Такого приема она не ожидала. Но Элли была уверена, что все уладится. В настоящее время с нее было довольно воспоминаний, и она просто старалась по возможности все припомнить – так, чтобы ничего не забыть.
От Камчатки подступал фронт крайне холодного воздуха, но в первый день Нового года было необычно тепло, и в Международный аэропорт Саппоро дождем посыпались специальные рейсы. В самолете с надписью «Соединенные Штаты Америки» прибыл новый министр обороны Майкл Китц, а с ним на скорую руку подобранная группа экспертов. Вашингтон подтвердил их прибытие лишь тогда, когда слухи уже широко расползлись по Хоккайдо. В кратком пресс-релизе значилось, что визит является рабочим и не связан ни с какими кризисами или опасными ситуациями; кроме того, в нем отмечалось, что на сборочном предприятии «Машина» к северо-востоку от Саппоро не произошло ничего экстраординарного. Из Москвы всю ночь летел Ту-120 {Этой марки самолетов не существует.}, среди прочих он доставил Стефана Баруду и Тимофея Готридзе. Безусловно, обеим ответственным делегациям вовсе не улыбалось проводить новогодний праздник вдали от семей. Но погода на Хоккайдо явила приятный сюрприз, в Саппоро таяли ледяные фигуры, и слепленный додекаэдр превратился в груду льда. Из-под его осевших и округлившихся боков, некогда бывших пятиугольниками, вытекали ручейки.
А через два дня началась метель, и добраться к Машине даже наземным транспортом стало уже невозможно. Оказалась нарушенной работа радио и телевидения: наверняка повалило ретрансляционную микроволновую башню. Во время всего расследования связь с остальным миром можно было осуществлять только по телефону. И по вполне понятным причинам с помощью додекаэдра, думала Элли. Ей так и хотелось одной забраться на борт, раскрутить бензеля и… Она с наслаждением фантазировала на эту тему. Но уверенности в том, что Машина сработает, у нее не было: едва ли теперь возможно войти в тоннель с этого конца. Отец сказал ей, что этого не будет. Она вновь позволила себе вспомнить про песчаный пляж. И про него. Что бы теперь ни случилось, но рана в самой глубине ее существа исцелилась. Правда, мир еще не знал более дорогостоящего курса психотерапии. Многозначительный факт, думала Элли.
Национальные представители провели беседы с Си и Сукхавати. Хотя Нигерия не играла значительной роли ни в приеме Послания, ни в его дешифровке, Эда с готовностью провел беседу с нигерийскими официальными лицами. Тем временем ВГ и Элли проходили куда более изощренное собеседование с высококлассными профессионалами, вызванными с этой целью из Союза и Штатов. Представители третьих стран поначалу на эти беседы не допускались, но после возражений консорциума обе державы вновь вспомнили про интернационализм.
Собеседование с Элли вел Китц, и, учитывая быстроту событий, он оказался на удивление хорошо информированным. Валериан и дер Хиир старались время от времени замолвить за нее доброе слово, задавали наводящие вопросы. Но спектаклем руководил Китц.
Он сказал Элли, что к ее повествованию относится скептически, но вместе с тем конструктивно – в лучших научных традициях. И выразил надежду, что его прямоту она не примет за личный выпад. Сам он испытывает к ней величайшее уважение и постарается не показать, что является давним противником создания Машины. Элли решила оставить без внимания столь наглую ложь и начала рассказывать.
Сперва он внимательно слушал, интересовался подробностями, извинялся, перебивая ее. Но на второй день от подобных любезностей уже не осталось и следа.
– Итак, нигерийца посетила жена, индуску – ее покойный муж, русского – воструха внучка, китайца – какой-то монгольский хан…
– Но Цинь не был монголом.
– А вас – ради бога молчите – встретил безвременно усопший отец, сообщивший, что вместе с друзьями занят перестройкой Вселенной. «Отче наш, иже еси на небесех!» Что мы видим? Воздействие религии, историческую антропологию, наконец, Фрейда. Разве вы сами не понимаете этого? Вы же не только пытаетесь убедить нас, что ваш отец восстал из мертвых, вы хотите еще утверждать, что он-то и сотворил Вселенную…
– Вы искажаете мои…
– Бросьте, Эрроуэй. Хватит оскорблять наш разум. Вы не представили нам ни одного свидетельства и надеетесь, что мы поверим подобной лжи, самой наглой во всей истории человечества. Зачем вы пошли на это? Вы ведь умная женщина. Как могли вы думать, что удастся отделаться от нас такими бреднями?
