В полночь проснулся вдруг Андрей от света, приподнялся на локте и в разбитом окне увидел фонарик, которым был освещен глаз Анфисы Петровны, подбородок и длинный нос в пенсне.
- Лежи, лежи, - поспешно заговорила тетушка, - я вот для чего: представь - засыпаю, и вдруг меня точно подкинуло - мы же тебя ужинать не пригласили. Нет, Андрей, надо сейчас же установить правильные отношения. С одной стороны, ты простой работник, а с другой - монах, почти интеллигент... это ужасно сложно...
- Я есть не хочу, барыня.
- Не смей произносить слово - барыня; мы все равны. Я решила: ты будешь есть с нами за одним столом и вечером даже сидеть в гостиной... Ах, Андрей, у меня сейчас возник другой план... пока не скажу... Ну, спи...
И, заворковав от волнения, тетушка поспешно ушла. Когда же стало опять темно, Андрей подумал: "Святой человек, а душа и у ней неспокойна".
Рано поутру Андрей нашел в беседке косу, выточил ее и стал выкашивать у крыльца запущенную поляну. Выставляя ногу, размахивался он и со свистом срезал мокрый и сизый ряд травы; от увядающего ее запаха, от света солнца над морем разгорелись щеки у Андрея, вспотела спина и отошла грусть. Анфиса же Петровна глядела на Андрея через окошко, мяла недокуренную папироску и шептала:
- Кто знает, вот этими руками, которые держат косу, будут, может быть, созданы великие вещи,.. Но как приступить к нему?
И все утро, пока Андрей полол дорожку, рубил сучки, таскал валежник, постоянно за кустами где-нибудь оборачивалось к нему внимательное лицо Анфисы Петровны, проходившей здесь будто случайно.
К обеду Андрей умаялся, помыл руки и, не стесняясь, вошел в столовую, довольный и веселый. Анфиса Петровна шипела керосинками; у стола, положив локти на клеенку, сидел в ночной, растерзанной на груди рубашке Сергей Алексеевич и ерошил волосы... Увидев Андрея, он поднял руки и закричал:
- Святые отцы пришли!.. Ну что, Андрей, заморила тебя тетка работой? Меня, брат, она совсем в гроб вогнала.
- Полно тебе шутом прикидываться, - сказала тетушка. - А ты его не слушай, Андрей, садись и ешь...
- Спасибо вам, - молвил Андрей, - уж очень мне у вас нравится.
После обеда Анфиса Петровна заставила Андрея рассказать всю свою жизнь и слушала, сдвинув брови.
Сергей же Алексеевич ушел под акацию прилечь и, когда к вечеру тетушка и Андрей сошли с крыльца на полянку, все еще разговаривая, крикнул им вдогонку:
- Тетка, а хорошо бы Андрея в город повезти, дамам показать, вот была бы шутка: знаменитость ведь он!'
Тетушка на это промолчала; Андрей же удивился: каким дамам? И представил толстых, в розовых платьях дам, которые смотрят на него, а он едва только не голый и очень стесняется.
За ужином Анфиса Петровна не ела - все курила папироски и думала; а взор ее иногда так подолгу останавливался на Андрее, что Сергей Алексеевич крикнул:
- Тетка, проснитесь!
Лежа ночью в беседке, недоумевал Андрей, к чему уж очень ласкова с ним Анфиса Петровна, и боялся, как бы и здесь не подгадить, не сорваться, а доверие оправдать вполне. И чем дольше Андрей думал над Баклушиными, тем больше путался, и так с перепутанными мыслями он и уснул.
Назавтра, только что Андрей воткнул в дерево топор, глядя на пеструю сиворонку, распустившую с шумливым клекотом на сухой ветке нарядные крылья и хвост, как Анфиса Петровна открыла окно и позвала.
- Птица какая, видели? - сказал Андрей, обернув к тетушке веселое лицо. - Будто на радость к нам прилетела...
И, встретив глаза Анфисы Петровны, Андрей любовно заглянул в их глубину и заметил, что они вдруг испугались, сморщились у концов и помутнели... Анфиса Петровна быстро захлопнула окно. Андрей же нагнул голову, удивился и пошел в дом.
В гостиной Анфиса Петровна приказала Андрею сесть в кресло напротив себя, открыла большую книгу и заговорила, вертя черепаховый нож:
- Я знаю, что отец Нил выучил тебя грамоте в один месяц и ты много читал. Дело вот в чем: в этой книге прямо-таки доказывается, что бог есть создание нашего воображения, и все религиозные писатели и аскеты жестоко заблуждались... Ты, Андрей, умный, молодой и талантливый мужик... Да неужто с твоими увлечениями и исканием правды ходить по монастырям или жить в лесу, как дикий человек... Тебе врали, затемняли сознание, учили басням... Боже, сколько сделано зла... Андрей, ты должен вступить на истинную дорогу; я всю ночь не спала, вот что придумала: я приготовлю тебя за восемь классов экстерном, ты поступишь в университет, и, кто знает, может быть, в тебе скрывается великий ученый, писатель или философ...
От волнения с носа Анфисы Петровны соскочило пенсне. Андрей же, ничего не поняв, перепугался.
