А этим утром он почувствовал ледяной холод…
— Одиночество, — сказала Эсме. — Мне вдруг показалось, что я одна посреди бескрайнего океана. Не спрашивайте, как такое могло стать возможным…
Хаген и Джа-Джинни делиться секретами не собирались, как и сам Умберто, но обменялись многозначительными взглядами. «Проклятие! — подумал моряк. — Я скоро вообще перестану что-то понимать!»
— Эрдан научил меня обрывать связующие нити, — будничным тоном сообщил Крейн, и тотчас же на него уставились четыре пары глаз, широко раскрытых от изумления. — Я это умение немного усовершенствовал и нынче утром его впервые испытал.
— На ком? — хриплым голосом спросил Умберто, ощутив внезапный страх. Капитан ответил, усмехнувшись:
— Глупый вопрос. На себе, конечно.
Ненадолго в каюте сделалось очень тихо, а потом Крейн вновь заговорил — очень спокойным, ровным голосом, в котором не было и следа недавнего лихорадочного возбуждения. Он рассказал им без утайки о том, как много лет назад Эрдан-корабел первым из мастеров придумал способ, позволявший оборвать любую связующую нить без ведома корабля, и о том, как это грозное умение перешло к Капитану-Императору, предпоследнему ученику Эрдана. Теперь же магус намеревался воспользоваться полученным знанием, но совсем не так, как можно было бы предположить: он хотел не оборвать собственную связующую нить, а сделать её тоньше.
— …и ни один щупач или мастер-корабел не сумеет отличить меня от простого матроса, — подытожил Крейн. — Это возможно, я вас уверяю.
— Но опасно? — спросил крылан, настороженно глядя на капитана.
— Скажем так, рискованно, — с неохотой признался тот. — Если нить случайно оборвется, «Невеста» выйдет из-под контроля и немедленно переродится в кархадона. Это, как вы сами понимаете, необратимо. — Он оглядел своих помощников и прибавил тем спокойным и веселым тоном, от которого обычно у всех сразу прибавлялось уверенности: — Но мы с нею встретились не вчера, да и продлится наш спектакль не больше двух-трех дней. Всё будет в порядке!
Умберто заметил, как Джа-Джинни и Эсме обменялись усмешками, как будто поняли что-то, оставшееся для остальных тайной.
— Осталось последнее, — сказал Крейн. — Я хочу, чтобы на время стоянки в порту моё место занял Хаген.
— Я? — ахнул оборотень. — Но почему?!..
— Да, почему? — присоединился крылан, искоса взглянув на Умберто. Помощник капитана каким-то чудом сумел удержать на лице спокойное, лишь самую малость удивленное выражение, но на самом деле в его душе поднялась буря. Без сомнения, кто-то должен был сыграть Марко Эсте, но разве Хаген подходил на эту роль лучше, чем он сам? «Конечно, Кристобаль… — подумал Умберто. — Ты выбрал магуса-собрата, а не матроса-выскочку. Вот чего стоит твое доверие!»
— Вообще-то на эту роль лучше всех подходишь ты, Джа-Джинни, — с усмешкой проговорил Феникс, — но Марко Эсте не может быть крыланом, сам понимаешь. Мне нужен тот, кто умеет меняться, потому что для торговца это качество весьма ценно. Кто знает, что произойдет в порту? Вот поэтому я прошу тебя, Хаген, оказать нам всем услугу. Согласен?
— Конечно… — пробормотал оборотень, всё ещё растерянный. — Но я не уверен, что справлюсь. Ведь одной внешностью дело не ограничится, так?
— Разумеется! — Крейн добродушно рассмеялся. — Ты на несколько дней станешь настоящим капитаном, со всеми причитающимися полномочиями. Сможешь наблюдать за нами, приказывать нам. «Невеста» будет почти твоей: ты не сможешь полностью чувствовать команду, но большинство навигаторов этого тоже не могут — их же молнией не било! Впрочем, про молнию я зря вспомнил… Ну ладно. Хочешь попробовать прямо сейчас?
И пересмешник доказал, что в любом матросе «Невесты ветра» кроется сумасшедшинка — он кивнул. Крейн небрежно взмахнул рукой, и за этим простым жестом последовало повторение утренней джейги по волнам: фрегат опять повело, даже сильней, чем раньше. Карты и бумаги посыпались со стола, а на ногах сумел устоять только Джа-Джинни; он же поймал испуганно вскрикнувшую Эсме. Умберто упал навзничь, заработав ещё одну шишку на затылке. Выругавшись, он сел и увидел Хагена: оборотень медленно сползал по стене, взгляд у него был пустой, стеклянный, а лицо неприятно поплыло, словно восковая маска, которую забыли у огня.
— Сосредоточься! — крикнул Крейн, по-прежнему сидевший у стола. Воцарившийся в каюте бедлам магуса, по всей видимости, только позабавил. — Это нетрудно, ты просто соберись! Ну же!
Хаген издал странный звук — не то вздох, не то всхлип — и спрятал изуродованное лицо в ладонях. «Невеста ветра» продолжала кружиться, да к тому же все они вдруг почувствовали то, о чем недавно говорила Эсме: безграничное одиночество. Казалось, будто палуба ушла из-под ног, а на её место пришла бездна, где обитать могли только чудовища…
Паутина дрожит, паук приближается.
— Кристобаль, хватит! — заорал Умберто. — Ты сошел с ума!
Крейн повернул голову, и его взгляд вдруг оказался взглядом Феникса — огненным, жгучим. «Кто из нас сошел с ума? — спросили пламенеющие очи. — Я или всё-таки ты, замахнувшийся на то, что тебе не принадлежит?»
Умберто зажмурился.
…Когда это началось — при первой встрече? Позже? Нет смысла выяснять. Просто однажды он превратился в сломанный компас, чья обезумевшая стрелка была обречена метаться между севером и югом. На севере всё было просто — он мог послать к морской матери кого угодно и не задумывался о том, что случится завтра, а вот на юге всякий раз при появлении Эсме его настигала волна одуряющего жара. Если же им удавалось случайно коснуться друг друга рукавами, то он и вовсе сходил с ума от всепоглощающей радости, которую не смел назвать любовью…
— Я сейчас, я сейчас… — бормотал Хаген, раскачиваясь из стороны в сторону и по-прежнему закрывая лицо руками. — Вот… уже почти… почти понял!
Вращение «Невесты ветра» замедлилось, и Умберто внезапно осознал, что длилось оно не так уж долго — матросы в кубрике, наверное, не успели даже рассердиться как следует. Они же знали, что с Крейном не пропадешь, они верили! Его губы искривила горькая усмешка, гибкой плетью-муреной хлестнула мысль: «А ведь я тебя совсем не знаю, Кристобаль!» И было ещё что-то — какая-то скрытая истина, некий узел, который следовало сначала отыскать и только потом развязывать.
— Вот… — Оборотень опустил руки, на его лице расцветала блаженная улыбка. — Получилось…
Эсме ахнула, ошеломленно прикрыла рот ладонью, Джа-Джинни нахмурился, а Умберто еле сдержался, чтобы не расхохотаться: пересмешник превратился в Крейна. Должно быть, он сделал это неосознанно, потому что очень удивился, завидев их лица, и лишь потом сообразил, что произошло. Было непривычно и странно видеть знакомые черты, принявшие совершенно новое выражение — изумленное, растерянное, слегка сердитое.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
