— Да, — с некоторым вызовом говорит Чарли.
— Несмотря на то, что в соответствии с последними расценками стоимость вашей собственности составляет… одну минутку…
Из наружного карманчика, имеющегося на кейсе, он извлекает три безупречно аккуратных фирменных квитка. Изучив каждый, он снова прячет их на место.
— …несмотря на то, что по самым оптимистичным… Я подчеркиваю, самым оптимистичным прогнозам, Чарли, стоимость вашего дома составляет шестьдесят восемь тысяч.
— Да, но это абсолютная нелепость. Временный спад. Я знаю, что дом у самой дороги, и сад при нем намного меньше моего…
— По самым оптимистичным, Чарли. Менее оптимистичные оценки таковы: шестьдесят тысяч, ну, чуть-чуть больше.
— Я-то тут при чем! — вдруг свирепеет Чарли. — Когда вы оформляли мне кредит, вы сами были уверены, что цены на недвижимость будут расти и дальше. Мы все были в этом уверены. Ваш банк даже нанял несколько оценщиков этой самой недвижимости, ведь так?
— Консультантов, — поправляет Баттерфилд.
— Если называть утку сосиской в тесте, от этого она не перестанет быть уткой. Называйте их как угодно, но, получается, от них никакого толку, одни убытки. А расплачиваться за все это должен я, а вы, вместо того, чтобы помочь человеку, поддержать его…
Баттерфилд почти его не слушает и поднимает руку, останавливая.
— Боюсь, обсуждать, что справедливо, а что нет, занятие довольно бессмысленное. Приходится принимать мир таким, каков он есть, а не таким, каким он должен быть. Справедливость вещь довольно абстрактная.
Чарли молчит, ему нечего на это ответить.
— А на сегодняшний день перспективы, как я понимаю, таковы, — продолжает Баттерфилд, — "Северный национальный банк" будет нести и уже несет убытки по вполне конкретной причине. Из-за просроченных ссуд. Так что мы все в яме, не только вы. Вы согласны со мной?
— Да, конечно, но…
— А знаете, что я думаю по поводу ям?
Баттерфилд с энтузиазмом смотрит на Чарли, будто не сомневается в его прозорливости.
— Нет, — мрачно бормочет Чарли, — даже не представляю.
— Я думаю, раз уж мы угодили в одну яму, не стоить делать ее еще глубже, отложим лопаты в сторону.
— Ну… — неопределенно бормочет Чарли, не понимая, к чему тот клонит.
— Я думаю, — продолжает Баттерфилд, — обстоятельства таковы, что необходимо прийти к какому-то итогу.
— К какому итогу?
Баттерфилд кладет на стол ладонь, слышится глухое "бух".
— Мы вынуждены конфисковать у вас дом и магазин. В течение тридцати дней.
Чарли растерянно моргает, второй раз, третий… Ему нечем дышать. Сегодня он сумел продержаться без спиртного, но сейчас ему жизненно необходимо ощутить в горле обжигающую влагу, глоток виски.
— Так вы говорите, что больше не дадите мне денег?
— Именно это я и говорю. При нынешнем состоянии ваших дел это было бы крайне опрометчиво. Все это весьма прискорбно, и для вас, и для нас. В особенности для нас. Вы только человек. Вы частное лицо, Чарли. А мы — государственное учреждение, причем очень солидное. Только благодаря подобным учреждениям наша страна стала такой, какой вы теперь ее видите.
Чарли кивает, надеясь, что, поддержав это пафосное заявление, выторгует себе немного милосердия.
— Вы не одиноки, пусть вас хоть это утешит. Я каждый день сталкиваюсь с ситуациями гораздо более критическими. А ведь у людей на руках семья, дети… Уверяю вас, им очень, очень нелегко.
Баттерфилд начинает складывать в кейс свои листочки. Чарли простирает к нему руку, героически стараясь сдержать дрожь в пальцах.
— А что, если половину суммы я постараюсь раздобыть сам? Капитал доверия. И тем самым докажу вам, что я все еще платеже… платежеспособен. Это вас устроит?
Баттерфилд молчит, держа руку на створках еще не захлопнутого кейса.
— У вас есть реальные возможности? Вы сумеете найти двадцать тысяч долларов, не пользуясь кредитом?
— Я попробую, — говорит Чарли.
— Гмммм.
