– После того как я коснулся тебя во время нашего первого поцелуя, я твердо знал, что никогда не захочу другую женщину. Я люблю твою улыбку, сладость твоего лица, то, как морщинки лучиками расходятся у твоих глаз, когда ты смеешься. Я люблю, как твои волосы блестят на солнечном свете, как непокорно разлетаются твои локоны, когда ты снимаешь шляпку и позволяешь ветру бросать золотистые завитки себе на глаза – мне нравится смахивать эти завитки с твоего лица, ведь так я могу снова коснуться тебя.
– Линдсей… – хрипло, умоляюще прошептала Анаис. Она не могла больше слушать эти признания. Не находила сил противиться этой пытке.
– Больше никаких тайн. У нас и так появилось достаточно секретов друг от друга. Я хочу сказать тебе все, Анаис. Ты хоть представляешь, как долго я любил тебя? Ты хоть знаешь, – тихо произнес он, – что я все еще люблю тебя? Страх заставлял меня молчать о своей любви. Я знал, что именно ты думаешь о моем отце. И не хотел, чтобы твои чувства ко мне омрачались чем-то подобным. Я терялся в догадках насчет того, что ты чувствуешь ко мне, поэтому зарыл поглубже свою тоску по тебе, заглушил боль опиумом. Я был слаб, теперь это знаю. Неужели ты никогда не была слабой? – спросил Линдсей. Его дыхание касалось шеи Анаис, заставляя все внутри томительно сжиматься.
Вожделение отдалось сладостной болью внизу ее живота. Рука Анаис метнулась к сердцу, и она почувствовала, как внутри в безумном танце кружатся бабочки, заставляя груди напрягаться и томительно наливаться в корсете.
О, она знала, что такое быть слабой – непростительно слабой…
– Так ты была слабой, Анаис?
– Да. Я сейчас так слаба…
– Покажи мне это. – Линдсей потянул ее к себе, заставляя подняться со стула. – Будь слабой, Анаис! Будь слабой для меня…
Приподняв любимую в своих объятиях, Линдсей отнес ее к постели. Опустившись на кровать, он усадил Анаис себе на колени. Запустив руки ей в волосы, растрепал прическу. Шпильки рассыпались, бесшумно усеяв ковер.
Придерживая пальцами затылок Анаис, Линдсей притянул ее ближе, теперь их губы почти соприкасались.
– Поцелуй меня, ангел. Люби меня.
Прильнув к Анаис в жадном поцелуе, он принялся неистово ласкать ее языком, заставляя задыхаться. И она уступила окончательно, забыв о хваленом самообладании, которое всеми силами пыталась сохранить. Да, Анаис по природе своей проявляла слабость во всем, что касалось Линдсея. Она не могла ни отвергнуть его, ни призвать всю свою силу воли, чтобы противостоять ему.
Разве это было так грешно, так неправильно – отдать свое тело мужчине – мужчине, которого она хотела? Мужчине, в котором так нуждалась?
На мгновение прервав поцелуй, Линдсей подтянулся на кровати, опершись спиной о деревянный столбик. Оказавшись сверху, между его коленями, Анаис почувствовала тепло его руки, скользящей по ее одетой в чулок ноге к верхней части бедра, над подвязкой.
– Ты – мой наркотик. Мне необходимо ощущать, как в моих венах плаваешь ты, не опиум. – Потянувшись к спине Анаис, Линдсей медленно расстегнул застежку платья. – Ты спрашивала меня об опиуме. – Он обнажил одно плечо, потом принялся плавно спускать шелк с ее руки до тех пор, пока половина лифа не оказалась у ее талии. – Ты хотела знать, что я нашел в его власти…
Линдсей стянул рукав с другой руки Анаис, обнажив корсет и бледную плоть, показавшуюся над оборчатым краем белого муслина. Взгляд Линдсея скользнул туда, где его руки уже бродили по корсету, порхая над китовым усом.
– Когда опиум плавает в моих венах, я ощущаю эйфорию, томление, страсть – спасение. – Потянувшись к волосам Анаис, он с наслаждением провел рукой по шелковистым завиткам. Сжав длинные локоны, он притянул ее к себе, так чтобы их губы снова оказались рядом. – То же самое я чувствую, когда занимаюсь с тобой любовью.
Глаза Анаис невольно распахнулись от изумления и страсти. Никогда еще Линдсей не был таким откровенным. Когда он сжал ее волосы, Анаис явственно ощутила – точно так же, как увидела на его лице, – неистовой силы желание.
– Любовь к тебе дает мне те же ощущения, что и опиум. Так позволь же почувствовать тебя снова! Разреши забыться в тебе, Анаис, испытать это прямо сейчас! Вожделение, страсть, спасение…
– Да.
Сжав лицо возлюбленной в ладонях, Линдсей позволил ей прочитать жажду страсти в его глазах.
– Благодаря тебе я хочу быть лучшим мужчиной, ты заставляешь меня мечтать об этом. Я хочу, очень хочу быть лучшим мужчиной для тебя.
Анаис понимала, что уступает слабости, которая была ей слишком хорошо знакома.
– Я тоже хочу тебя, Линдсей. И плоть, и кровь, и тепло…
Он опустился на колени, потянулся вперед и прильнул губами к ее устам. Его разгоряченный язык проник внутрь, и Анаис впервые отмахнулась ото всех мыслей, разрешив себе не думать – только чувствовать.
Линдсей неспешно ласкал рот Анаис, наслаждаясь восхитительным ощущением ее тела, прижимавшегося сверху. Он целовал ее, смакуя вкус ее губ, неумолимо добиваясь от нее ответных ласк. Он терпеливо ждал, проникая внутрь, отступая, снова входя – до тех пор, пока Анаис не застонала, пока ее тело не обмякло в его руках. Взгляд Линдсея метнулся к ее грудям – набухшим, готовым выскочить из корсета. Голубоватая вена устремлялась от полукружия ареолы вверх, к шее. Он провел по этой вене кончиком пальца и опустил корсет ниже, чтобы полюбоваться сочными грудями с розовыми упругими верхушками. Откинув голову назад, Анаис учащенно задышала, ее груди соблазнительно подались вперед, словно приглашая.
– Предложи себя мне, Анаис.
Линдсей увидел, как она потянулась вверх, развязав узлы на мерцающем шелковом балдахине. Легкий полог опустился к полу. Окутанная завесами, половина кровати погрузилась в тень.
Теперь постель была сокровенной, интимной территорией, подобно гарему. Шелковистый занавес песочного цвета в сочетании с золотистым сиянием свечей отбрасывали теплые отблески на кожу Анаис – словно ее ласкало своими лучами жаркое турецкое солнце. Здесь, в этом гареме, Линдсей не нуждался ни в наложнице, ни в опиуме – только не тогда, когда рядом с ним была Анаис.
Перехватив его плотоядный взгляд, она опустила корсет ниже, так что сосок выкатился, освободившись из плена муслиновой ткани. Соблазнительно, как заправская куртизанка, Анаис сжала свои груди и поднесла их ко рту Линдсея, предлагая себя ему.
Он пропал. Неистовое, рвущееся из самых глубин его существа желание, которого никогда прежде не знал Линдсей, теперь управляло им. Взяв сосок в рот, он принялся посасывать эту розовую упругую горошинку, пока Анаис не начала томительно извиваться над ним, касаясь члена своим лоном, прикрытым лишь нижней юбкой. Он продолжил ласки, решив довести ее до оргазма одним лишь посасыванием тугих жемчужинок, венчающих груди.
