Гай остановился и, вежливо поклонившись, застыл в ожидании. Сэр Хенрик окинул его цепким не по возрасту взглядом, проговорил неспешно:
– Сэр Гай?
Гай сказал почтительно:
– Ваша светлость, позвольте засвидетельствовать мое искреннее уважение.
Сэр Хенрик спросил внезапно:
– Это в связи с чем?
Гай слегка растерялся.
– Простите…
Сэр Хенрик сказал требовательно:
– Да вот все свидетельствуют мне свое почтение, а я подумал, что именно они имеют в виду?.. Вот вы, например?
Гай ответил осторожно:
– Ваши земли процветают, сэр Хенрик. Крестьяне сыты, хорошо одеты и благословляют вас. Я проезжал одну деревню за другой, и везде царит мир и покой. И налоги платите своевременно, в то же время крестьянам не приходится отдавать последнюю рубашку… Это результат вашего мудрого управления людьми, сэр Хенрик! Теперь я научился замечать это прежде всего.
Граф словно бы даже повеселел, сказал бодро:
– А вы правы, молодец, шериф! Это было трудно, пришлось попотеть, пока все выстроил так, чтобы катилось само, не застревая на рытвинах. Правда, дружина моя постоянно объезжает деревни… так, на всякий случай. Мы хоть и далеко от леса, но все же… дороги и у нас есть. Странно только слышать от вас такую похвалу. Вы ведь крестоносец?
Гай поклонился.
– Имею честь им быть.
– Прекрасно, – ответил сэр Хенрик довольным голосом. – Не так часто ко мне заходят люди, исполненные подлинной рыцарской доблести, чистоты и преданности Господу, а также королю Англии. Давайте, сэр Гай, присядем вон за тот стол, вы мне расскажете, как там в Палестине сейчас… Я тоже был в походе, Втором крестовом, но так и не дошел до Иерусалима…
Он поднялся, Гай почтительно поддержал его за локоть, но старик прошел к столу достаточно уверенно, хоть и укороченными шажками. Слуги тотчас же засуетились, подавая на стол жареное мясо, сыр, вареные яйца и зелень, одновременно принесли два кубка с позолоченными ручками и большой кувшин с вином.
Они насыщались долго и с чувством, Гаю притворяться не пришлось, верховая прогулка нагнала аппетит, а потом он подробно рассказывал про свои отчаянные попытки быстро переломить ситуацию в графстве, где вот-вот вспыхнут голодные крестьянские бунты, а этим, естественно, воспользуются лорды, большие и малые, постараются вытребовать у принца Джона больше прав и привилегий.
Граф слушал внимательно, ел медленно, вино отхлебывал крохотными глотками, но взгляд оставался внимательным, и Гай видел, что старый рыцарь слышит и понимает все.
– И хотя это очень самовольное решение, – признался Гай, – я говорю насчет амнистии разбойникам, но мне кажется, принц Джон меня поймет. В другое бы время разбойникам никакой пощады, всех на виселицу, однако сейчас лучше закрыть глаза на их прошлые прегрешения, чем позволить графству сползти в мятеж!
Сэр Хенрик подумал, медленно кивнул.
– А что насчет тех, кто не вернется к мирной жизни?
– Истребление, – ответил Гай жестко. – Без всякого суда. Сейчас слишком опасное время, и меры должны быть… соответствующими. Они осуждены заочно.
– Кем?
– Мной.
Граф посмотрел на него задумчиво и с уважением.
– Вы не боитесь принимать на себя ответственность, сэр Гай. Теперь я понимаю, почему принц назначил вас шерифом в такое непростое графство.
Гай пробормотал:
– Я не люблю принца. Но в какие-то моменты… уважаю.
– Сэр Гай, – произнес граф, – жизнь меня научила, что кому Господь не дает силу рук, тому взамен дает силу разума. Король Ричард – отважный и благородный монарх, исполненный всяческих доблестей воина и полководца. Он первым бросается в бой и последним из него выходит. Его отвага в бою поражает всех… да-да, я знаю про двух арабских скакунов, которых ему прислал Саладин взамен убитого в бою королевского коня… Так вот, принц Джон не годится даже на бледную тень брата. Он с трудом удержит в руках великанский меч Ричарда, упадет под тяжестью его доспехов, он будет смешон в бою, однако его ум развивался вместо мускулов, он умеет смотреть на Англию целиком и видеть, где чем больна, и он старается делать припарки до того, как придется отсекать загнившую плоть целиком. Потому и назначил вас.
Гай пробормотал:
– Мне кажется, я ему очень не нравлюсь.
Граф кивнул.
– Определенно. В вас есть все то, чего ему недостает: рост, стать, суровая мужская красота, отвага и чистое сердце крестоносца, умение без страха смотреть смерти в глаза. Но это не помешает ему использовать вас с наибольшей пользой для себя… что значит в данном случае и для Англии. И он определенно не желал бы вашей гибели… до того, как утихомирите графство.
Гай ощутил себя как на холодном ветру, сказал с неловкостью:
– До этого еще далеко.
– Значит, – сказал сэр Хенрик, – принц будет вас поддерживать… если сумеет вернуться в Англию. Ему еще предстоит очень непростой разговор с Ричардом… Но даже если все пройдет благополучно и Ричард его не казнит за измену, он все равно будет стараться поддерживать вас неявно. Не забывайте, Ричард сейчас от Англии далеко, бароны готовы взбунтоваться, не чувствуя его железной руки, принцу будет еще труднее держать их в повиновении! Вы должны действовать как бы по собственной инициативе, понимаете?
– Понимаю, – пробормотал Гай. – Но все равно у меня недостаточно сил, чтобы справиться с шайкой Робина Гуда. Говорят, у него в лесу целый лагерь, обнесенный высоким частоколом и даже рвом. И все его разбойники – прекрасные лучники, привыкшие браконьерствовать в королевском лесу.
Сэр Хенрик сделал знак молчаливому слуге долить в кубок, потом долго держал его в обеих ладонях, словно согревал, наконец поинтересовался брезгливо:
– Робин Гуд… это тот трус, что отказался идти с другими лучниками в святой поход освобождать Гроб Господень, а остался грабить в родных краях?
– Да, сэр.
Он сказал раздраженно:
– Да, помню. Прекрасный стрелок из лука, умелый боец на палках… такого могли бы обучить пользоваться и мечом. Или хотя бы боевым топором. Но трус устрашился идти в чужую землю, где опасности, голод, болезни, внезапные нападения в ночи…
Гай сказал почтительно:
– Вы правы, сэр. А здесь он сам нападает внезапно. На безоружных.
– Сволочь.
– Все так, сэр. Потому особенно любит нападать на священнослужителей, которым запрещено даже носить оружие, а не то чтобы пользоваться им. А чтобы оправдаться, везде рассказывает, что монахи всегда с деньгами!
– И что, народ верит?
– Конечно! Простой народ всегда готов поверить худшему. Никто не хочет признаваться в лени или трусости, всяк говорит, что другие наворовали, а вот он такой честный, потому и бедный…
