— На кого ты смотришь с таким трепетом? — поинтересовался Крейн, и тут незнакомка прошла мимо него. Хоть Умберто и глядел только на неё, словно зачарованный, он всё же заметил краем глаза, как странно изменилось лицо капитана: оно стало удивленным и растерянным, что бывало очень редко. Но удивление это было мимолетным, и моряк решил — почудилось.
Трактирщик усадил свою гостью где-то позади Умберто, и матрос потерял покой: он вертелся и крутился, используя любую возможность обернуться. Друзья подшучивали над ним, Крейн загадочно улыбался и молчал; это могло бы длиться долго, не услышь он разговор за соседним столиком — там говорили об удачном нападении пиратов на Ниэмар, по глупости имперцев оставленный без звездного огня, и один особо упрямый моряк доказывал остальным, что в этом налете участвовала и «Невеста ветра».
— Вот нахал, — пробормотал Крейн чуть слышно. — Из-за таких языкатых балбесов награда за наши головы растет как на дрожжах. И ведь сам верит в то, о чем треплется…
— Может, я его угомоню? — простодушно предложил один из матросов, сжимая кулаки. — Проще простого!
— Сиди спокойно! — тотчас же сказал Умберто, не дожидаясь ответа Крейна. — Я с ним разберусь сам! — и, откинувшись на спинку скамьи, заявил во весь голос, намеренно нагло и высокомерно: — Вранье! Если сговор и был, то Крейн в нем не участвовал!
Дальше все пошло именно так, как он предполагал. Спорщик разъярился и, утратив остатки здравого смысла, с легкостью заглотил наживку — согласился на состязание плетельщиков. Обыграть его не составило труда, но нашлись ещё желающие попытать счастья, и забава продолжилось. Умберто везло, он с азартом выдавал на-гора все новые узлы, ссыпал монеты в кошелек, а потом отважился поставить на кон свою золотую серьгу, знак пересечения экватора — и всё-таки ни на миг не забывал о той, которая по-прежнему оставалась позади него, наблюдая за игрой вместе с остальными посетителями трактира. Он не видел её, но чувствовал взгляд, и чуть не подпрыгнул до потолка, услышав негромкий голос:
— Эй, весельчак! Если я развяжу узел, ты отдашь серьгу?
«Заступница! — подумал Умберто. — Если это не твоё благословение, тогда что же?»
И он улыбнулся так, как не улыбался уже много лет…
…Крылья Феникса развернулись с сухим треском, и каюту заволокло едким дымом. Умберто невольно шагнул назад, зажмурился. «Я сейчас сгорю, — подумал он и ощутил странное спокойствие. — Сгорю, и всё закончится».
— Дурак, — устало проговорил магус. — Если она тебя полюбит, разве стану я вам препятствовать? Три тысячи кракенов! Да я на свадьбе пожелаю вам счастья и подарю что-нибудь роскошное…
Умберто приоткрыл один глаз: Крейн стоял спиной к нему и глядел в окно. Дым рассеивался на глазах, а черные полосы на переборках — там, где их мазнули огненные крылья — бледнели и выцветали. Ещё немного, понял моряк, и о вспышке капитанского гнева будет напоминать лишь испорченная карта.
«Да я на свадьбе пожелаю вам счастья…»
— Но ведь ты… — растерянно пробормотал Умберто, не в силах поверить в услышанное. — Кристобаль, вы же с ней…
— Мы — что? — резко перебил Крейн и, повернувшись, устремил немигающий взгляд на своего помощника. — Она земная женщина, не небесная, да к тому же ещё совсем ребенок. Я старше её на две жизни, Умберто! И, к твоему сведению, я к ней даже пальцем не притронулся…
Робкая надежда канула одинокой искрой во тьму. Умберто вздохнул.
— Ты её любишь.
— «Любить» в моем случае равнозначно «убить»! — Магус неискренне рассмеялся. — У навигатора может быть только одна любовь, и это корабль. Стоит «Невесте» почувствовать неладное — и она безжалостно расправится с тем, кто посмел посягнуть на её чувства, а заодно и неверному капитану отомстит… Считаешь, я могу такое допустить?
— Вот поэтому ты и пытаешься скрыть правду от самого себя, — сказал Умберто с горечью. — Но от меня тебе не скрыться, я же твоя тень! Ты любишь Эсме, а потому не смеешь даже смотреть на неё как-то по-особенному. Ты боишься…
Магус закрыл глаза; его лицо сделалось похожим на маску.
— А ты бы не боялся?
Умберто медлил с ответом, его вновь охватили воспоминания: когда-то давно он стоял перед Эсме, шатаясь и истекая кровью. Что он сказал ей в тот вечер? Какую-то глупость про выполненное обещание… Потом она держала его сердце в своих нежных ладонях, а Великий шторм, сердито ворча, сворачивал чёрные щупальца и обещал скоро вернуться.
— Она спасла нас обоих, — медленно проговорил он. Чтобы продолжить, пришлось сделать над собой усилие: — Кристобаль, откуда мне знать, что мои чувства — и впрямь мои собственные, а не отражение твоих? Быть может, твоя любовь к Эсме столь сильна, что волнами захлестывает всю команду, и поэтому матросы «Невесты ветра» так обожают свою целительницу?
Крейн пожал плечами и сказал:
— Обратное тоже может быть верным, не находишь? Впрочем, какая разница… — Он поднял руки и затянул на затылке узел черной повязки, прикрывавшей левый глаз. — Я по-прежнему буду молчать, а ты поступай как знаешь. Да поможет нам Заступница!
«Невеста ветра» прибыла в Эверру, и представление начиналось.
Триста лет назад на месте богатой Эверры располагался скромный городишко, чей маленький порт лишь два-три раза в месяц навещали проходившие мимо корабли. Это была настоящая глухая провинция, надежно отрезанная от торговых путей бурливым Изумрудным морем с запада и несудоходным мелководьем — с востока. Всё изменилось из-за войны с меррами, а точнее — из-за перемирия, по которому значительная часть земель клана Краффтер отошла морскому народу. Ласточки получили в качестве компенсации несколько плодородных островов, ранее принадлежавших императорскому семейству. Их новые владения оказались даже обширнее старых, но Эверра, захудалая и невзрачная, неожиданно стала самым ценным сокровищем клана: когда северные земли окончательно пришли в себя после войны и принялись восстанавливать торговлю, то выяснилось, что некоторые из новых морских путей пролегают именно через город, который в недавнем прошлом не представлял собой ничего особенного. Так Краффтеры разбогатели, их даже стали называть кланом негоциантов, а вот былая слава мастеров-искусников несколько поблекла: те, кто хоть раз побывал в Эверре, восторженно рассказывали о танцующих и говорящих куклах, поющих часах, музыкальных шкатулках и прочих диковинках, но рассказы эти год от года становились все более однообразными. Впрочем, Ласточки по-прежнему охотно продавали свои изделия тем, кто готов был платить за них весьма впечатляющие суммы, и становились непреклонными, как только покупатели заводили речь о секретах мастерства — эти сведения ни один из Краффтеров не продал бы и за всё золото Десяти тысяч островов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
