«Наше жилище, — сообщал Деникин одному из своих друзей 31 мая 1924 года, — не шикарно, но просторно и относительно удобно. Особенно великолепен сад, выходящий на озеро. Летом здесь прекрасно. О зиме же я стараюсь не думать. Мне говорили, что никто еще не проводил в этом доме зиму…»
Лето, действительно, было прекрасно. Озеро искрилось, приглашая на лодочные прогулки. Большой лодкой с единственной парой весел очень трудно было управлять. Деникину пришла мысль в качестве паруса закрепить большой красный зонт. Так как часто дул бриз, импровизированный парус позволял плавать. В изобилии росли вишня и малина. Няня Вера, приехавшая из Брюсселя после того, как она разочаровалась в предмете своего чувства, делала из этих ягод ликер по-русски. Яблони, абрикосы гнулись под тяжестью плодов. Соседи, приходившие за абрикосами, ставили свою тележку под деревом, а затем трясли ветки. В огородах росли капуста, морковь, картофель, краснели сочные помидоры. Опоросилась свинья. Пели петухи, разноцветные куры несли огромные яйца. Прекрасные белые гуси гоготали и нагуливали жир.
У меня осталось очень отчетливое воспоминание о гусях. Однажды я нашла их мертвыми, лежащими в самых странных позах. Я побежала звать родителей. Мать запричитала, затем, обнаружив, что они еще теплые, предположила, что, зарезав их сейчас же, мы могли бы, может быть, их съесть… Никто из нас никогда не убивал даже курицы. Мать обратилась к отцу: «У нас нет времени звать кого-то. Не мог бы ты, Иваныч, отрубить им голову саблей?» Отец уклонился от этого задания, а сделанное няней предположение, что гуси могли быть отравлены, заставило мать отказаться от своего плана. Прощайте, вкусные жаркое и гусиный жир. Но можно было сохранить хотя бы пух и сделать из него лишнюю перину на зиму. Женщины принялись за работу и позвали на помощь меня.
— Не дери большие перья, бери только пух!
После того как гуси были ощипаны, отец, вооружившись лопатой, выкопал им братскую могилу в саду. Прибыл почтальон. Мой отец оставил свое скорбное занятие и начал читать почту. Я услышала, как завизжала и жалобно залаяла наша венгерская овчарка. Я бросилась к ней. Со вставшей дыбом шерстью собака смотрела на то, как призраки мертвых птиц, с торчащими остатками перьев, шли, спотыкаясь, как пьяницы. Наши гуси ожили! Вскоре стало ясно, что причиной этого драматического случая оказалось то, что в сад после фильтрации ликера были выброшены остатки вишневой и малиновой настойки.
Деникины обрабатывали землю и занимались меновой торговлей, так как им приходилось кормить многочисленных гостей. Бывшие сподвижники генерала, находясь под впечатлением трех первых томов «Очерков», приезжали из Парижа, Белграда, Софии, Берлина, сообщая новые сведения и предоставляя дополнительные материалы для работы над следующими томами. Они говорили о прошлом и, если у них было свободное время, задерживались на неделю, две или даже три.
Кутепов посетил своего начальника сразу же, не дожидаясь лучших времен. Великий князь Николай Николаевич, бывший главнокомандующий русской армией, бежавший во Францию, решил продолжать борьбу — на этот раз тайную — против большевиков и обратился за помощью к Кутепову. Последний, прежде чем принять это предложение, решил посоветоваться с Деникиным и получить его одобрение:
— Ваше высокопревосходительство, Его Высочество желает, чтобы я создал тайную организацию, способную свергнуть советский режим. Я хотел бы по этому поводу спросить у Вас совета.
Деникин всегда с недоверием относился к шпионам, разведчикам и контрразведчикам, даже когда ему случалось прибегать к их помощи.
— Мне кажется, что план полезен, но я полагаю, что для его осуществления Вам нужны значительные финансовые средства и солидный опыт в таком деле, иначе это дилетантское предприятие не будет иметь успеха.
— Мы найдем средства, и я рассчитываю привлечь компетентных и надежных людей.
Из всего разговора Кутепов запомнил только слово «полезен» и, заручившись поддержкой и одобрением Деникина, пустился в свое «дилетантское» предприятие, из-за чего через несколько лет был убит агентами ГПУ. В 1924 и 1925 годах он постоянно жаловался Деникину на враждебность и недоверие к нему со стороны Врангеля. В своих письмах он иронически называл его «наш общий друг».
«Общий друг» старался собрать прежних русских бойцов, создать военную организацию с местопребыванием в Париже. В нее записывались все, кто когда-то воевал в Белой армии, надеясь в случае изменения международной ситуации или какого-нибудь иностранного вторжения в Советскую Россию быстро воссоздать прежние формирования для участия в освобождении родины.
Что касается Деникина, то он был убежден, что в двадцатых годах никакое иностранное вторжение в Россию было невозможно, да он и не желал этого. Последние события в стране — мятеж матросов в Кронштадте и бунт крестьян под руководством Антонова — зародили в его душе надежды на общероссийское антибольшевистское движение. Усилия же Врангеля оживить за границей политический призрак прежнего государства и создать настоящую армию, по мнению Деникина, могли только вызвать враждебную реакцию европейских стран. «Конечно, армия должна быть сохранена, — писал он Кутепову, — но не путем вербовки в настоящие военные организации, а путем поддержки традиционных связей между бывшими воинами и их руководством с целью не допустить окончательного распада взаимодействий между ними».
Как бы то ни было, но эмиграция наконец «зашевелилась». В «цивилизованных странах» в ближайшем будущем могли произойти большие события, а Балатон так далек от всего! «Очерки» были почти написаны. Четвертый том находился в печати у нового издателя в Берлине. Деникин мог закончить последний в другом месте; необязательно было оставаться в прежнем «просторном доме», открытом всем ветрам: зиму они еле выдержали, зимовать второй раз не очень-то хотелось. Одиночество, казавшееся столь желанным в первые годы изгнания, длилось уже слишком долго. Ася, пройдя курс лечения в австрийской больнице, уже не страдала больше язвой. Было решено: в начале осени семья возвращается в Брюссель!
Пришлось продать свинью, кур и гусей. Собаку Мелинду взял крестьянин из этой же деревни. Деникину нелегко было расстаться с Венгрией, «где с такой теплотой относились к русским». Присутствие старого деда (83 года), маленькой Марины (6 лет), чемоданов с архивами и многочисленными вещами делали путешествие трудным. Самый близкий вокзал находился на расстоянии пяти километров, и на этой станции останавливались только местные поезда. Надо было, следовательно, ехать через Будапешт, делать пересадку… К счастью, начальник местного вокзала оказался человеком сочувствующим и находчивым. Деникины должны были со всем своим багажом приехать на платформу в среду к 10 часам, к прибытию скорого, идущего в Вену, начальник обещал, что поезд остановится.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
