущенные руки, – она была трогательна, как обиженный ребенок:
– Не уходи… Если ты бросишь меня теперь, мне останется только умереть.
Царь невольно улыбнулся:
– Нет, Таида, не надо умирать. Что будет с Элладой без живой богини?
Но вдруг Таида внутренне собралась, наполнила вином кубок Исиды и протянула его Александру:
– Выпей со мной вина, царь!
Александр взял протянутый ему кубок и осушил до дна.
Таида, пристально глядя в глаза Александра, расстегнула золотые фибулы, которые поддерживали вышитый хитон. Тонкая ткань соскользнула и упала к ее ногам.
Гетера медленно приближалась к царю, не отрываясь смотрела ему в глаза и, уверенная в своей красоте, улыбалась…
Сжимая ее в объятиях, Александр, сдаваясь, пробормотал:
– Так угодно богам, которые создали тебя столь совершенной…
Они опустились на ложе, и отблески светильников озарили их тела…
Таида проснулась внезапно. Она была одна на ложе. Приподнявшись, она увидела Александра.
Царь держал в руках меч. Глядя на отточенное лезвие, поворачивая его в разные стороны, он гладил острие и сосредоточенно думал, не замечая ее.
Она забеспокоилась:
– Какие думы тревожат тебя? Могу ли я облегчить?..
Александр нервно засмеялся:
– Ты опасна, богиня. Знаешь, я почувствовал, как легко умереть в твоих объятиях. А я… еще не все совершил…
Раздражение его нарастало:
– Ты отняла у меня целую ночь! Лучше б я никогда не видел тебя.
Она подошла к нему, поцеловала его руку, прижалась к ней щекой. Услышала почти умоляющий шепот:
– Не стой на моем пути!
Таида с грустью прошептала:
– Я… Я более не потревожу тебя, хоть и буду рядом…
Царь обратился к ней с таким львиным рыком, что она вздрогнула:
– Рядом?! Что же ты хочешь на этот раз, афинянка?
Сняв висевшее у нее на шее ожерелье, она показала ему бронзовый наконечник стрелы в центре украшения:
– Видишь это?
Александр взял его в руку.
– Это персидская стрела… Но персы уже давно такими не пользуются…
Таида была взволнована.
– Да, эта стрела была выпущена из персидского лука четыре поколения назад. Но рана, причиненная ею, до сих пор сжигает мое сердце.
Он налил ей в чашу вина. Она, едва пригубив, поставила чашу на место, не заметив, что это был кубок Исиды. Ее руки заметно дрожали.
– Мой разум, о Таида, не постигает смысл твоих слов. Объясни…
Александр обнял ее за плечи, подвел к ложу, усадил рядом.
– В год семьдесят четвертой Олимпиады полчища персов осадили мой город…
– Поход нечестивого Ксеркса, – резко бросил Александр и замолчал. Он был весь внимание…
– По предсказанию оракула, спасение Афин было в деревянных стенах. Большинство афинян поняли, что речь идет о бортах кораблей, и ушли на кораблях к Саламину. А мой прапрапрадед, в числе меньшинства, занял Акрополь, перегородив доступ к нему деревянными стенами.
Порывисто встав, она вынула из ларца кожаный мешочек и, развязав его, высыпала на ладонь содержимое:
– Это угли сожженных персами святынь Акрополя. Это прах моих предков. Эти страшные реликвии передавались в нашем роду из поколения в поколение. Теперь их храню я…
Она снова взяла в руку наконечник стрелы, еле слышно, глухим голосом сказала:
– А это жало извлечено из тела славной Эринны, моей прапрапрабабки, которая доблестно сражалась в числе немногих защитников Акрополя. А когда я была еще совсем маленькой, персы на моих глазах убили мою мать…
Таида подняла на царя свои потемневшие от скорби глаза, в которых играли огненные отсветы:
– О Александр, ты моя единственная надежда. Я не стану больше молить тебя о любви. Я умоляю тебя разрешить мне утолить мою ненависть – вступить вместе с воинами в Персеполь!..
– Зачем ты хочешь пуститься в столь трудный и опасный путь?
Сжав кулаки, Таида встала и произнесла как заклятие:
– Персеполь – сердце и душа Персии. Я хочу своими ногами попрать эти проклятые камни. Я хочу, чтобы эта стрела вернулась туда, откуда она начала свой полет… И потом, согласно твоему ранее высказанному желанию, я хочу быть украшением самого грандиозного пира победы! Пира Александра Великого, сына Зевса-Амона!..
Александр долгим немигающим взглядом посмотрел на гетеру. Она действительно, как говорил Птолемей, была достойна царя.
