class="p1">Задумчиво пожевал губу.
– Да, – уныло протянул Лутый, меняясь в лице, – кажется, она успела ко мне привязаться. Но не настолько, чтобы помочь мне избежать смерти. Жаль…
Лутый вздохнул и перебрался поближе к сундучку, на котором сидела Рацлава. Та, заслышав шорохи, мутно поглядела в его сторону и издала короткий смешок.
– Девка к тебе неравнодушна, а ты убеждаешь ее, что обезумел из-за ее же поступка. – Рацлава приподняла брови. – Это ведь она показала тебе карту… Разве не милосерднее ее задушить?
Лутый отставил кувшин и до боли стиснул пальцы.
– Ты не согласен? Ее накажут, если мы сбежим.
– Пожалуйста, хватит, – простонал Лутый. – Не думай, что я этого не понимаю. Я поступаю гадко. Бранка – заносчивая неумная девица, выросшая среди камня. Но я не хочу расстраивать ее, не хочу подставлять. – Выругался. – И смерти ее не хочу. Знаешь, как я чувствую себя сейчас?
– Как же?
– Будто ломаю игрушку на глазах у ребенка. Может, это – единственная вещь, к которой прикипело неразумное холодное дите. – Лутый покачал головой. – Бранке было бы легче пережить мою кончину. Однажды я бы просто пропал, и все, но сейчас она вынуждена смотреть, как я разыгрываю безумие. А я одаренный лжец, Рацлава, ложь для меня – что оружие для опытного воина!
Драконья жена наклонилась к нему – забренчали серьги из горного хрусталя. По равнодушному лицу мелькнуло нечто, похожее на понимание.
– У тебя нет выбора.
– Нет выбора, – эхом повторил Лутый.
– Цена за лучшую долю не может быть низкой, верно?
Рацлава знала все о высокой цене. Знала, чем приходилось платить за жизнь и за власть над людьми и природой, как непросто было выкраивать могущество. Жадная свирель насыщалась не только ее кровью и болью – о нет. Рацлава отдала своему ремеслу свободу и юность. Она пожертвовала своими друзьями и возлюбленными, которых так и не встретила, предпочтя не жить самой, но наблюдать за жизнью, впитывая отзвуки чужих историй.
– Вот гадство, – выпалил Лутый с досадой. – Я стану или мерзким человеком, или мертвым.
– Ты еще не нашел выход, так что вполне можешь стать мерзким мертвецом. К сожалению, это вероятнее прочего.
С мгновение они молчали. Рацлава поигрывала гроздьями бус на груди, Лутый же пытался почесать натертую кожу под рабским ошейником.
– Вероятнее прочего, – согласился Лутый серьезно. – Значит, уже можно начинать печалиться и ждать смерти?
– Можно, – позволила Рацлава.
А потом они расхохотались. Не столько веселясь, сколько насмехаясь над собственной судьбой. Потому что никто из них не сумел бы сложить руки, безропотно дожидаясь конца – даже если бы осознали, что дело гиблое. Лутый и Рацлава были молоды и упорны, и они оба желали оставить след. Лутый – служа господам и плетя хитрости; Рацлава – плетя песни и не служа никому.
Надежда роднила их больше, чем увечья или месяцы пути. Она давала им силы и помогала не впасть в отчаяние – Лутый думал, что точно бы спятил, если бы не занимался делом и не цеплялся за крохотную возможность вырваться на волю. Как-то Рацлава сказала, что ему приходилось хуже, чем ей и Кригге: драконьих жен приволок в Матерь-гору слепой рок. А Лутый пришел сам, и он знатно просчитался. Он хотел обмануть Сармата-змея и рассказать о нем миру, но что толку, если воротился князь Хьялма и началась война?
Дурак-дурак. Нужно было слушать Оркки Лиса.
– Скажешь Кригге, что мне нужна ее помощь? – спросил Лутый, поднимаясь.
Рацлава ответила, что обязательно.
– Засиделся я, разболтался… Загляну, когда меня снова заворотит от каменных змеек. Хотя, честно говоря, меня уже от них воротит.
Он похлопал руками по бедрам, покрутил головой – точно скинул тяжелую пелену сомнений, вновь став решительным и задорным. Корить себя было недосуг.
– Бе-едненький, – проблеяла Рацлава. – Думаешь, мне всегда по душе ползать в телах жуков, собирая слухи о Ярхо и Сармате? Или что я не устаю от песен?
– Разве нет? Мне казалось, ты готова ткать вечность.
– Вечность! – передразнила она. – Всем иногда становится тяжело. Но мне тоже не приходится выбирать, раз я собираюсь пережить этот год.
Лутый легонько потрепал ее по волосам, вызвав недовольное шипение.
– Ты молодец, – сообщил он, подхватывая куль с запасами, что приготовили марлы. – И я тоже молодец. Поэтому мы умрем через сто лет, убеленные сединами и окруженные правнучатами. Ты согласна?
– Не слишком, – отозвалась Рацлава, приглаживая косы. – Не думаю, что у меня будут дети. И я не хочу жить так долго – я стану глухой и дряхлой.
– Как скажешь, – ответил Лутый, шагая к тайному ходу.
Закинув куль за спину, он открыл дверцу и обернулся.
– Удачи, – пожелал он на прощание, а Рацлава скривилась.
– Удача – глупое развлечение небесной пряхи. Есть вещи понадежнее: стремление, упорство, жажда жизни. Придерживайся их.
Лутый улыбнулся, проскальзывая в коридор.
Пробираясь по ходу, он раздумывал, что, возможно, Рацлава права. Чего бы ни хотела богиня-пряха, у них свои намерения – и если потребуется, Рацлава сплетет им новую паутинку судьбы, а Лутый придумает, как выпутаться из прежней.
Когда солнце замрет VI
В воздухе пахло летом. Степь раскинулась пестрым цветочным ковром – от чистого голубого небоската до земной тверди; от солнечных чертогов Ярбуре до подземных хором матери Тюнгаль. Хортим шел через Пустошь, не иссушенную зноем, сочно-травянистую, вспыхивающую маками, и за ним шло староярское войско – вместо себя князь Люташ отправил старшего сына, Микулу. Рать углублялась на восток, намереваясь соединиться с силами Бычьей Пади.
Теперь Ярхо-предатель был вынужден обороняться от врагов по обе стороны, хотя его и не удалось застать врасплох. Не то чтобы Хортим слишком надеялся: Сармат-змей – ловкий крылатый ящер, осматривающий Пустошь с высоты. Удивительно, если бы он проглядел перебежчиков. Однако дракон не сумел подобраться близко. Староярское войско, не чета бычьепадскому, было вооружено куда лучше, и Хортим в который раз поразился, какой же Люташ Витович все-таки хитрый лис. С Сарматом-змеем дружил, а прятал в своем городе гладко обтесанные, исполинские, мощные самострелы: каждый – размером с двух взрослых мужчин. Самострелы били тяжелыми шипастыми болтами, да так кручено и сильно, что, казалось, могли пробить Сарматову чешую, если бы дракон замешкался. Видно, князь Люташ не исключал, что однажды миру с Сарматом придет конец, и похлопотал заранее. Часть самострелов он оставил для защиты столицы, другую, большую, – погрузил на телеги и отправил в бой.
Верилось, что пока Сармату-змею не будет дела до Старояра – наступили непростые времена. Хортим не мог не гордиться собой, хотя и знал, что до победы было далеко. Налеты Ярхо обещали быть лютыми, а Сармата-змея наверняка уязвило предательство Старояра, но… Наконец-то появилась надежда на перелом в войне.
