Я ничего не ответил ей, лишь смотрел на то, как переливаются ее платиновые волосы на солнце и думал о том, что еще никогда не был так счастлив. Мне не нужно было ничего, кроме нее.
— Значит, мой план удался. — Сказал я, — Лорента с Тадаром не опоздали?
— Нет, вот только ты чертов самоубийца! — Милит ударила меня локтем, — Я боялась, что ты умрешь!
— Ну не умер же… — Я заглянул ей в глаза.
— Правда — всего лишь побыл овощем каких-то две недели, пока мы ехали к порту! — Язвительно заметила девушка.
— Зато я… — Я замялся, не зная, как поставить вопрос, — Подожди — а что с Солзом?
— Он был уже мертв, когда пришли мы с Лорентой. У него из глаз…
— Знаю. — Выпалил я, — Это я сделал.
— Но…
— Он порвал нашу связь. — Объяснил я, — И я ослеп без тебя.
— И тогда ты решил… о боги! — По лицу Милит прошел ужас осознания.
— Я такое же чудовище, как и он.
Ладонь Милит внезапно накрыла мою:
— Он заслужил это.
Я невесело хохотнул:
— Моя мать обещала ему золотые горы, а в итоге…
— Из-за него ты… — Свободной рукой девушка дотронулась до моего лица. Ее пальцы были холодными, как лед.
Я долго-долго смотрел ей в глаза, впервые за все время не чувствуя себя нахлебником. Я видел ее глазами, пока она страдала от боли, и даже угрызения совести не могли заставить меня отказаться от этого. Я добровольно причинял боль тому, кого люблю. И теперь я нашел выход, и плевать, каким он был — честным или нет.
— Просто вошел в историю. И неважно, что в роли антигероя. — Я приблизил лицо к ее глазам.
— Важно. — Нахмурилась Милит, отпуская меня. Она принялась шарить по карманам своих штанов, ища что-то.
На раскрытой ладони она протянула мне небольшую дощечку с тонкой плетеной веревочкой. Я покрутил ее между пальцев и понял, что она сплетена из человеческих волос. Только потом я обратил внимание на рисунок, нанесенный на деревяшку.
— Я купила это на столичном базаре. — Сказала Милит.
Я опешил, когда разобрал на нечетком рисунке человеческую фигуру с руками, прижатыми к груди. Видно было, что художник старался изобразить человека молодым и максимально тощим, буквально скелетом, обтянутым кожей. Он был запечатлен по пояс и, естественно, обнажен, а обе ладони, лежащие на груди, были залиты кровью, словно он надел красные перчатки.
Его глаза не были закрыты, но зрачков в них практически не виднелось. Пустые глазницы могли обозначать все, что угодно, но сейчас я знал, что имел в виду художник — слепоту.
Это был я. Об этом говорили и темные волнистые волосы, и кровоточащие раны от плетей по всему телу, и надпись «Цареубийца» над моей головой.
Торгаши всегда отличались прытью, но я не думал, что они состряпают амулеты с «моим» изображением так быстро.
— Полагаю, это мои волосы? — Я накрутил веревочку на палец.
— Я пыталась доказать торговке, что твои волосы темнее и жестче. — Милит с важным видом сложила руки на груди.
— И что она? — Ухмыльнулся я.
— Она спросила, откуда я могу знать такие подробности, ведь с Цареубийцей не знаком никто, кроме нее, сострогавшей эти самые амулеты. Я сказала, что я твоя любовница.
Я рассмеялся:
— Хотел бы я видеть ее ошарашенное лицо. Она не прогнала тебя?
— Прогнала, но к тому времени я уже купила у нее эту дрянь. — Девушка кивнула на амулет, — Ну… как купила… денег оставить я «забыла».
Захохотав, я притянул Милит к себе:
— Нужно было мне самому заявиться к ней, ткнуть пальцем в мое изображение и сказать: «не похож, рисуйте с натуры, пожалуйста!»
— А знаешь, это ведь еще не все. — Прошептала Милит, сжавшись в моих объятиях.
— Что, уже сделали обереги из моих костей?