Баттерфилд снова распахивает кейс и лезет в плоский, совсем незаметный широкий карман. "Сколько же их там у него, — изумляется Чарли, — сотни, тысячи?" Похоже, этот кейс волшебный: он вмещает гораздо больше документов, чем позволяют его скромные размеры. И снова Баттерфилд двумя пальцами бережно и одновременно элегантно изымает пять или шесть глянцевитых опрятных страничек, убористо запечатанных. Из другого кармашка он достает калькулятор и тычет несколько раз в плоские кнопки. В комнате повисает удушающая, выматывающая тишина. Наконец Баттерфилд изрекает приговор:
— Если вы в течение тридцати дней предъявите нам сумму в размере двадцати тысяч фунтов, я думаю, мы найдем возможность продлить вам кредит и предоставить равную сумму до окончания текущего года. До окончания рождественских каникул. Да, мы готовы продлить вам сроки выплат и по вашей недвижимости, и прочим капиталам. При двух безоговорочных условиях…
Баттерфилд смотрит на Чарли леденящим взглядом, способным заморозить насмерть.
— Если вы принесете только девятнадцать тысяч девятьсот девяносто девять фунтов и девяносто девять пенсов, либо принесете требуемые деньги через тридцать дней и пятьдесят девять секунд, наше соглашение будет считаться недействительным.
И вот он уже снова весело улыбается, уверенный, что все разрешилось, к обоюдному удовольствию.
— Если же вы принесете двадцать тысяч до того, как истекут тридцать дней, я уверен, что мы и дальше будем с вами сотрудничать, как делали это раньше. Я знаю, что вам будет нелегко. Я знаю, что сейчас вообще трудные времена. Вы едва ли мне поверите, но мы всегда искренне болеем за интересы клиентов. И я абсолютно уверен, что если будут соблюдены оговоренные сроки и суммы, все недоразумения будут разрешены.
Захлопнув кейс, он встает и поправляет чуть примявшийся костюм. Мрачного взгляда и суровости как не бывало. Глубоко вздохнув, он усмехается:
— Огромное спасибо, что не дали умереть от жажды.
Повернувшись к Томми, протягивает ему руку:
— Мистер Бак-младший. Спасибо за участие. Я уверен, что ваш брат чрезвычайно признателен вам за поддержку.
Он вдруг по-приятельски хлопает Чарли по спине:
— "Свистать всех на бак"[118], верно, Бак? Я слышал, на море еще и не такие штормы бывают. Впрочем, у меня морская болезнь, и я ничего не могу утверждать, поскольку предпочитаю сушу.
Отрывисто хохотнув, он разворачивается в сторону двери:
— Выход отыщу сам, не беспокойтесь.
Он исчезает, бесшумно прикрыв за собой дверь.
Томми и Чарли ждут, когда раздастся шум мотора и когда машина отъедет, и только после этого решаются начать разговор.
— Все не так уж и плохо, — говорит Томми.
— Ты считаешь?
— По крайней мере есть шанс.
Чарли с надеждой смотрит на брата:
— Ведь правда, Томми? Я знаю, ты не позволишь мне пойти ко дну. Ты не мог бы выручить меня? Всего на несколько месяцев?
Томми молчит. Ему, похоже, и в голову не пришло, что Чарли будет просить денег именно у него.
— Что?
— Двадцать штук, Томми. Ты ведь смог бы добыть для меня двадцать штук. В смысле, занять? У тебя ведь нет долгов по кредитам?
— Ты хочешь, чтобы я прикрыл тебя? Взял бы для тебя двадцать тысяч? Ловко.
— Мы же братья, Томми. У меня больше нет Морин. Я совсем не уверен, что когда-нибудь увижу Роберта, да и что с него возьмешь. Потеряв работу, я растерял практически всех своих друзей. Кроме тебя, мне просить не у кого. Через несколько месяцев я верну тебе эти деньги.
— Понимаю.
— Так что скажешь, Томми? Иначе я пропаду. Рухну в пропасть, вернее, в канаву, полную дерьма… и поминай как звали. Мне уже не на что рассчитывать. Возраст. И очень зрелый возраст. Да и силы у меня уже не те, Томми, совсем не те. Ты должен мне помочь.
Томми не знает, что отвечать. Лоррейн ждет второго ребенка. Хочет, когда подрастут, запихнуть обоих в частную школу. Хочет опять сменить кухонную мебель. Всю плешь ему проела. Хочет из "трех звездочек" перескочить в пятизвездный люкс. А дела у него идут хреново, ни одного заказа в этом месяце. Не до жиру, приходится вкалывать на стройплощадках, укладывать кирпичики, разгонять швы. И еще подрабатывать ночами, он пристроился вахтером. Пять раз в неделю.
— Я не могу, Чарли.
— Что?
— Я не могу. Или ты предлагаешь мне продать дом?
— Но я думал… если бы ты взял ссуду… Мне-то никто не даст, сам понимаешь.
Томми качает головой. Глаза Чарли наполняются слезами:
— Томми, ты же сам меня во все это втравил. Сказал, что мне нужно купить дом. Сказал, что мне нужно открыть свой магазин. Сказал, что цены на недвижимость будут расти и расти. Ты заставил меня пойти… ва-банк.
