Лицо Анаис ярко горело, точно так же, как и верхушки ее грудей. Ах, как бы Линдсею хотелось, чтобы здесь было светлее – так он мог отчетливее видеть свою желанную! И все же Линдсей не мог не признать, что мерцающее пламя одинокой свечи создавало особую, неповторимую атмосферу. Было нечто эротическое в том, чтобы сладостно метаться по кровати в окружении шелковых мерцающих пологов. А тени, ласкающие язычками изгибы пышного тела Анаис, были воплощением греха. Линдсей быстро потерял контроль над своими эмоциями, хотя этого и не желал.
Их соединенные тела находились в плену жаркого безумия, а Линдсей хотел любить Анаис медленно, всецело отдаваясь ей, досконально исследуя каждую ее частичку.
– Скажи мне, что хочешь этого, – попросил он, когда Анаис скользнула по его телу.
Ее бедра задвигались под ладонями Линдсея, заставляя член набухать еще больше.
– Я хочу ощутить тебя внутри, Линдсей. О боже, как же я этого хочу!
Он приподнял Анаис, опустив ее на свой вздыбленный фаллос. Когда Линдсей заполнил ее, Анаис выгнулась, и это заставило ее груди податься вперед.
Боже праведный, он никогда прежде не испытывал ничего подобного, никогда еще любовные ласки не казались ему такими гармоничными, такими совершенными, такими полными… Наблюдая за Анаис, ощущая каждое движение ее тела наверху, Линдсей осознавал, что наконец-то удовлетворен, его любовный голод утолился, его душа наполнилась. Линдсей любил Анаис, и ответное осознание было для нее лишь вопросом времени: понимание, что это естественно и совершенно безопасно – снова любить его взамен.
Анаис откинулась спиной на колени Линдсея и опустила бедра вниз, позволив ему восхищаться тем, как точно она улавливает ритм его движений. Линдсей понимал, что никогда не насытится Анаис. Ему никогда не наскучит наблюдать за ней вот так.
– Испытай блаженство, – приказал он, убыстряя темп до тех пор, пока глубокие, резкие удары не заставили ее задыхаться, ловя воздух ртом.
Анаис думала, что может умереть от блаженства. Умереть вот так – царапая ногтями его плечи, вскрикивая в чувственной разрядке, которую мог подарить ей только он, Линдсей. Она позабыла о мерах предосторожности, да вообще обо всем на свете – кроме наслаждения, в котором он купал ее.
Линдсей поглаживал пальцами клитор, пока Анаис не начала извиваться и метаться под его ласками. Но Линдсей был неумолим, он все ближе и ближе подталкивал Анаис к оргазму, выжидая, когда же она начнет неистовствовать и кричать в любовной горячке. Когда воспарит к вершине блаженства, позволив ему удовлетворить свои собственные чувственные желания.
– Я люблю тебя, Анаис, – тихо произнес Линдсей, прижимаясь к ней, обнимая ее так крепко, что она едва могла дышать.
Эйфория страстного воссоединения постепенно покидала Анаис. Услышав признание, она ответила про себя: «Я не хочу, чтобы ты любил меня, Линдсей. Все было бы намного легче, если бы мы оба могли ненавидеть друг друга. Но тогда у нас не было бы этих мгновений…»
Анаис попыталась отодвинуться от Линдсея, но его рука рефлексивно крепче обняла ее за талию. Линдсей уложил ее сверху и накрыл их сплетенные тела одеялом.
– Ты принадлежишь мне, Анаис, – пробормотал он. – И ты не выскользнешь из моей постели сегодня ночью – и ни одной другой ночью тоже, если уж на то пошло.
Глава 18
Проснувшись рано, Анаис потерла сонные глаза. Повернув голову на подушке, она посмотрела на лежавшего рядом человека. Энн спала как ребенок.
Анаис следовало вернуться в свою комнату раньше, чем слуги приступят к ежедневным обязанностям. Интересно, Линдсей уже ушел? – спрашивала она себя, вспоминая, как оставила его, спящего глубоким сном, одного в постели. Анаис надеялась, что он успел пробудиться и ускользнуть. А заодно рассчитывала на то, что Луиза еще не зашла в спальню, чтобы разбудить ее.
Стук копыт, заглушивший мирное щебетание птиц, заставил выскочить из кровати. Анаис подбежала к окну вовремя, успев увидеть Линдсея, несущегося галопом верхом на Султане вниз по узкой дорожке. Образ любимого, медленно тающий в серо-голубом свете рассветного утра, заставил ее сердце томительно заныть. В эту ночь, полную страсти и неподдельных эмоций, легко было забыть обо всем, потеряв голову от любви. С рассветом все тайны Анаис вернулись, точно так же, как и ясное осознание того, что она ступила на опасную дорожку.
Туго завязав пояс халата вокруг талии, Анаис отбросила волосы с лица и оглянулась на сестру, которая все еще мирно спала. На цыпочках прокравшись к двери своей спальни, Анаис скользнула внутрь и с облегчением перевела дух. Ни Луиза, ни какая-либо другая горничная еще сюда не заходила. Линдсей небрежно застелил постель, скрыв все свидетельства их любовных игр. На подушке все еще оставалась вмятина от его головы, и Анаис провела пальцами по этому следу, ощутив теплоту, сохранившуюся на хрустящем льне.
Откинув покрывала, Анаис обнаружила свернутый клочок веленевой бумаги, подсунутый под подушку. Развернув его, она узнала размашистый почерк Линдсея:
«Больше никаких тайн. Прошлой ночью я открыл тебе свою душу. Настало время тебе открыть мне свою».
Записка задрожала в ее пальцах, приземлившись на смятую простыню. Неужели он узнал? Нет, это просто абсурд! Как он мог узнать? Нет, это невозможно, он наверняка и не догадывается о ее секрете! Скорее всего, лишь предполагает, что она что-то от него скрывает.
Боже праведный, в панике думала Анаис, а что, если Линдсей действительно все узнал? Что же ей тогда делать? Анаис не хотела причинять ему боль, особенно после этой ночи. Он был бы уничтожен, обнаружив, как Анаис с Гарреттом предали его.
Вылетев из кровати, она торопливо набросала письмо Гарретту. Анаис должна была его увидеть. Сейчас ей требовались крепкие нервы верного друга. Вместе они могли бы разработать план действий, придумать, как не допустить того, чтобы Линдсей узнал их страшную тайну.
Толстое полено треснуло в камине, когда основательно замерзший Линдсей пододвинул кресло ближе к огню и опустился на теплую кожу. Было чертовски холодно, разгулялся ветер, и сквозняки теперь хозяйничали во всех комнатах дома.
Линдсей скакал долго, во весь опор, до седьмого пота, стараясь убежать от собственных мыслей, но они настойчиво преследовали его через весь лес, гнались за ним вниз по дороге, ведущей в Бьюдли. Такая скачка утомила Линдсея, он промерз до костей, но усталость не смогла подавить то, что он действительно чувствовал, – тревогу. Беспокойство охватило его с тех пор, как он проснулся утром в постели Анаис в полном одиночестве. И вместо того чтобы улетучиться после прогулки верхом, это ощущение охватило его еще сильнее.
