— Триста! — заговорщически произнес он.
— Пятьсот! — не удержался от соблазна торговец, с замиранием сердца назвав немыслимую для ишака цену.
«Как же — не продается!» — подумал Насреддин и тут же выпалил. — Триста одна!
— Четыреста девяносто девять! — прозвучал ответ.
Неизвестно, как долго еще продолжалась бы торговля, если бы в дело не включился сам ишак.
Летопись не донесла до наших времен его мыслей, и мы с сожалением должны признать, что не сможем с большой долей вероятности заполнить для читателя этот пробел.. Среди монотонного шума базара, который, впрочем, как бы стороной обтекал эту площадь, вдруг раздался рев, заставивший так натянуться барабанные перепонки людей, что они, заткнув уши, даже присели от неожиданности. Впрочем, подчеркнем немаловажную деталь — ишачий крик был направлен прямо в правое ухо продавца.
Приподняв хвост и вытянув морду с белыми оскаленными зубами, ослик ревел оглушительно и неудержимо. Его вмешательство в разговор двух людей прервалось так же внезапно, как и началось, а потерпевшие еще с минуту продолжали трясти головами. Так как Ходжа получил ме́ньшую дозу этого необычного воздействия на свои уши, он, естественно, быстрее, чем его противник, пришел в себя и тут же попытался извлечь выгоду из происшедшего.
— Видишь! — заявил Насреддин. — Он полностью поддерживает меня!
— Что, что ты сказал? — продавец еще оставался в состоянии обалдения.
— Я сказал — триста пятьдесят.
Торговец, в голове которого рев животного отозвался неистовым звоном, с трудом воспринимал человеческую речь, но названную сумму он все же услышал и был ей чрезвычайно рад, ибо безуспешно продавал этого надоевшего ему ишака уже две недели за 200 таньга. Они ударили по рукам, и довольный Ходжа начал выбирать второго… Как бы не так!.. Не второго, а вторую — ишачиху — выбрал вместо него теперь уже его ослик. Такой поворот дела сначала удивил Насреддина, но, положившись на свою интуицию, а также внимая немой просьбе ишака, он быстро сторговался с продавцом. Отсчитав деньги, все трое направились к харчевне, в которой ждал необычный знакомец.
Ослик оказался просто находкой — среди огромной массы народа он с легкостью прокладывал себе путь, ведя за собой своего хозяина. К тому же он так уверенно шел именно туда, куда нужно было Ходже, что юноше показалось, что ишак прекрасно знал расположение нужной им харчевни, а ведь их в Бухаре насчитывалось около двух сотен. В первые минуты Насреддин удивлялся этому, а потом решил — какой хозяин, такой и его друг… По этому поводу позволим себе вспомнить притчу о надежном товарище, которую, как показалось некоторым из наших читателей, мы несколько неуместно вставили в повествование этой главы…
Уже почти преодолев базарные площади, ишак Насреддина вдруг снова разразился неистовым ревом. На этот раз уже сам Ходжа нисколько не сомневался, что его барабанные перепонки лопнут. Заткнув уши, он принялся отчаянно ругать животное.
— О потомок шайтана, о смрадный шакал, вот какова твоя преданность за то, что я купил тебя у этого прелюбодея, согрешившего вчера в обезьяной! — юноша, пожалуй, мог себе позволить это сквернословие, ибо его никто не мог слышать из-за дикого рева. Впрочем, красномордого продавца ишаков Ходже пришлось не только помянуть недобрым словом, но совсем скоро и снова увидеть… Но все по порядку… В перерыве между тем как пасть ослика после короткого вдоха вновь открылась еще шире и рев возобновился с бо́льшей силой, Насреддин вдруг почувствовал, что поводок ишачихи, привязанный к его поясу, почему-то ослаб и не натягивается более. Даже не оборачиваясь назад, Ходжа понял, наконец, это громоподобное возмущение нового друга — ишачиху увели. Ему стало стыдно перед осликом за свое сквернословие, но это чувство помогло ему легче пережить потерю 150 таньга — ибо ровно столько он отдал за подругу своего четырехногого товарища. Насреддин повернул ишачка назад — но отыскать потерю не удалось. Пришлось ехать обратно. Один Аллах знал, куда делась ишачиха… Продавец несказанно удивился и обрадовался, когда вновь увидел перед собой юношу, купившего у него животных. Впрочем, отсутствие теперь одного из них подсказало ему причину возвращения недовольного покупателя и совершенно расстроенного ишачка.
— Которого? — сразу спросил понятливый торговец. Ходжа окинул взглядом лежащих и стоящих животных и кивнул на своего ослика:
— Пусть он сам выбирает…
Продавец равнодушно пожал плечами и словно нехотя проговорил:
— Двести.
