Шаг, другой… Его губы зашептали молитву, надеясь, что ее слова вырвут дух из власти необъяснимого. Но звучавшая в заклятии глубокая, незыблемая вера лишь усилила свечение, сделала так, что оно замерцало, переливаясь различными цветами радуги, словно крошечная капелька росы на серебряной нити расстеленной между деревьями паутины.
В какой-то миг Евсею стало страшно. "Где же тот паук, что, расставив сети, ждет, когда в них попадет добыча?" – думал он, глядя вокруг в поисках своего убийцы.
Но вокруг не было ни души.
Еще один шаг… И деревья вдруг разошлись, открывая светлую полянку, в сердце которой словно магическое зеркало сверкало на солнце маленькое лесное озерце, полное тихой грусти одиночества и великой мудрости вечности.
Над водой вились огромные синекрылые стрекозы, разнося на своих прозрачных крыльях брызги солнечного света, внизу, в окружении больших зеленых листьев, плавали, вбирая в себя силы всех стихий, белоснежные кувшинки.
И тут… Ему показалось, что он слышит чистый женский голос, певшей протяжную песню на далеком незнакомом языке. Разум был не в силах понять смысла слов, душа, предавшись магии удивительно нежной и глубокой мелодии, не хотела искать ответов, которые могли бы только разрушить гармонию всего сущего, складывавшуюся из множества маленьких линий и каменьев, сердце же, забыв обо всем на свете, влеклось лишь туда, где, на большом камне-валуне у самой кромки воды сидела, распустив длинные песочного цвета волосы, прикрываясь ими, словно плащом, сказочная певунья.
Караванщик приблизился к ней, остановился в нескольких шагах и замер, не смея окликнуть, заговорить…
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем песня закончилась, незнакомка, наклонясь к воде, сорвала кувшинку, собираясь вплести ее себе в волосы и, вдруг, словно очнувшись ото сна и ощутив на себе чей-то пристальный взгляд, оглянулась.
Ее юное лицо было так прекрасно, полные жизни и света золотые глаза столь завораживающе глубоки, что от одного взгляда захватывало дух, немели уста, сердце, сбиваясь с ритма, то застывало, то, внезапно срываясь с места, бешено стучалось, несясь неизвестно куда.
"Кто ты?" – алые, столь желанные и манящие уста не шевельнулись и слова, сложившись из дыхания тишины, родились в самом разуме, пронзая его тонкими острыми иглами, причиняющими не боль – блаженство.
– Караванщик, – губы отказывались слушать его и Евсею стоило немалого труда, чтобы заставить их подчиняться себе. – Прости меня, госпожа,-не на миг не сомневаясь, что перед ним одна из богинь, он опустился на колени, склонил голову, выказывая Ей свое почтение, – прости за то, что осмелился прервать Твое уединение.
"Подойди, – ее голос был столь мелодичен, словно она и не говорила вовсе, а пела.
– Не бойся меня, смертный, я не причиню тебя зла".
– Кто Ты, прекраснейшая из богинь? – делая шаг вперед, наконец, осмелился прошептать вмиг высохшими, побледневшими губами Евсей.
"Нанше," – ее глаза погрустнели, в голосе зазвучали нотки тревоги.
– Госпожа предсказаний…
"Да, смертный, и их тоже… Хотя, поверь мне, я была бы куда счастливее, оставаясь лишь хозяйкой подводных пределов. Может быть, тогда люди не сторонились бы меня, словно я дочь Нергала, а не мудрого Этли. Вот и в твоих глазах зажегся страх…" – она опустился голову на грудь. Волосы шевельнулись, открывая спускавшийся в воду покрытый серебристый чешуей рыбий хвост, заменявший подводной богине ноги.
– О прекраснейшая, люди помнят Тебя и почитают!
"Почему же я чувствую себя покинутой и забытой всеми, брошенная здесь совсем одна? Почему смертные перестали звать меня, прося истолковать сны, рассказать о дне грядущем?" -Мир изменился, госпожа. Озера и реки многие тысячи лет спят под толстым панцирем льда. Мы просто не можем Тебя позвать… – как жаль! Ему бы так хотелось постоянно видеть Ее, любоваться…
"Ах да, Шамаш… Я слышала об этой выходке Нергала", – глядясь в озерную гладь, богиня провела ладонью по волосам, поправляя кувшинку.
– Выходке? – караванщик почувствовал, как его душу пронзила огненной стрелой страшная боль. Очарование начало ослабевать. Как можно называть выходкой то ужасное злодеяние, что положило конец существованию целого мира, его мира?!
"Вряд ли дело зашло бы так далеко, – та слышала не только слова, но и мысли смертного, однако, голос продолжал звучать спокойно и ровно, когда ей было абсолютно безразлично, что думал ее собеседник. – Можешь успокоиться, смертный: боги не оставят вас. Скоро все измениться…" -Когда, моя госпожа? – ему так хотелось верить в это!
"Что значит век для бессмертного? Он лишь краткий миг на плаще вечности. Я ясно вижу грядущее. Перемены коснутся вашего рода во мгновение ока. Но сколько минует до той поры лет на земле, о том мог бы сказать лишь Шамаш, отмеряющий счет дней в вашем мире. Шамаш… – богиня на миг задумалась. В ее глазах разлилась печаль.
– Как мне жаль его! Это Айя, лишь она виновата во всех постигших его бедах! – в голосе зазвучали нотки злости. – К чему было, зная, что Нергал в нее тайно влюблен, выставлять всем на показ свое семейное счастье? Неужели она думала, что сможет безнаказанно мучить такого грозного и необузданного, как сама стихия, мужчину? И чего она добилась? – Нанше качнула головой. Ее волосы, словно превратившись в водопад, зашумели, заскользили золотыми потоками по точеным каменным плечам, укрытым тончайшими серебряными тканями. – Воистину, Айя достойна Нергала, а не своего мужа, – она взглянула на застывшего перед ней караванщика, в глазах которого читались удивление и ужас. Он не мог поверить…
Но ведь это были слова самой богини! Кому, как не ей знать, что происходит на небесах… – Если ты не веришь мне, спроси у моей подруги, Гештананны. Она знает все, будучи летописцем подземного царства. Но можешь не сомневаться: она тебе скажет то же самое. Ничего, Айя получит то, что заслужила. Как ты думаешь, почему она неотступно следует теперь за своим мужем? – богиня, став вдруг похожей на сплетничавшую рабыню, огляделась, будто проверяя, нет ли рядом кого-нибудь, кто мог бы подслушать ее слова. – Она знает, что Нергал добавил в яд, поразивший Шамаша, особое заклятие, которое сделает так, что бог Солнца всем сердцем полюбит ту, которую первой увидит, очнувшись от забытья. Только это все равно будет не Айя! Как бы та ни старалась! – тонкие губы богини растянулись в ехидной усмешке. – Ведь Нергал набросил ей на плечи свой плащ – невидимку! И он ждет, с удивительным для него терпением и нескрываемым злорадством, когда, отвергнутая любимым мужем, она придет к нему не как госпожа, а брошенная собака!" -Великие боги! – сорвалось с уст караванщика.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
