пригласил Дао Ганя перекусить. Тот охотно согласился.
Когда Дао Гань хорошенько подкрепился, стражник принес реестры и показал ему запись о том, что госпожа Лян приехала в Пуян два года назад вместе со своим внуком, Лян Кэ-фа.
Госпожа Лян при регистрации указала, что ей шестьдесят восемь, а ее внуку — тридцать лет. Стражник тогда отметил, что Лян Кэ-фа выглядел гораздо моложе: он дал бы ему не больше двадцати или около того. Но, должно быть, ему, конечно же, было не меньше тридцати, так как госпожа Лян сообщила, что он успел сдать экзамен на вторую ученую степень. Это был славный малый, большую часть времени проводивший в прогулках по городу. Кажется, его особенно привлекали северо-западные кварталы, он частенько прогуливался вдоль канала, неподалеку от шлюза.
Через несколько недель после их приезда госпожа Лян сообщила начальнику стражи, что ее внук уже два дня не появлялся дома, и она беспокоится, не случилось ли с ним чего. Начальник стражи, как положено, начал расследование, но никаких следов Лян Кэ-фа не обнаружил.
Тогда госпожа Лян отправилась в суд и представила судье Фэну обвинение против Линь Фаня — богача из Кантона, обосновавшегося в Пуяне, который якобы похитил ее внука. Она приложила к этой жалобе и ряд более ранних документов, из которых явствовало, что между домами Лян и Линь существует семейная вражда. Но поскольку у госпожи Лян не было ни малейшего доказательства причастности Линь Фаня к исчезновению ее внука, судья Фэн не принял дела к производству.
Госпожа Лян так и живет в своем домике, и, кроме старой служанки, у нее никого нет. С годами она тронулась рассудком. Что же касается исчезновения Лян Кэ-фа, стражник не знал, что и сказать об этом. Кто знает, может, свалился в канал и утонул?
Разузнав кое-что у стражника, Дао Гань поблагодарил его за гостеприимство и пошел взглянуть на дом госпожи Лян. Строение оказалось на пустынной, глухой улице неподалеку от южного шлюза в ряду одноэтажных домишек. Дао Гань прикинул, что в нем вряд ли больше трех комнат. Он постучал в неприветливую черную дверь. Ему пришлось подождать, пока послышалось шарканье шагов и дверь слегка приоткрылась. Ему предстало морщинистое старушечье лицо. Тоненьким голоском старуха спросила:
— Что вам здесь надо?
— Нет ли дома госпожи Лян? — вежливо осведомился Дао Гань.
— Она больна и никого не принимает! — проворчала старуха и захлопнула дверь.
Дао Гань пожал плечами. Он повернулся и осмотрел окрестности. Было очень тихо — никого вокруг, не было даже нищих или уличных торговцев. Дао Гань усомнился, правильно ли поступил судья Ди, поверив без колебаний подозрениям госпожи Лян. Может быть, старуха и ее внук — искусные мошенники, и за их жалостливой историей таится какой-нибудь злой умысел, к которому причастен и Линь Фань. Такая заброшенная местность — прекрасное прикрытие для темных дел.
Дао Гань заметил, что дом напротив этажом выше и сложен из крепкого кирпича. Облезшая вывеска свидетельствовала, что когда-то здесь продавали шелк. Но ставни на окнах были закрыты, похоже, дом был заброшен.
— Здесь мне не везет, — пробормотал Дао Гань. — Пойду лучше попробую узнать что-нибудь о Линь Фане и его семье.
И он отправился в неблизкий путь к северо-западным кварталам города.
Адрес Линь Фаня он нашел в судейской книге, но отыскать дом оказалось непросто. Особняк Линя находился в одной из самых старых частей города. Много лет назад там жила местная знать, впоследствии переехавшая в более роскошные восточные кварталы. Вокруг некогда величественной резиденции лабиринтом разбегались переулки.
Изрядно поплутав, Дао Гань наконец отыскал нужный дом — большой особняк с внушительными воротами. Прочные двойные двери, покрытые красным лаком, были усеяны медными украшениями. Высокие стены по обе стороны ворот были в отличном состоянии. У дверей восседали два больших каменных льва. Вид у них был мрачный и угрожающий.
Дао Гань хотел пройти вдоль стены, чтобы найти вход со стороны хозяйственных пристроек и одновременно составить представление о размерах особняка, но убедился, что это невозможно. Справа путь ему преградила стена, слева были развалины.
Он повернул обратно и, свернув за угол, зашел в овощную лавку. Там он купил кое-какие соления и, пока расплачивался, мимоходом спросил, как идут дела.
Зеленщик вытер руки о фартук и сказал:
— Здесь сильно не разбогатеешь. Но мне грех жаловаться. Все в моей семье здоровые и сильные, вот мы и работаем с утра до ночи. Нам хватает на чашку риса в день, немного овощей из лавки и на кусочек свинины раз в неделю. Чего еще желать в этой жизни?
— Тут за углом есть большой особняк, — заметил Дао Гань, — полагаю, что у вас хорошие клиенты.
Зеленщик пожал плечами.
— На мое несчастье, из двух ближайших особняков один уже много лет пустует, а в другом живет горстка чужеземцев. Они приехали из Кантона и говорят так, что даже друг друга понять не могут. У господина Линя есть участок земли на северо-западе, у канала, и каждую неделю крестьяне привозят ему целую телегу своих овощей. Они и медяка не оставят в моей лавке!
— Что ж, — сказал Дао Гань, — я некоторое время жил в Кантоне и знаю, что кантонцы — люди общительные. Наверное, слуги господина Линя часто забегают сюда поболтать.
— Ни разу такого не было, — раздраженно ответил зеленщик. — Они все сами по себе и ставят себя выше нас, северян. Но тебе-то что за дело до них?
— Вообще-то, — ответил Дао Гань, — я занимаюсь обрамлением картин. Вот я и подумал: может быть, здесь, в большом особняке, в стороне от улицы мастеровых для меня найдется работенка..
— Зря стараешься, приятель, — сказал зеленщик. — Еще ни один уличный разносчик или мастеровой не переступал порог этого дома.
Но Дао Ганя было непросто обескуражить. Завернув за угол, он достал свой хитрый мешок и сложил бамбуковые палочки так, будто внутри лежат банки с клеем и кисточки багетчика. Он поднялся по ступеням к воротам и громко постучал. Довольно скоро в двери открылся зарешеченный глазок, и на Дао Ганя уставилось чье-то угрюмое лицо.
В былые годы Дао Гань исколесил всю Империю и говорил на многих диалектах. Поэтому он обратился к привратнику на вполне приличном кантонском:
— Я искусный багетчик, учившийся ремеслу в Кантоне. Нет ли здесь чего починить по моей части?
Услышав родной диалект, привратник просиял. Он открыл тяжелую двойную дверь.
— Сейчас узнаю, дружище! Но раз уж речь твоя благозвучна и ты бывал в нашем городе Пяти Баранов, то можешь пока подождать в моей комнате.
Дао Гань увидел