- Пойми, Андрей, - продолжала тетушка, - ах, я всегда мечтала всю жизнь посвятить себя большому делу - сделать человека... Сергей молод и... право... в нем дурные наклонности, а ты, как дуб, земляной и цельный...
- Вы это для спасения души? - спросил Андрей.
- Ах, нет же... что за манера!.. Так вот, хочешь, сейчас мы начнем Первый урок из французского. Будь внимателен и скажи, когда утомишься...
Анфиса Петровна поближе пересела к Андрею, все еще не в силах совладать а тиком в глазах и легким задыханием, что делалось у нее от радостного волнения, а -в это время, говоря: "Тетка, я есть хочу", - вышел из кабинета Сергей Алексеевич.
Андрей вскочил ему навстречу, а тетка покраснела, опустив книгу,
- Это вы за него принялись? - наморща лоб и сунув руки в карманы, сказал Сергей Алексеевич. - Да вы, тетка, действительно оригинальная женщина.
НЕОЖИДАННАЯ СМЕЛОСТЬ
Тогда, неожиданно для всех и для самой Анфисы Петровны, вскочила она, изменяясь в лице, затопала ногами и закричала:
- Ты, молокосос, еще меня учить хочешь: у тебя всякие пакости в голове, а не идеи, бездельник и Митрофан!.. Боже мой!.. Разве в мое время смели над старшими издеваться... Как ты войти сюда осмелился без спросу! В лакейскую тебя - сапоги чистить... Натерпелась я, возьму сейчас и уеду... оставайся один...
В необыкновенном волнении убежала Анфиса Петровна в спальню, щелкнула ключом... и стало тихо...
- Вот так рассердилась, - молвил Сергей Алексеевич, - никогда с ней этого не бывало... а ведь она уедет, ей-богу уедет.
- У ней доброты много, - сказал Андрей, - она за вас душу хотела положить, а уж такому человеку только до черты дойти: все перетерпит, а дойдет до черты, - ничего не жалко, пускай все валится...
- Да, да, насчет черты, это сбивчиво, но верно, - пробормотал Сергей Алексеевич и, постучав к тетке, жалобно молвил: - Я пошутил, тетенька, шуток вы не понимаете, что ли; я страшно огорчен, а?.. - и, отойдя на цыпочках, прошептал Андрею: - Отойдет, она добрая, А я вот что - в город уеду на весь день, она забеспокоится, и гнев пройдет. Только не обедали мы, даже тошнит.
И Сергей Алексеевич, морщась, надел кожаную куртку и очка, вывел из-под балкона мотоциклет, сел в седло, заработал изо всей силы ногами, с треском его само подхватило; и, поднимая облако пыли, он скрылся за поворотом.
Андрей же побрел в сад, думая, что счастье и здесь непрочно и одного слова достаточно, чтобы озлобились люди и рухнула их любовь...
А Сергей Алексеевич, все поддавая, катил в N. по дороге распугивая буйволов и проезжих лошадей, которые становились на дыбы.
Мотоциклетку Сергей Алексеевич завел еще в прошлом году, и выезжающие из города в монастырь каждый день встречали облако пыли, из которого с кваканьем и шипом выносился баклушинский племянник. Сергей Алексеевич до того доездился, что от постоянного стука оглох, и однажды, с налета наскочив на собаку, перелетел через руль, ткнувшись головой в кучу щебня... И долго еще потом Анфиса Петровна выговаривала:
- До какого унижения может дойти человек, увлекаясь низменным...
Увлекался же Сергей Алексеевич всем и притом досыта, чтобы как ножом отрезало. Покупал винтовку, например, и тогда ни одной теткиной картинки не оставалось целой: во все Сергей Алексеевич ухитрялся выстрелить, даже в мух. И всякий раз, когда от продажи остатков тульского леса перепадали деньжонки, придумывал Сергей Алексеевич новую забаву. Теперь он увлекался N-скими дамами.
А дамы в N были замечательные: не считая чахоточных, которые жарились под солнцем на широких верандах с видом на крыши, залив, лодки на нем, дымы и синее море, в N насчитывали пять веселых дам; из них одна только, вдова Варенька, была черная и цыганистая, остальные же походили скорее на корабли, когда под белыми зонтиками, одетые в пестрые, чудом не лопнувшие платья, проплывали по бульвару в ресторан, где, по выражению Анфисы Петровны, и наедались до расстройства желудка. Мужья их, местные чиновники, не хотели давать денег на рестораны, и дамы поэтому искали кавалера, который бы их кормил, а потом возил катать на единственном в городе автомобиле, взятом у содержательницы веселого дома. А когда "кормилец" издерживался, огорченные -дамы устраивали ему на прощанье "интимный" чай. Два раза таким образом был "съеден" Сергей Алексеевич, а сейчас у него начинался роман с Варенькой, и так как дамы стояли горой друг за друга, делая все сообща, то приходилось идти на общее съедение и в третий; но теперь не хватало денег для "шикарной попойки" - надо было придумать что-нибудь необычайное, извернуться подешевле, и, уже подъезжая к N. вдруг остановил Сергей Алексеевич мотоциклетку, сел у дороги и принялся, размахивая руками, размышлять: у него возникла замечательная идея...
