В детстве и в молодости отец часто снился ей; тогда он говорил, что на самом деле жив и ничего не случилось. Было так хорошо. Он брал ее на руки. Но за недолгое счастье приходилось платить горьким пробуждением в мире, где его не было. Но все-таки она всегда ждала этих снов и охотно выплакивалась на следующее утро, выплачивая всю причитающуюся с нее цену, заново переживая и потерю, и горе. Сонное видение – вот и все, что от него осталось.
Но теперь он стоял перед ней – не привидение и не сон, а плоть и кровь. Или что-нибудь вроде того. Он позвал ее от звезд, и она пришла.
Элли прижималась к нему изо всей силы. Она прекрасно знала, что все это трюк, реконструкция, имитация, но все было выполнено просто безукоризненно. На миг она отодвинулась, положив руки ему на плечи. Великолепная работа, словно давно умерший отец и впрямь на небе, и она, правда, весьма необычным способом сумела встретить его. Элли всхлипнула и вновь обняла отца.
Чтобы овладеть собой, потребовалась еще минута. Если бы перед ней оказался, например, Кен, она могла бы заподозрить, что с Земли к центру Галактики отправился второй додекаэдр – возможно, отремонтированная советская Машина. Но уж отец никак не мог здесь оказаться. Его останки давно тлели на кладбище возле озера.
Смеясь и плача, она вытирала глаза.
– Итак, что же порождает привидения – робототехника или гипноз?
– Неужели я похож на машину или на сонное видение? Этак можно усомниться буквально во всем.
– Знаешь, даже теперь после стольких лет не проходит недели, чтобы я не подумала – хорошо бы любой ценой, понимаешь, любой, провести хотя бы пару минут с отцом…
– Стало быть, вот и я, – приветливо проговорил он, подняв руки и сделав пол-оборота, чтобы она могла убедиться, что и спина его ничем не отличается от отцовской. И он был таким молодым. Она теперь уже старше. Конечно, ведь он умер в тридцать шесть лет.
Быть может, ее просто успокаивают подобным образом? Если так, существам этим не отказать в… изобретательности. Обняв за плечи, она повела отца назад к своим пожиткам. Его тело на ощупь казалось вполне естественным. Если под кожей и были упрятаны интегральные схемы и шестеренки, то достаточно глубоко.
– Как наши дела? – не без двусмысленности поинтересовалась Элли. – Я хочу…
– Понимаю. Вы получили Послание, и прошли годы, прежде чем сумели явиться сюда.
– Вы выставляете оценки за скорость и точность?
– Ни за то, ни за другое.
– Ты хочешь сказать, что мы еще не сдали экзамена?
Он не ответил.
– Ну, хорошо, объясни мне тогда, – сказала она расстроенным тоном. – Мы потратили годы на прочтение Послания и постройку Машины. Ты не хочешь объяснить мне, зачем все это нужно?
– Экая забияка выросла, – отвечал он, словно бы и в самом деле был ее отцом и припоминал прежнее.
Он ласково взъерошил ей волосы. Этот жест она тоже помнила с детства. Но как они здесь, за 30 000 световых лет от Земли, сумели узнать о давних привычках ее отца, жившего в далеком земном Висконсине? И вдруг она поняла.
– Сны, – произнесла Элли. – Прошлой ночью, когда мы спали, вы исследовали наши головы? Забрали все, что мы знаем.
– Ну, мы только сделали копии. Все, что было у вас в головах, осталось на месте. Поверь-ка. И скажи, если чего не хватает, – он ухмыльнулся и продолжил. – Ваши телепередачи не могут содержать всего, что нас интересует. Конечно, они великолепно характеризуют ваш технологический уровень и еще кое-что… Но мы не могли извлечь из них важную для нас информацию даже косвенным путем. Возможно, ты ощущаешь сейчас известное вторжение в тайные уголки души…
– Ты шутишь?
– Просто у нас было так мало времени.
– Значит, экзамен сдан? И на все вопросы мы отвечали во сне? Так провалились мы или нет?
– Все совсем не так, здесь у нас не шестой класс.
Когда он умер, она как раз училась в шестом.
– Не думай, что мы межзвездные шерифы, разбирающиеся со всякими нарушителями галактических законов. Правильнее видеть в нас службу галактической переписи. Мы собираем информацию. Я знаю, вы считаете, что у вас нечему поучиться, раз вы такие отсталые, раз у вас примитивная техника. Но у цивилизаций имеются разнообразные достижения.
– Какие же?
– Ну, скажем, музыка. Добролюбовность – мне нравится такое сочетание слов. И сны. Люди видят прекрасные сны, хотя по телепередачам с Земли об этом и не догадаешься. В Галактике есть культуры, которые торгуют снами.
– Значит, вы направляете межзвездный культурный обмен и вас интересуют именно эти вопросы? А вы не боитесь, что какая-нибудь хищная и кровожадная цивилизация придумает свои звездолеты?
