– Персеполь – сердце и душа Персии. Я хочу своими ногами попрать эти проклятые камни. Я хочу, чтобы эта стрела вернулась туда, откуда она начала свой полет… И потом, согласно твоему ранее высказанному желанию, я хочу быть украшением самого грандиозного пира победы! Пира Александра Великого, сына Зевса-Амона!..
Александр долгим немигающим взглядом посмотрел на гетеру. Она действительно, как говорил Птолемей, была достойна царя.
– Хорошо! Я разрешаю тебе исполнить то, о чем ты меня просишь!
Он резко встал и стремительно вышел.
Глаза Таиды сверкали. Она тихо промолвила ему вслед:
– Да хранят тебя богини мщения.
Занимался рассвет.
После военных учений на равнине близ крепостных стен Вавилона друзья собрались в шатре Птолемея. Поужинали, но не поднимались из-за стола, расходиться не торопились. За последнее время накопилось много невысказанных мыслей, хотелось поделиться ими друг с другом. Ведь впереди снова поход!..
Птолемей был задумчив, одну за другой брал из чаши виноградины.
Гефестион и Клит, напротив, были веселы, много шутили. Но от внимательных и зорких глаз Клита не укрылась надломленность в поведении красавца Гефестиона после тяжелого ранения.
Неожиданно в шатер заглянул Филота.
Гефестион сразу замкнулся. Он никогда не скрывал своей неприязни к этому высокомерному щеголю, да и вообще считал, что Филота не подходит для их сплоченного союза друзей Александра.
Филота, человек тщеславный и легкомысленный, время от времени бахвалился, что все победы одержаны македонцами благодаря его отцу Пармениону. Гефестион ждал удобного случая, чтобы разоблачить Филоту.
Клит, в отличие от друга, ценил Филоту за храбрость и удачи в боях. Тот часто одерживал победы в казалось бы безнадежных ситуациях.
Обычно вспыльчивый, Клит в этот вечер был настроен дружелюбно.
– Говорят, что ты подковываешь салаги серебряными гвоздями? – поинтересовался Клит у вошедшего.
– А разве мы этого не заслужили? – в свою очередь спросил Филота у Клита.
Птолемей приказал мальчику-виночерпию налить гостю вина.
– Зевсу, – выплеснул вино из кубка на пол Филота и воскликнул: – Вавилон! Город, разбивающий сердца. Здесь столько красивых женщин в квартале Терпимости!
Гефестион язвительно заметил:
– И ради этого ты готов отложить покорение целого мира.
Филота, осушив кубок и дерзко глядя на Гефестиона, спросил:
– Разве нам не хватает уже захваченных богатств?
Птолемей покачал головой и поспешил погасить начинающийся спор, который принимал агрессивный характер:
– Священный долг правителей не останавливаться на достигнутом, когда есть возможность расширить владения государства, во главе которого они поставлены.
Но Филота не желал замечать деликатного предупреждения Птолемея:
– Все так. Но давайте не путать грезы с реалиями. Край Ойкумены, которого Александр хочет достичь, пока не более чем мечта.
– Не так давно мечтой казалось и покорение Вавилона, – напомнил Филоте Гефестион.
И снова мудрый Птолемей попытался предупредить начинающийся скандал:
– Есть другие глаза – глаза души. Наш Александр видит земли Инда так ясно, как мы сейчас Вавилон.
– Здесь так славно! – воскликнул Филота и удобно возлег за столом. – Недаром Александр решил сделать Вавилон столицей своего государства.
– Он не прав!.. Столица у нас Пелла, и не надо никогда забывать об этом, – напомнил Клит. – Мы – македонцы!..
– Клит прав! – согласился Филота. – Тем более, стоит ли нам, македонцам, рисковать людскими жизнями и богатством, кровью и добытым золотом, чтобы доказывать, что видения Александра не миф?
– Кто не рискует, тот не побеждает, – Гефестион снова резко оборвал Филоту.
– А должны ли мы рисковать? – не унимался Филота. – Война может затянуться еще на долгие годы. Каждый македонский воин на счету.
Клит сам разлил вино и, подняв кубок, широко улыбнулся всем присутствующим в шатре:
– Успокойтесь. Задержка будет недолгой.
Гефестион уже завелся и не желал останавливаться:
– Александр не поймет тебя, Филота, никогда.
Филота, насмешливо и свысока глядя на любимца царя, поинтересовался:
– Кстати, где он сейчас? Почему Александр не с нами?
Все замолчали. Действительно, после военных учений все собирались в шатре Александра или Птолемея, чтобы обсудить текущие дела и наметить план дальнейших действий.