Элли пыталась протестовать. Валериан тоже. Он даже сказал, что считает эти допросы пустой тратой времени. Тем более когда Машина подвергается тонким физическим исследованиям. Китц согласился с тем, что физические доказательства могли бы иметь большое значение. Но заявил, что уже сам рассказ Эрроуэй вполне позволяет понять, что произошло.
– Эрроуэй, встреча на небе с отцом доказывает, что вы воспитаны в иудео-христианской культуре. Из всей Пятерки только вы одна полностью принадлежите к ней и лишь вы встречаете там отца. Все согласуется слишком хорошо. К сожалению, в вашем рассказе нет полета фантазии.
Дело было плохо. Подобного приема она даже не могла представить. Элли ощутила нечто вроде эпистемологической[57] паники – как случается, когда твоей машины не оказывается на том месте, где ты вчера ее оставила, или когда запертая с вечера дверь утром оказывается распахнутой настежь.
– Вы обвиняете нас в жульничестве?
– Хорошо, давайте я объясню вам нашу позицию, доктор Эрроуэй. В молодости я работал в прокуратуре графства Кук. И у нас обвинитель ставил обычно всего три вопроса. – Он принялся загибать пальцы. – Мог ли обвиняемый совершить преступление? Обладал ли необходимыми средствами? Были ли у него мотивы для этого?
– Для чего?
Он пренебрежительно поглядел на нее.
– Но ведь и наши часы свидетельствуют, что мы отсутствовали больше суток, – возразила Элли.
– Ну просто не понимаю, как это я мог быть таким дураком, – насмешливо хлопнул себя по лбу Китц. – Вы одним махом разделались со всеми моими аргументами. Ну как я мог забыть, что часы невозможно перевести на день вперед.
– Значит, вы предполагаете заговор. Вы считаете, что Си лжет? И Эда… И…
– Я считаю, что нам пора переходить к более важным вопросам. Знаете, Питер, – Китц повернулся к Валериану, – я почти убежден в вашей правоте. Результаты измерений начнут поступать завтра с утра. Поэтому не будем тратить время на… сказки. Сделаем перерыв до завтра.
За все дневное обсуждение дер Хиир не проронил ни слова. Лишь изредка неуверенно улыбался ей, и она просто не могла удержаться, чтобы не сопоставить эту улыбку с отцовской. Он чего-то требовал от нее, о чем-то просил одними глазами. Но чего он добивался, Элли понять не могла… Быть может, чтобы она сменила пластинку. Он был знаком с воспоминаниями ее детства, знал, как горевала она об отце. И во взгляде дер Хиира читалось сомнение: не свихнулась ли она в самом деле. А значит, поняла Элли, и все остальные. Массовая истерия. Общая галлюцинация. Folie a cinq[58].
– Ну вот, – проговорил Китц. Отчет оказался толщиной в сантиметр. Разбрасывая карандаши, он бросил папку на стол. – Можете проглядеть, доктор Эрроуэй, но, пожалуй, лучше я сперва вкратце изложу вам его содержание.
Элли согласно кивнула. Она уже слыхала, что результаты обследования аппарата в высшей степени подтверждают рассказы Пятерки.
– Додекаэдр явно, – на последнем слове он сделал ударение, – подвергался воздействию совершенно иных нагрузок, чем бензеля и опорная конструкция. На него действовали колоссальные сжимающие и растягивающие напряжения. Просто чудом все не развалилось на куски, это же относится и к вам. Далее, он побывал в условиях интенсивного радиационного воздействия и до сих пор сохраняет некоторую наведенную радиацию; обнаружены следы космических лучей. Вот вам и второе чудо: как вам удалось выжить после этого облучения? На тех самых боковых гранях, которые, по вашим словам, все время скребли о стенки тоннеля, не обнаружено даже слабых признаков эрозии, нет и следов теплового воздействия; последние появились бы в случае вхождения в атмосферу Земли с достаточной скоростью.
– Разве это не подтверждает наш рассказ? Майкл, подумайте. При падении в классическую черную дыру материал будут терзать напряжения расширения и сжатия. Наука знает об этом уже лет пятьдесят. Не знаю, почему мы их не ощущали, быть может, нас как-то защищал додекаэдр. Кроме того, возле черных дыр и у центра Галактики существует жесткое излучение. И радиационное воздействие на материалы вполне независимо подтверждает наш рассказ: ведь мы побывали у черных дыр и галактического центра. Радиационные эффекты нельзя сфальсифицировать. Я не знаю, почему на гранях нет царапин, но поймите, мы имеем дело со взаимодействием едва знакомого нам материала с веществом, полностью неизвестным. Оплавления и обугливания можно было не ждать – ведь мы не входили в атмосферу Земли. Думается, все свидетельства полностью подтверждают нашу историю. Что вас смущает?