– Я же сказал, что мы всюду приветствуем добролюбовность.
– А если бы нацисты сумели овладеть всей нашей планетой, а потом изобрели межзвездные корабли, вы вмешались бы?
– Ты удивишься, если узнаешь, насколько редко такое случается. Агрессивные цивилизации в конце концов сами уничтожают себя. Такова их природа. Они ничего не могут с ней поделать. Нам остается только предоставить их самим себе и принять меры, чтобы их никто не потревожил, чтобы они сами решили свою судьбу.
– А почему вы не оставили нас в покое? Я не возражаю, просто пытаюсь понять принципы галактической переписи. Ведь в первой нашей передаче вы увидели Гитлера. Почему же вы пошли на контакт?
– Конечно, кое-что пугало. Признаюсь, мы были глубоко обеспокоены. Но музыка говорила о другом. Бетховен свидетельствовал, что надежда еще не потеряна. Мы специализируемся по сложным случаям. И поэтому решили немного помочь вам. Многого предложить мы не можем. Понимаешь? Принцип причинности налагает известные ограничения.
Нагнувшись, он поболтал руками в воде и теперь вытирал их о брюки.
– Вчера мы заглянули в вас. Во всех пятерых. В каждом намешано многое: чувства, воспоминания, инстинкты, заученные навыки, прозрения, безумие, сны и любовь. Любовь имеет весьма существенное значение. Словом, интересная смесь.
– И все за одну ночь? – попыталась она поддразнить его.
– Пришлось поторопиться. У нас напряженный график.
– Ну, если чем-нибудь…
– Нет, если мы не создаем консистентную каузальность[56], она образуется сама, но это всегда хуже.
Она не поняла его.
– «Создаем консистентную каузальность», – мой папа так бы никогда не сказал.
– Сказал бы. Разве ты не помнишь, как он разговаривал с тобой? Он был начитанный человек и всегда общался с тобой как с равной. Или ты забыла об этом?
Она не забыла. Она вспомнила. Про мать в доме престарелых.
– Великолепный кулон, – произнес он в той самой сдержанной манере, которую, по ее мнению, отец непременно приобрел бы, доживи он до ее лет. – Кто тебе его подарил?
– Ах, это, – сказала она, прикоснувшись к медальону. – Дело в том, что я не слишком хорошо знаю этого человека. Он испытывал мою веру… Он… Но вы и так все уже знаете.
Он опять улыбнулся.
– Я хочу знать, какого мнения вы о нас, – требовательно спросила она. – Какую оценку мы заслужили?
Он не медлил с ответом:
– Я просто удивлен, что вы управились со всем так хорошо. Вы не располагаете теорией социальной организации, пользуетесь удивительно отсталой системой экономических отношений, не имеете никакого представления о механизме исторического предвидения, к тому же ужасно плохо знаете самих себя. Но, учитывая то, насколько быстро меняется ваш мир, остается только удивляться, почему вы еще не разнесли себя в мелкие клочья. Поэтому-то мы и не хотим списывать вас со счета. Вы, люди, обнаружили известный талант и приспособляемость… по крайней мере в нынешних условиях.
– Таково ваше мнение?
– Это одна сторона его. Дело в том, что цивилизации, даже не имеющие долгосрочных перспектив, вовсе не кишат во всей Галактике. Приходится или преобразовывать себя, или встречать свою судьбу.
Ей хотелось бы знать, как именно относится он к роду человеческому. Испытывает ли сочувствие? Или же только любопытство? Или вовсе ничего – просто выполняет повседневную работу? Может быть, в сердце своем – или каким-то эквивалентным ему органом – он считает человека… чем-то вроде муравья? Но она не могла заставить себя спросить об этом. Наверное, потому, что слишком боялась ответа.
По интонациям его голоса, по манере речи она пыталась представить себе истинную природу существа, принявшего обличье отца. Элли обладала огромным опытом общения с людьми. А они, здешние хозяева, только вчера познакомились с ними. Можно ли хоть немного выяснить их реальную суть, упрятанную под дружелюбностью и общительностью? Элли ничего не могла даже представить. Эти речи не могли принадлежать ее отцу. Да он и не пытался настаивать на этой роли и вместе с тем во всем так походил на Теодора Ф. Эрроуэя (1924-1960), торговца скобяными изделиями, любящего отца и мужа. И если бы не постоянное усилие воли, она опять распустила бы нюни перед… этой копией. Частью своего существа она очень хотела порасспросить его, как он жил все эти годы на небесах. Выяснить его мнение о Втором пришествии и Воздаянии. Что принесет людям наступление нового тысячелетия? Многие земные религии учили, что праведники вкушают райскую жизнь на вершинах гор, среди облаков, в пещерах или оазисах, но такого, чтобы тебя отправляли на пляж, если в жизни ты вел себя достаточно хорошо, Элли не помнила.
