обняв девушку на двух тюках, и слушал.
‘Что они говорят?’
‘Некоторые хотят вернуться, но другие говорят, что у них нет приказов и их не вытащат. Они связаны вместе, но не сверху.’
Через некоторое время ему показалось, что голоса раздались справа от них, но, боясь, что снегопад может внезапно прекратиться, он все еще не мог заставить себя пошевелиться; что было и к лучшему, потому что несколько минут спустя он услышал голоса прямо под собой, очевидно, другой группы, которая спустилась более прямым путем,и теперь пересекала.
Он лежал, чувствуя, как девушка дрожит в его руках; они оба лежали на боку лицом друг к другу, снег тяжело оседал на них. Внизу раздавались голоса. Он услышал, как две группы окликают друг друга, а затем третью группу, и все они медленно отступили. Вскоре после этого снегопад снова прекратился.
Он очень ясно видел, как близко подошли люди внизу – глубокие следы были не более чем в двадцати ярдах – и поблагодарил провидение за свое решение не двигаться и молча лежать рядом с девушкой, ожидая.
В четыре часа (он подышал на часы, чтобы расчистить лед) он услышал, как снова заработал громкоговоритель, и, бросив еще один взгляд, увидел, что спускают веревки, чтобы вытащить людей обратно на скалу. К половине шестого все были на ногах, и больше не было ни видно, ни слышно вечеринки. Он остался там, где был. Через полчаса стемнеет. Для китайцев должно быть очевидно, что они были где-то на склоне. Тюки были сняты с лошади, и у них не было достаточно времени, чтобы спуститься к реке. Он подумал, что если бы он был китайским офицером, он бы сам отменил поиски и спокойно разместил наблюдателей для наблюдения.
Он подождал, пока свет почти исчез, прежде чем осторожно опуститься на колени за валуном и пошевелить конечностями, чтобы восстановить ощущение. В жестокий, ползучий холод девушка погрузилась в своего рода дремоту, и он еще не разбудил ее. Он подумал, что она может наслаждаться забвением, пока может.
Он подождал еще несколько минут, пока не перестал различать границу между вершиной скалы и небом, и встряхнул ее.
‘Мэй-Хуа, сейчас мы снова собираемся двигаться’.
Она пришла в себя с тихим стоном, и он взял ее за руки, снял перчатки и принялся ласкать ее пальцы своими.
‘Ты можешь чувствовать вместе с ними?’
‘Я не знаю. Куда мы идем?’
‘ Просто спустись немного дальше к реке. Солдаты уже ушли. Ты можешь продержаться?’
Девушке было не слишком ясно, что она может делать или где она находится. Ее зубы сильно стучали. Он снова расправил ее на тюке, подождал еще несколько минут, пока даже следы на снегу не стали неразличимы, и двинулся в путь.
Девушка сразу же упала.
Снег уже превратился в лед, и она осторожно скользила, совсем окоченев, как только что убитый лосось, несколько ярдов, пока не смогла упереться локтями. Он опустил сани и снова посадил ее, и просунул ее запястья под веревки, и привязал их там веревкой, которую он держал, и обернул вокруг своих запястий, и сразу же начал шарк вниз, для девушки, поддерживаемой теперь ее запястьями, и чувствуя, какболь в них слабо протестовала, и он ничего не мог сделать, чтобы облегчить ее, кроме как быстро покончить с этим.
У него было странное ощущение, что он ступает по воде и движется совершенно автоматически, потому что в его заднице не было никаких ощущений, и он вообще не чувствовал, что касается земли. Его колени поднялись, а пятки уперлись, и каким-то образом он спускался по диагонали, огибая валуны и короткие вертикальные обрывы.
Через несколько минут свет полностью погас, и в тихий, морозный вечер он услышал отдаленный залп и принял его за сигнал, призывающий наблюдателей на вершине скалы, и вскоре после этого услышал серию одиночных выстрелов, два, три, четыре, и еще через несколько секунд пять, очевидно, отвечали мужчины; и в то же время, почувствовав некоторое возвращение чувствительности в конечностях, старую знакомую ноющую боль, подумал, что он мог бы отдохнуть. Он уперся пятками, развернул сани вбок, поднял ее за запястья и поцеловал. Она тихо стонала в ткань тюков, ее лицо было ледяным от его губ.
‘О, Чао-ли, Чао-ли’.
‘Ты была очень храброй, маленькая роза. Осталось недолго. ’
Он не знал, что это будет совсем скоро, потому что даже в темноте он мог видеть бледную пенящуюся линию реки и слышать ее приглушенное шипение. Это происходило очень быстро. До сих пор казалось, что цели достаточно просто добраться до нее.
Он почувствовал, как она дрожит в его объятиях; и внезапно увидел кошмарный день ее глазами – и падение с ледяной горы, от которого замирало сердце, внезапное столкновение с враждебностью после многих лет почитания, любви и защиты. Как скоро внешний мир перестал быть чудесным!
Он ничего не ел с тех пор, как выпил на рассвете кружку цампы, и не был уверен, что девушка съела даже это. Он подумал, что ему лучше подумать, какие шаги он может предпринять, чтобы пересечь реку, пока у него еще есть силы, и через несколько минут, поцеловав ее запястья в перчатках, прежде чем снова завязать их, снова отправился в путь.
Шипение реки переросло в мягкий, нарастающий рев, когда они медленно спускались к ней. Очевидно, это было не в полной мере, потому что маленький пляж был смутно виден, и сквозь летящие брызги он увидел, что большие камни остались непокрытыми.
Он оставил ее лежать на тюках на пологом склоне, а сам спустился на пляж и стоял там под ровный, несущийся рев, топая ногами и хлопая руками в перчатках, когда он оглядывался вокруг. Он сразу понял, что не собирается переплывать реку вплавь; дальний берег был вне поля зрения, а брызги, яростно отбрасываемые от скал, обескураживающе указывали на течение. Вершины обнаженных скал были, однако, хорошо видны, а чуть дальше, казалось, что их ряд тянется поперек, как ступеньки.
Он пробирался вдоль пляжа к линии скал, но, не дойдя до них, ему показалось, что он услышал ее зов, и он повернул назад.
Он взбирался по склону, когда снова услышал голос, упал ничком и остался лежать, потому что голос принадлежал не Мэй-Хуа, а мужчине.
Он молился, чтобы она не села и не выдала
