— Понял, воевода. — Тысяцкий обернулся к своим воинам: — А кто из нас Костлявой в зенки не заглядывал?! Да неужто устоит старая перед добрым молодцем?!!
Воины поддержали шутку тысяцкого дружным хохотом. Тяжелые ворота Асгарда распахнулись, выпуская Сварожью Дружину на поле брани. Ратники сгрудились у бойниц, сверкнув стальными остриями стрел. Луки их изогнулись, изготовившись к первому залпу.
Ладья Ура быстро приближалась к полю битвы. Стоящий на носу корабля Ратибор грозно хмурил брови, сжимая в руке верное стальное копье. Его седые волосы развевались на ветру, губы непрестанно шептали заклятья, готовясь к смертельной битве. Обернувшись к сидящим вдоль бортов волхвам, Ур отдал команду, силясь перекричать стонущий ветер:
— Мечи на изготовку! — Взгляд наставника внимательно пробежался по лицам учеников, запоминая их навсегда. Быть может, сегодня, отстаивая Асгард, эти воины примут смерть. Ур вздохнул, поднося ладонь к груди, где впервые в жизни так безумно забилось его сердце. — Помните, дети мои, настоящий воин желает принять смерть так же сильно, как его враг борется за жизнь!
Один из волхвов усмехнулся, поднявшись с лавки. Стягивая через голову рубаху и сбрасывая портки, он прокричал товарищам:
— Эх, семи смертям не бывать — а одной не миновать! — Оставшись голым, воин взял в руки меч. — Принимай, Земля-матушка, в чем мать родила!
Один за другим волхвы принялись раздеваться, следуя примеру товарища. Ратибор сжал зубы, разглядывая их мускулистые тела. Безумие, с которым эти воины готовились к битве, пугало. А все разумное в этом мире бежит прочь, когда безумие встает на его пути.
— Да поможет нам Перун-Громовержец! — прокричал Ратибор, возвращаясь на нос корабля.
* * *
Прохаживаясь вдоль ведьминых котлов, Стоян косо поглядывал на крепостные стены, размышляя о предстоящем штурме. Стены Асгарда были мощны и неприступны для таранов. Единственным слабым местом были ворота. Асгардцы знали это, и потому именно над ними защитники поставили десятки котлов, приготовившись обрушить на захватчиков потоки кипящей смолы. Стоян был мудрым воителем, он понимал, какие потери понесет его воинство при штурме ворот. Потому корабли хатти привезли с собой много древесины и бечевы, и теперь его воины вязали лестницы, готовясь к штурму стен. Он удивит Уров, направив свою атаку туда, где его никто не ждет.
Рамунос возлегал на носилках, окруженный множеством заботливых слуг. Громко чавкая, хаттский царь ел виноград, подставляя свои измазанные соком уста заботливым рукам наложниц. Недовольно поглядывая в сторону Асгарда, Рамунос капризно произнес, обращаясь к ведьмаку:
— Брат мой Стоян. Не пора ли нам начать битву? — Царь огляделся по сторонам, восхищаясь их огромной армией, осадившей столицу Дарии. — Не понимаю, почему они все еще не открыли перед нами ворота? Им не устоять против моей армии.
Стоян обернулся, впившись в Рамуноса убийственным взглядом.
— Нашей армии, — поежившись, поправил себя Рамунос. Еще через мгновение он добавил: — Твоей армии, брат мой.
Стоян молча отвернулся, отправившись к ведьмам. Этот хаттский боров, никогда в жизни не державший в руке клинка, начинал его раздражать. Подойдя к ведьминым котлам, Стоян скривился, принюхавшись:
— Это чем так воняет? Словно падалью какой-то!
Бобура расхохоталась, отстраняясь от своего котла, и кивнула в сторону подруг:
— Это ты Трясею спроси. С утра над котлом ворожит, гадость всякую варит.
Ведьмак направился к котлу Трясеи, брезгливо прикрывая нос ладонью:
— Ты чего, девка, совсем белены объелась?! Рядом ведь стоять невыносимо! Что ты там варишь?
Трясея поежилась, покосившись на ведьмака испуганным взглядом. Быстро прикрыв котел крышкой, она ответила:
— Лихорадку наворожила. Поди, за один день битва не закончится. — Ведьма грустно склонила голову, тихо добавив: — Не люблю я хвори ворожить. Дурно мне после этого. Да что поделаешь?
Вновь сняв с котла крышку, она склонилась над своим вонючим варевом. Стоян выругался, отходя в сторонку и прислушиваясь к ее шепоту.
— Как откроет ноченька очи, как заглянут глазоньки лун в души ваши, да скует вас дрожь лютая, да нальются кровушкой очи не спавшие! — Ведьма схватила пучки трав, принявшись их бросать в котел, приговаривая: — Плакун-трава горемычная, корень папороти черной, останки плоти смердящие, прольются слезы рекой горной. Кипеть вашей кровушке во тьме, как вареву в моем котле! Ключ, замок.
Ведьма перевернула котел, выливая его содержимое в пламя костра. С возмущенным шипением вонючий столб пара устремился ввысь, собираясь под небесами в небольшое серое облачко. Трясея сурово пригрозила облаку пальцем и взмахнула рукой, указывая направление:
— Ступай порча, куда велено!
Стоян усмехнулся, видя, как облачко неторопливо устремилось в сторону города, прячась среди белых облаков.
Вдруг ворота Асгарда распахнулись, выпуская на поле боя Сварожью Дружину. Ведьмак нахмурился, взглянув на появившуюся в небесах ладью Ратибора. Белые пушистые облака вмиг потемнели, стягиваясь к полю битвы грозовыми тучами.
— Ярослав! Ратникам поднять щиты, ряды сомкнуть. Копейщиков выставить в первый ряд. Держать центр! — Стоян призвал на помощь весь свой опыт воителя, пытаясь понять происходящее. — Пугать нас удумали? Ну, что ж, в своей конуре и собака хозяин. Крам! — Огромный хаттский воин, начальник стражи Рамуноса, испуганно дернулся, взглянув на ведьмака. — Поручаю тебе левый фланг. Колесницы изготовить к бою. Когда Дружина пойдет в атаку — ударишь с фланга.
Неуверенно кивнув, Крам бросился исполнять приказание. Ведьмак обернулся, отыскал взглядом Пастуха.
— Пастух! Твой правый фланг.
Старый ведьмак запрыгнул на коня и устремился к правому флангу, готовиться к битве. Вандал нахмурился, недовольно глядя вслед Стояну. Снова брат унижал его, оставляя в тени своей славы.
— Брат мой Стоян! — раздался с носилок возмущенный голос Рамуноса, приподнявшегося на локте. — Я сам буду командовать своими воинами. Немедленно верните Крама! Я сам отдам ему приказ.
Стоян злобно ощерился, обернувшись к Вандалу:
— Мне надоело хрюканье этого борова! Заткни его, брат!
Вандал радостно кивнул, быстро направившись к носилкам хаттского царя. Рамунос удивленно взглянул на приближающегося к нему воина. Взгляд царя медленно скользнул по его руке, испуганно задержавшись на длинных крючковатых медвежьих когтях.
— Что с твоей рукой, воин?
Вандал ухмыльнулся в ответ, стремительно бросившись к носилкам, и, словно коршун с небес, обрушился на свою добычу. Вопли испуганных слуг слились с криками боли Рамуноса, чью плоть принялись безжалостно рвать медвежьи когти Вандала.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