Довольный произведенным эффектом, Филота сам дал ответ на свой вопрос:
– Я слышал, у Таиды…
Птолемей вздрогнул. Он не хотел и не мог примириться с таким поворотом судьбы – ведь никогда в своей жизни он никого так страстно не желал, как Таиду. Без нее он не мыслил себе существования. Ему немедленно захотелось видеть ее тут, рядом. Его вдруг пронзила невыносимая тоска по ее голосу, ее телу, ее глазам. Он изо всех сил старался успокоиться и обдумать, как ее найти и помириться.
Но если действительно Таида в объятиях Александра, его сводного брата, его младшего любимого брата?! От этой мысли у Птолемея потемнело в глазах. Если так, Таида потеряна навсегда. Из рук любого другого человека ее можно было бы вырвать, но не из царских рук.
Впервые в жизни Птолемею захотелось быть царем.
Душевное состояние Птолемея не укрылось от его наблюдательных друзей.
– Он специально злит тебя! – в ярости вскочил с ложа Гефестион, забыв о своей неприязни к гетере, но затем взял себя в руки и успокоил друга: – Зря ревнуешь. Гетера не нужна Александру. Ему нужен весь мир.
Филота, не замечая раскаленной вокруг него обстановки, как ни в чем не бывало высокопарно продолжал:
– Женщина способна на самое вероломное, самое коварное предательство. Мужчина изменяет хладнокровно, а женщина предает с пламенем в сердце. Никогда не угадаешь, в какую минуту ее любовь обернется укусом змеи.
Птолемей был задет за живое, но молчал. Клит пришел ему на помощь, заступившись за Таиду:
– Я думаю, ты преувеличиваешь, Филота. Таиде в высшей степени присуще чувство достоинства, честность и великодушие. Измена гнездится в душе труса, тропой вероломства идут лишь низменные натуры.
– Ты хочешь меня уверить в том, что гетера не может стать предательницей? – Филота многозначительно усмехнулся.
Клит помолчал, затем ответил:
– Если бы меня любила такая женщина, как Таида, я бы не отдал ее никому. Птолемей, поезжай к ней. Отбрось все сомнения. Она будет рада тебе. Вот увидишь. И еще… Таида нуждается в понимании и добром отношении.
Птолемей задумался. Он чувствовал, что с ним творится неладное. Он вдруг усомнился в своей воле, в собственных силах. Тем не менее он противился мысли, что его сомнения связаны с Таидой, видя в ней скорее дар, ниспосланный судьбой.
Когда Александр покинул дом Таиды в сопровождении телохранителей и отряда воинов, ждавших своего царя всю ночь в парке около дома гетеры, солнечные лучи уже начали золотить улицы, и первые прохожие спешили по своим делам мимо многочисленных массивных ворот, охраняемых непременными стражами – крылатыми быками. Их каменные лики бесстрастно внимали шуму фонтанов в причудливых бассейнах, украшавших центр города.
Чем выше поднималось солнце, тем больше пешеходов появлялось на улицах. И наконец наступил час, когда начали пробуждаться избранные жители Вавилона в богатых кварталах. Откидывались тяжелые занавесы на дверях, впуская в роскошные покои потоки утренней недолгой прохлады. В струях проникшего света оживали мраморные стены просторных залов, где почивали и благоденствовали их ненасытные обитатели. Пьяные от выпитого накануне вина, одурманенные ароматами дорогих благовоний, отягощенные пышными нарядами и редчайшими драгоценностями, изнуренные чувственной музыкой и плясками, они с трудом освобождались от власти сна, встречая наступающий день ленивой снисходительной улыбкой.
В этот час пробуждения избранных судьбой проснулась и Таида. Она заснула сразу же после ухода Александра.
Встретив улыбкой солнечные лучи, осветившие ее спальню, торопливо накинув легкую накидку, Таида поспешила в комнату Иолы, которая до приезда Неарха поселилась у нее в доме. Иола уже спала, когда Александр посетил Таиду, и ничего не знала об их внезапной встрече.
Иола с распущенными золотистыми волосами сидела на ложе и играла на флейте. Она не услышала шагов подруги, так как целиком находилась во власти красивой мелодии.
Испытывая одновременно и очарование, и восторг, и благоговение, Таида, не смея шелохнуться, стояла на пороге и слушала знакомую греческую мелодию. Лицо Иолы было озарено каким-то внутренним светом и покоем. Таида невольно позавидовала такому душевному состоянию подруги, так как ее собственная душа находилась в смятении, разрываемая противоречивыми чувствами.
Внезапно Иола обернулась и, увидев Таиду, бросилась ей навстречу.
– Как я рада тебе! Однако ты сегодня проспала прекрасное утро. Присаживайся.
