— «Картье»? — спросил Макс.
— «Брегет». Те «Картье» я вернула. Когда я с мужчиной расстаюсь, он имеет право на свои подарки.
Макс улыбнулся.
— «Брегет». Понимаю.
— Чего ты лыбишься? — Оксана кинула в него смятой салфеткой. — У меня нет сейчас никого. У меня вообще бизнетрип, если хочешь знать. И встреча с важными людьми через полчаса.
— Тебе надо ехать. Пробки.
— Я на метро. За полчаса нереально. — Оксана порылась в сумке, протянула Максу визитку. — Здесь адрес. Заберешь меня часов в восемь?
Она нагнулась через стол, жарко поцеловала Макса в губы. И тут же пошла к выходу, стянув в узел вокруг своих легких бедер взгляды всех мужчин. На скатерти возле ее чашки лежало несколько тысячных купюр.
Макс усмехнулся, провел пальцем по губам. На пальце осталось несколько крупинок соли.
Макс прождал возле утыканного камерами особняка до девяти часов. Оксана появилась из зеркальных дверей, села на пассажирское сиденье. Потерлась головой о плечо Макса.
— Я усталая и голодная кошка, — сообщила она. — Голодная во всех смыслах. Меня надо накормить и трахнуть. В любом порядке.
— Ты не кошка. Ты горностай. На заднем сиденье пакет. В нем бананы, круассаны, клубника.
— Почему горностай? — Оксана полезла назад, зашуршала пакетом, вернулась с клубникой и круассаном. — Это не считается едой. Я хочу мяса.
— Твое животное — горностай, — объяснил Макс, отъезжая от особняка. — У каждого человека есть животное, тотем. Я умею их видеть.
— Мне нравятся горностаи. А какое животное у Алины? А у Крутлова?
Макс задумался.
— Алина — крупная птица. Вроде куропатки. Точнее сказать трудно, у нее связь с тотемом сильно нарушена.
— Клуша, короче.
— Типа того. Круглов — собака. Охотничья порода.
— Да, похож. На дратхаара похож, особенно когда приезжает с Гоа весь заросший. А у тебя кто?
Макс потер указательным пальцем острый нос с горбинкой.
— У меня королек. Это птица, которая выклевывает остатки мяса, застрявшего между зубов у крокодилов.
— И кормит им горностая. Давай заедем куда-нибудь перекусить, королек?
— Заедем. Сейчас выскочим на Третье, полчаса в пробке, и заедем.
Оксана положила ему в рот клубнику.
— Может, куда-нибудь поближе?
— Вряд ли получится поближе. Мы едем ко мне.
Ксана откинулась на сиденье, закрыла глаза.
— Тогда разбуди меня, когда доедем.
За окнами «Мазды» Макса суматошной мозаикой огней неслась вечерняя Москва.
— Ты уверен, что это жилой дом? — спросила Оксана.
Макс достал из машины пакеты, захлопнул дверь. Повел Оксану за собой, огибая проломы в асфальте.
— История забавная, — начал он. — В середине девяностых один немец решил затеять пивоварню. Объездил всю Москву, купил старую заброшенную колокольню. Полностью отремонтировал, внутри сломал переборки, все заново отделал. Сделал подводку, слив, трубы проложил. Привез котел.
Они остановились перед круглым кирпичным зданием, оплетенным сложным узором из труб разной толщины. В здание вела железная дверь с кодовым замком.
— Деньги все вложил в производство, на взятки не осталось. Лицензию ему не дали, да еще и наехали. Машину сожгли. Как раз был самый передел. Немец собрался и уехал. Все бросил. Котел год Простоял, потом его разобрали и вывезли. Внутри все растащили. А я лет пять назад с этим немцем пересекся. Помог ему в одном деле. Он мне за вменяемую цену уступил здание. — Макс набрал код, открыл дверь, пропуская Оксану вперед. — Теперь вот живу, наездами. Добро пожаловать.
Жилье Макса изнутри напоминало колодец, сквозь который летела Алиса, направляясь в Страну Чудес. Насколько хватало глаз, вверх уходили лепившиеся к стенам полки. Они были плотно заставлены книгами, круглыми и квадратными коробочками, черно-белыми фотографиями в рамках. Середину «колодца» занимала винтовая лестница, уводившая под самую крышу. Некрашеный дощатый пол скрипел под ногами.
— Удивил, — признала Оксана. — Приз в номинации «Жилье года» и все такое. Я так понимаю, нам наверх.
— Нам наверх. Лифта, к сожалению…
— Я справлюсь. Как ты вещи снимаешь с полок?
— Там есть специальные скобы. По ним можно карабкаться. Я так держу себя в форме.
— Юмор. Ценю. Между прочим, я простояла сегодня три часа возле стенда с графиками и прочей лабудой. Теперь еще карабкаться…
— Отнести тебя на руках? — предложил Макс.
Оксана положила ему руки на плечи. Наклонила голову, заглядывая в лицо.
— Я очень хочу к тебе на руки, — сказала она. — И не только на руки. Но лестница, особенно такая, вызывает у меня одно желание — крепко держаться за перила. Так что я вперед, а ты будь готов подхватить меня сзади. — Она решительно наступила на первую ступеньку.
— Я тоже боюсь лестниц, — тихо сказал Макс.
Страх в его понимании был стержнем человеческого существования. Скрученная спиралью лестница в сердце его дома напоминала Максу, что, как бы высоко он ни поднялся, он остается человеком. Один неверный шаг — и падение.
Металлические перила холодили ладонь.
Верхний, жилой этаж был разделен перегородкой на спальню-кабинет и кухню-столовую. Еще был чердак, на который вела тонкая лесенка и начищенная медная труба. Труба осталась от немца-пивовара, чудом избежав рук воров. А вот колокола, которые когда-то висели под крышей, пошли в переплавку десятки лет назад.
Пока Макс жарил мясо и картошку, Оксана осматривалась. В спальне ее внимание привлек необычный предмет цилиндрической формы. Высотой человеку по грудь, толщиной в два обхвата ладоней, он был весь покрыт плетением узора — черные люди и вставшие на задние ноги животные водили бесконечный хоровод на желтовато-коричневом фоне. На ощупь предмет был сделан из дерева и покрыт лаком. С одной стороны, он напоминал сувениры, которые привозят на память из экзотических стран. С другой — обладал некой убедительностью, вещественностью, сувенирам несвойственной.
— Это хмара, посох дождя, — сказал Макс, заходя в спальню. — Я привез его из Туниса.
— А это что? — Оксана показала на белый с красными разводами бумажный зонт.
Зонт лежал на подставке, похожей на подставку для самурайских мечей. Чтобы его раскрыть, потребовалось бы сначала снять с него ленту, к которой на нитке была подвешена целая гроздь глиняных печатей.
— Каса-но-обакэ. Японский зонтик-привидение. Пойдем есть, остывает.
Оксана подняла голову. Под потолком висела обычная лампочка в патроне на длинном шнуре. Своеобразным абажуром ей служило прибитое к потолку колесо от телеги. Шнур был пропущен сквозь осевое отверстие. К колесу крепились нитки, на которых парили вырезанные из бумаги облака и смешные человеческие фигурки с крыльями.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