— Сто пятьдесят.
Они долго сходились в цене. Глядя на них со стороны, можно было подумать, что встретились два приятеля и о чем-то оживленно беседуют.
— Сто семьдесят с половиной, — наконец, прозвучала последняя цена, и они ударили по рукам.
Но уже в следующее мгновение Насреддин в раздумье произнес:
— Боюсь, что деньги ты от меня не получишь…
— Это почему?!
— Мой ишак сомневается в выборе подруги среди твоих ослиц.
Пока продавец поворачивался, чтобы посмотреть на своего бывшего питомца, Ходжа удивленно добавил:
— Ты смотри… я оказался не прав!
— Что?.. Э-э-э!! — Красномордый бросился к ишаку, отгоняя его от самки. — Сначала плати деньги, а уж потом пусть этот совершает то, что задумал…
Насреддин хитро улыбнулся и, развязав кошелек, со вздохом отсчитал необходимую сумму…
— Скажи мне свое имя, о юноша.
— Ходжа Насреддин зовут меня.
Продавец долго провожал взглядом дружную троицу, качая головой. До харчевни на этот раз они добрались без приключений.
ГЛАВА 13
Харчевня встретила их странной тишиной… Что же случилось в ней?! Еще три часа назад здесь находилось множество людей, которые, чавкая, жуя и прихлебывая, набивали свою опустевшую с утра утробу. И теперь жарко пылали печи, еще не развеялся дым и чад, булькали огромные котлы, накрытые деревянными крышками, из-под которых до потолка валил ароматный пар. От жарившегося шашлыка тянуло запахом аппетитного, но уже несколько подгоревшего мяса. И если бы не эта гнетущая пустота, то можно было бы смело упрекнуть хозяина в беспечном переводе продуктов…
— Послушайте, почтенный! — воскликнул Ходжа. — Что здесь произошло?!
Ходивший из угла в угол харчевщик тупо уставился на говорившего. Поняв, наконец, что от него хотят, запричитал:
— Горе мне! О горе! — он еще пару раз промелькнул взад-вперед перед глазами Насреддина и, наконец, ответил. — Здесь была эмирская стража… О горе мне!..
— Стража?!
Юноша насторожился: «Наверное, это ищут моего толстяка! Но где же он?» Ходжа обвел взглядом помещение харчевни. Все, что имелось в ней, было разбросано и побито. Несколько нищих сидело у стен, издавая глухие стоны.
«Да… — понял юноша. — Этот Рустам, очевидно, не простой вельможа, раз из-за него такое натворили». И он вновь с сожалением подумал о том, что пообещал толстяку. Но эти мысли недолго бродили в голове юноши Насреддина — ведь не зря говорится: «Всевышний заступается за преследуемого, преследует ли праведник праведника или злодей злодея, даже если праведник преследует злодея, — всегда Всевышний заступится за преследуемого, кто бы он ни был».
Вспомнив сию истину, Ходжа вышел из харчевни и с беспокойством обозрел пространство: «Где же теперь тебя искать? А может быть, его уже схватили?!» — он направился было снова в харчевню, но обратил внимание на своего осла, который, насторожившись, поднял уши и, видимо, воспринимал что-то такое, чего не улавливал человек. Интуиция и на этот раз не обманула Насреддина. Он посмотрел в ту сторону, куда поглядывал; осел, и почти тут же услышал оттуда слабый, едва долетевший до ушей человека свист, вернее сип. Отвязав ишачков, юноша отправился на звук, но очень скоро понял, что за ним следят двое шпионов, которых в Бухаре в те времена было очень много. Ходжа как бы, случайно остановился и очень скоро имел приятную беседу с ними…
Мы не будем пересказывать смысл ее, дабы не утомлять читателя этим бессодержательным разговором. Укажем только, что обмануть их Насреддину не составило труда. Ведь где-то мы читали, что «даже если всю жизнь свою глупец проведет возле умного — он все равно не познает истины». Точно так же, как «никогда ложка не поймет вкуса пищи». От себя добавим еще… Впрочем, это еще менее интересно.
Проводив своих новых знакомцев, Ходжа осмотрелся и снова услышал знакомый сип. Из ближнего переулка осторожно выглянул человек в темном драном халате, явно не принадлежавшем Рустаму, но острый глаз юноши тут же уловил в фигуре притаившегося толстяка знакомые очертания. Когда шпионы скрылись за поворотом, Насреддин, не торопясь, двинулся по улице. Поравнявшись с переулком, юноша действительно увидел там притаившегося Рустама, одежда которого в данный момент состояла из лохмотьев и старой засаленной тюбетейки.
