Изначально, по замыслу автора, возникшему еще 20 лет назад, главным действующим лицом драмы должен был стать Понтий Пилат. Поэтому К. Р. предполагал назвать пьесу «Что есть истина?». Но, изучив ряд исторических исследований, великий князь осознал, что Пилат вовсе не был высоконравственным человеком, а, напротив, – дурным. Вскоре поэт меняет задуманный план пьесы и после долгих сомнений, раздумий начинает описывать путь Иисуса Христа из Иерихона в Иерусалим. Но работа продвигается с трудом. Возможно, молодому поэту не хватает знаний, а, кроме того – жизненного, прежде всего нравственного, опыта. В какой-то момент он, несмотря на все усилия, понимает это и признается 27 октября 1886 года самому себе – драма не получается: «Мне кажется, что я еще не созрел для нее».
И вот спустя более чем два десятилетия К. Р. составляет новый план драмы. Причем происходит это в его любимый день – Страстную пятницу, 27 марта 1909 года. Надеясь на успех в работе, он пишет в дневнике:
Я суеверен: начало положено в святой день – Страстную пятницу; не предвещает ли это добрый конец? Перед началом помолился и приложил к рукописи образ-складень от Сергея, который всегда лежит на моем письменном столе. Так я делаю часто, когда особенно сильно желаю успеха какому-либо делу: письму, просьбе, сочинению.
На этот раз работа понемногу стала продвигаться. И все же он то и дело опасается, что «это будет слабое, неудачное произведение». Константин Константинович чувствует: для наиболее полного раскрытия столь сложной темы ему не хватает знаний. И великий князь, понимая всю меру ответственности, которую берет на себя перед будущими читателями и зрителями, изучает исторические исследования. На его письменном столе – «Анналы» Публия Корнелия Тацита, «Иудейские древности» Иосифа Флавия, «Гражданское положение женщины» Поля Жида, «Жизнь двенадцати цезарей» Гая Светония Транквилла, исторический роман «Царь из дома Давида» Джозефа Холста Ингрэма…
События драмы «Царь Иудейский» происходят в последние дни земной жизни Иисуса Христа. Среди действующих лиц его нет, но именно сам Иисус и его учение и составляют содержание пьесы, определяют мотивы поступков всех героев – Иосифа Аримафейского, Никодима, Прокулы, Понтия Пилата… К началу марта 1912 года были написаны три действия, и Константин Константинович послал текст человеку, мнением которого очень дорожил, – А. Ф. Кони, и попросил его дать отзыв. Анатолий Федорович, внимательно прочитав готовую часть рукописи, тут же ответил великому князю:
Вчера мог дать себе отдых и наслаждение за чтением милых драгоценных синих тетрадок. Что сказать о содержании? Все в нем прекрасно: и трогательная идиллия двух простых любящих сердец, вплетенная в вековечную трагедию, и тонкие психологические черты в образе Пилата, и удивительно выдержанное отсутствие Христа при его осязательном присутствии на каждой странице, и непрерывное действие, развивающееся естественно и жизненно. Конец третьего действия написан так, что его невозможно читать без волнения и слез.
В начале апреля драма в общих чертах завершена. Как и в случаях с пьесами, переведенными К. Р. на русский язык, он подготовил к «Царю Иудейскому» обширные комментарии с историческими справками о действующих лицах. Переписав этот грандиозный труд набело, Константин Константинович приглашает в середине апреля гостей для обсуждения пьесы. В душе он мечтает о постановке ее в театре.
Первые отклики положительные, но, по признанию автора, «многие высказывались после чтения самых захватывающих и интересных актов (3-го и 4-го), что драма не будет допущена на сцену ради слишком осязательного, хотя и незримого присутствия Христа Спасителя». И опасения слушателей не были напрасными. В Европе давно уже сложилась традиция, что в театральных постановках нет места образу Христа. Его появление допускалось лишь в средневековых мистериях, которые специально готовили с религиозными целями.
И все же, несмотря на опасения, Константин Константинович делает попытку дать драме сценическую жизнь. 31 мая 1912 года он записывает в дневнике:
Хотя я предоставил в волю Божью судьбу моей драмы с появлением или непоявлением ее на русской сцене, однако нет-нет, а все придумываю доводы, чтобы опровергнуть запрещение Синода ставить ее. А запрещение почти несомненно, как пишет мне обер-прокурор Синода Саблер, который уже внес рукопись в духовную цензуру и внесет потом в Синод.
В итоге было получено разрешение на издание «Царя Иудейского» отдельной книгой, но на театральную постановку наложен запрет. Объяснение дано следующее: актеры не могут передать возвышенный характер великих событий, и «благотворное влияние драмы будет с излишком покрыто несомненным вредом». Константин Константинович не очень удивлен, но, безусловно, расстроен. Последняя надежда для него в этом деле – Николай II. И он пишет императору, которого в это время нет в столице, письмо, где просит его разрешить поставить драму если не для широкой публики, то хотя бы для представителей высшего света – в Эрмитажном или Китайском императорском театре. Пока ждет ответ, судьба «Царя Иудейского» занимает все его мысли.
В одном из писем он даже сравнивает судьбу своего произведения с судьбой гоголевского «Ревизора», который «по близорукому недомыслию цензуры не увидал бы сцены, если б не заступничество Николая I». Если же эта надежда получить высочайшее разрешение не оправдается, останется одно средство: перевести драму на иностранные языки и поставить ее за границей.
Наконец получен ответ от императора:
…Она (пьеса. – Авт.) произвела на меня весьма глубокое впечатление – у меня не раз навертывались слезы и щемило в горле. Я уверен, что видеть твою драму на сцене, слышать в красивой перефразировке то, что каждый знает из Евангелия – все это должно вызвать в зрителе прямо потрясающее чувство. Поэтому я всецело разделяю мнение Св. Синода о недопустимости постановки ее на публичной сцене. Но двери Эрмитажного или Китайского театров могут быть ей открыты для исполнения участниками «Измайловских досугов».
Итак, компромисс был достигнут.
Несмотря на ухудшившееся самочувствие и широко развернувшуюся политическую кампанию вокруг пьесы «Царь Иудейский», Константин Константинович начинает репетировать. Готовившаяся в Эрмитажном театре постановка стала большим событием в художественной жизни России – ведь впервые на подмостках должно появиться произведение, написанное на основе Евангелия. К тому же вопреки запрету православной церкви! Споры велись нешуточные. Но кроме похода правых против «Царя Иудейского» раздавались и голоса в его защиту. Например, известный театральный критик А. Р. Кугель писал 13 января 1914 года в газете «День»: «Разве это не прославление благочестия всеми силами культуры, почему же до сих пор это было под запретом?»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