— Нет, лучше. — Девушка отстранилась от меня, — Кое-что от Лоренты. Подождешь минуту?
Она бегом рванула куда-то за угол, снова оставив меня наедине со своими мыслями. Я повернулся к морю, но перед глазами все еще стоял ее образ. За те дни, пока я был в отключке, Милит явно стало намного лучше. Скорее всего, она ни разу не приняла свой порошок с тех пор, как мы встретились после моего побега, и уж тем более, с того дня, как наша с ней связь была разорвана.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
У нас больше не было одного зрения на двоих, но все еще оставалось что-то другое. То, что делало меня собой.
Нам предстояло еще очень многое. Где-то там, куда сейчас устремился мой взгляд, через многие и многие километры, находилась Кригия — страна, о которой в Зотерской империи было известно всего лишь название. Несмотря на торговлю, наши связи с ней были очень и очень слабы, а значит, они знали о нас ровно столько же, сколько мы — о них.
Кригия станет идеальным убежищем для нас — никто не признает во мне Цареубийцу, не станет тыкать пальцем и, уж тем более, разыскивать. Не знаю, возможно ли прожить там много лет, но на первое время для нас с Милит сгодится даже сама преисподняя.
Позади раздались шаги — Милит возвращалась с памятным подарком Лоренты в руках. Я с заинтригованным видом повернулся к ней, пока не увидел в руках у девушки… свою шляпу.
У меня отвисла челюсть — за эти месяцы я успел напрочь позабыть о ней! А когда вспоминал, то думал, что уже никогда не увижу ее.
— Она провалялась в братстве, брошенная и никому не нужная! — Сообщила Милит, надевая ее мне на голову. Знакомая тяжесть, как ни странно, словно придала мне сил. Я до сих пор опирался на перила и шатался от пронизывающего ветра, но теперь я был уверен — я выживу. Просто потому, что теперь у меня было все, за что я боролся, — Хорошо, что Лорента вспомнила о ней.
— Не думал, что когда-нибудь снова надену ее, — Сказал я, поправляя головной убор, — Жаль, что я не смогу поблагодарить ее. Не только за это — за все.
— Она сказала, что будет скучать. — Милит прислонилась к перилам, — По нам обоим. Но по тебе чуть сильнее.
— Правда?
— Это ее слова! — С улыбкой поклялась Милит, — Понятия не имею, почему.
— Вообще-то, я тоже. — Признался я, чувствуя, что жалею о том, что так и не смог попрощаться с наемницей.
— Будешь вспоминать ее подначки?
— Может, и буду, — Начал я, всматриваясь вдаль, — Но знаешь, я поймал себя на другой мысли — может, Солэйя Корту и умерла, но ее душа осталась в этом мире. И теперь принадлежит Лоренте. Я плохо помню мать, но хочу думать, что она была такой же. И так же любила меня.
— Знаешь, возможно, ты прав. — Я не думал, что Милит что-то ответит, — Я знакома с ней сто лет, но ни разу не видела ее слез. Так вот — Бейв, она плакала, когда мы отплывали — мне не показалось!
Я снова взглянул на солнце — то ли для того, чтобы вспомнить, как мама рассказывала мне про его свет, описывая его самыми красивыми словами, то ли для того, чтобы тоже расплакаться. Так бы и случилось, если бы Милит не отвлекла меня от мыслей о Лоренте — она прижалась ко мне, согревая своим теплом мои продрогшие от ветра кости.
Чтобы я еще раз понял, как счастлив в это мгновение.
Я поправил свою шляпу — последнюю вещь, оставшуюся от моей прошлой жизни. Эта шляпа прошла со мной все — она видела то, чего не видел я, и помнила то, о чем я давным-давно позабыл. Она знала в лицо всех моих демонов и лично встречалась с каждым из моих страхов. Она принадлежала герцогу и слепцу, магу и принцу, а теперь беглецу и изгою.
Милит глубоко вздохнула, прижимаясь щекой к моей груди.
Мне больше ничего не было нужно.
У меня осталась шляпа.
И она.
