— Нет. Только собрался — началось дело Мамлеева...
Воронов был доволен, что сумел отыграть хотя бы один шар, подставленный Кириченко в минуту откровенности. Иван Петрович очень любил проявлять душевную заботу о быте подчиненных, гордился тем, что умеет так составить график отпусков, что все сотрудники отдела остаются довольными. А тут конфуз — забыть про отпуск молодого инспектора.
Кириченко покраснел. Воронов счел наилучшим выходом как можно быстрее удалиться.
3
Признаться откровенно, основываясь на рассказе Мишенева, Алексей предполагал увидеть захолустное транспортное заведение со всеми сопутствующими атрибутами — полуповаленным забором, когда проходная существует лишь формально, давая охраннику право получать зарплату, бессмысленной суетой вокруг старых испорченных колымаг, стынущими под открытым небом тяжелыми и грязными (мойка, конечно, не работает) машинами...
Увиденное совсем не походило на то, что рисовалось его воображению.
Воронова долго, несмотря на удостоверение МУРа, слишком долго, что вызвало у него невольное раздражение, продержали в проходной, пока оформлялся пропуск. Он даже с некоторой неприязнью смотрел на электронные вертушки, пропускавшие туда и сюда десятки озабоченных людей. Огромные современные окна проходной — стекло и алюминий — открывали вид на пустой и чистый двор. Только одинокий фургон стоял в уголке и возле него спокойно о чем-то беседовали двое.
Воронова поразили огромные ворота — три этаких всепоглощающих зева. Они занимали всю стену красивого розоватого здания с ажурным куполом, от которого исходило мерное жужжание. Только запах был по-настоящему гаражный — стойкий бензиновый, с легким чадом от горящей при экстренном торможении резины.
Спросив у стоявших возле фургона, где находится дирекция, и взглянув в указанном направлении на светлое кирпичное здание, ладно встроенное между высоким забором и стеной гаража, Воронов не удержался и завернул к зданию под куполом. За воротами открылось залитое светом огромное круглое помещение, нечто вроде зимнего стадиона, в котором тихо и аккуратно, как кроватки в яслях, дремали все те же серебристые, сверкающие чистотой машины с ярко-красной надписью по бортам: «Дальтранс».
«Вот тебе и «контора», — подумал Воронов, вспомнив рассказ пришедшего шофера. — Да тут, считай, образцово-показательное автохозяйство! Пожалуй, с таким порядком трудно ужиться людям вроде Мишенева. А может, я зря про него так?..»
Но, даже шагая по лестнице административного корпуса, Воронов никак не мог настроиться на предстоящий разговор с директором — мешало почти физическое ощущение несовместимости такого типа человека, как Мишенев, и современного ухоженного гаража.
— Извините, товарищ Воронов, — почему-то улыбаясь, словно дарила Алексею счастливую весть, пропела секретарша, — директора срочно вызвали в управление. Он приносит извинения и просит вас дождаться его прихода. Если есть желание, пройдите к главному диспетчеру — он как раз сейчас не очень загружен. Когда он машины выпускает на линию, к нему и не подступишься.
Выслушав эту длинную, вежливую по форме, но не по существу тираду, Воронов сначала огорчился, но потом подумал, что, может быть, все и к лучшему.
«До директора добраться всегда сумею. А вот хотя бы в общих чертах с организацией дела познакомиться не мешает. Диспетчер, наверно, ближе знает людей. После этого и с директором говорить легче».
Воронов, с трудом выдавив ответную улыбку, как можно любезнее сказал:
— Понимаю. Работа есть работа. Что касается моего времени, то не хотелось бы его терять зря. Где мне найти главного диспетчера?
— Я вас провожу, — манерно произнесла секретарша и, виляя бедрами в узкой короткой юбке, прошла вперед.
«Ну и цыпа! Где только такие произрастают и почему безошибочно попадают именно в секретарши? Наверно, потому, что ничего делать не умеют и не хотят».
Воронов понимал, что несправедлив. Он уже успел убедиться не раз, что хороший секретарь — полначальника, а в иных случаях и заменить может легко и безболезненно для дела. Но сегодня Алексея раздражало все. Виной тому, пожалуй, поразившее его противоречие между обликом Мишенева и видом современного ухоженного хозяйства. Даже себе он не захотел признаться, что раздражение зиждилось на слишком долгом ожидании в проходной да еще поспешной отлучке директора. Слишком бросались в глаза эти два факта, чтобы оба их можно было считать случайными.
— Станислав Антонович, — Воронов не сразу заметил, к кому обращается секретарша, когда они вошли в просторный кабинет. Потом заметил — мужчина средних лет покачивался в кресле из стороны в сторону, и, закатив глаза, бросал в микрофон селекторной связи казавшиеся Алексею совершенно бессмысленными обрывки фраз. — К вам... — многозначительно произнесла секретарша, — товарищ из уголовного розыска.
Сообщение не произвело на мужчину никакого впечатления. Он привычно кивнул головой на ряд стульев вдоль стены, словно инспектора МУРа забегают к нему, по крайней мере, дважды в день.
— Мотя! Путевой 19-64 закройте, как договорились... Степан Степанович, если не выпустишь 16-32 к обеду, расстанешься с квартальной... Отправьте четыре тачки колбасникам...
Воронов уселся на один из стульев и, поблагодарив секретаршу, принялся исподволь разглядывать главного диспетчера. Было ему немногим более за сорок. Но красивая проседь на висках делала его старше своих лет, а сочетание с отличным цветом лица и моложавой, спортивной фигурой придавало ему обаяние. Одет он был неброско, но когда Воронов пригляделся, заметил, что добротно и со вкусом. Единственное, что бросалось в глаза — излишняя артистичность в работе, основывавшаяся на опыте и умении Станислава Антоновича видеть из своего кресла все, что делается в любом уголке хозяйства. Да еще, пожалуй, музыкальность, с которой он щелкал кнопками селектора.
— Городецкий...
Воронов не сразу услышал среди коротких произносимых диспетчером фраз эту фамилию, хотя она была крупно выгравирована на мелкой дощечке у входной двери. Станиславу Антоновичу пришлось дважды повторить «Городецкий», прежде чем Алексей понял, что главный диспетчер отключился, наконец, от своих прямых обязанностей и представляется ему.
Алексей поспешно, даже ощутив некоторую неловкость за свою поспешность, ответил:
— Воронов Алексей Дмитриевич, инспектор МУРа.
Титул Воронова вновь не произвел на Станислава Антоновича никакого впечатления, будто он разговаривал с хорошо ему знакомой Мотей. Алексей отметил это как положительное качество и почему-то сразу почувствовал расположение к собеседнику.
