такой панике, что едва понимал, что делает. Его первой мыслью было, что мальчик каким-то образом проткнул себя; пошел за едой и приготовил ее, и попытался вернуться по веревке, и поранился, и лежал там, крича; и когда эта мысль мелькнула у него в голове, он оказался у входа в пещеру,выглядывает наружу.
Он сразу увидел мальчика. Он лежал немного ниже, на выступе скалы в ярде или двух справа. Он лежал на животе, пристально вглядываясь в подлесок. Он не кричал. Кто-то еще кричал. Крики раздавались с ужасающей ясностью, прерываемые булькающим вдохом, который был еще более ужасающим. В то же время Хьюстон слышала другие голоса; чей-то смех и продолжающийся разговор. Он не мог видеть, где это происходило, его взгляд на тропу был скрыт подлеском.
Мальчик обмотал вокруг себя веревку. Хьюстон потянула за нее и увидела, как он поднял глаза и жестом пригласил его обратно в пещеру; и через несколько мгновений он появился внутри себя, дрожащий и совершенно серый от страха.
‘ Сахиб, китайцы! Они прямо под нами. У них есть женщина. Они причиняют ей боль.’
Хьюстон мог это слышать. Он думал, что крики сведут его с ума. Он оттащил мальчика в дальний угол пещеры, чтобы быть как можно дальше от них, и они уставились друг на друга, настолько отвлеченные ужасным скандалом, что не могли говорить.
Наконец мальчик сказал: ‘Они сложили все свое снаряжение в пещере под нами, сахиб, чуть левее. Я пропустил это в темноте. Сейчас они готовят. Они готовят полуденную трапезу.’
‘Что они делают с женщиной?’
‘Они сунули ее ноги в огонь. Говорят, это для того, чтобы она снова не сбежала. Их пятеро на джипе. Два вертолета пролетели раньше и приземлились на открытой местности впереди. Должно быть, они пришли с этим.’
‘Где лошадь?’
‘ В пяти минутах езды по дороге. Прошлой ночью я отнес ее на холм и заколол за камнем. Снизу ее не видно.’
Они смотрели друг на друга, с ужасом осознавая опасность того, что лошадь может заявить о своем присутствии.
‘Они выглядят так, как будто намерены остаться?’
‘ Сахиб, я не могу сказать. Иди и посмотри, ’ рассеянно сказал мальчик.
К счастью, крики прекратились, когда они вышли из пещеры. Мальчик сел на край, наклонился, боком ступил на камень и повернулся, чтобы помочь Хьюстон. Его губы дрожали, а узкое запястье дрожало. Хьюстон посмотрела вниз сквозь замерзшие кусты и поначалу смогла разглядеть очень мало: пару болтающихся шапок, покачивающийся стальной стержень, заднюю часть джипа.
Мальчик лег на живот и раздвинул растительность, и Хьюстон сделала то же самое. Двое мужчин сидели на корточках у костра, помешивая еду в раскачивающемся котелке. Другой сидел в джипе и возился с радиоприемником; стержень был антенной. Он не мог видеть ничего другого. Мальчик потряс его за руку, он проследил за его взглядом и, вытянув шею, увидел чуть дальше по дороге еще двух солдат. Он не мог разобрать, что они делали. Один, казалось, стоял на коленях, как будто в молитве, а другой стоял, наблюдая за ним. Пока он смотрел, коленопреклоненный человек поднялся, и он увидел, что он делал. Женщина лежала на обледенелой дорожке, ее одежда была обернута вокруг головы, как мешок с мусором. Когда один человек встал, другой опустился, и Хьюстон отвернулся, боясь, что его стошнит.
Однако мальчик крепко схватил его за руку, когда он повернулся, и Хьюстон увидел, что он смотрит не на людей на трассе, а на того, в джипе, который теперь начал говорить в свой микрофон.
Его трясло так сильно, что даже с помощью мальчика он едва смог втащить себя обратно в пещеру. Он лежал внутри, испытывая отвращение и ярость, борясь с диким желанием броситься к ним; осознавая, что впервые в жизни ему захотелось собственными руками кого-нибудь убить.
Это, конечно, значительно облегчило задачу в дальнейшем.
Каждая тропа, ведущая от реки, была перекрыта; там, где это было возможно, были задействованы джипы, чтобы быстро вернуться по следам. Люди внизу сочли дорогу слишком узкой для их джипа и попросили перевезти их на мулах. Им было сказано оставаться на месте, чтобы встретиться с группой, которая сейчас направляется к ним.
На радиоприемнике было несколько передач. Мальчик не мог понять всего, что было сказано. Но девушка могла. Они втроем сидели, умирающие от голода, в сером, ледяном холоде, слушая, как едят солдаты, и передачи.
Женщина была изнасилована еще четыре раза после обеда и дважды ближе к вечеру радистом, который пропустил свою порцию. Поднялся ветер, и он оттащил ее обратно в укрытие пещеры, чтобы сделать это с комфортом. Когда она проходила внизу, мальчик впервые увидел ее лицо. Он плакал, когда вернулся в пещеру.
Хьюстон не спрашивал его почему, потому что он уже догадался. Но мальчик все равно сказал ему.
Ожидаемая группа прибыла после наступления темноты. Это была небольшая группа, состоящая только из человека на муле. Он сказал, что дальнейший транспорт не может быть отправлен до следующего дня, и что джип должен быть немедленно возвращен. Огонь пришлось потушить, прежде чем его можно было объехать по трассе; но через несколько минут Хьюстон увидел, как он с ревом мчится на низкой передаче, сверкая фарами. Четверо солдат, вновь прибывший посетитель и женщина остались. Огонь снова разгорелся. Посетитель начал допрашивать женщину.
По его словам, он проверял женщин в близлежащем лагере кочевников, но столкнулся с особыми трудностями. …
Хьюстон вернулся в пещеру, потому что он слышал и видел достаточно; он держал девушку на руках и закрыл ей уши руками, чтобы она не слышала.
Не было никаких особых причин, по которым кто-либо должен был подозревать главного монаха-медика; и было ясно, почему губернатор не заметил его из своего досье. Этот человек не был выходцем с востока. Он выглядел как чистокровный тибетец. Его голос был слышен совершенно отчетливо сквозь потрескивание огня.
‘Сестра моя, какой смысл сопротивляться? Скажи, о чем тебя просят, и боль прекратится.’
Боль не прекращалась. Через несколько минут крики начались снова, еще более мучительные, чем раньше.
‘Моя сестра, учись мудрости. Сократите путь Матери и свой собственный. У нее нет надежды на спасение. Опишите ее в точности, и ваши неприятности закончатся.’
Увы, ее бедам не суждено было закончиться так скоро. Хьюстон лежал
