– Новый нарком? У нас?
– У них! Ты, что, газет не читаешь?
– А, понял. Читаю.
Лучинский дал отбой. Слепко отправился, куда ему было велено. Через какой-нибудь час, получив постельное белье и талоны в столовую, он яростно намыливал голову в душе, найденным там же на полу обмылком. Бодрость духа вновь начала возвращаться к нему. Да он никогда по-настоящему и не верил, что с ним действительно может случиться что-то непоправимое.
Двое последующих суток он валялся на койке, читал газеты и слушал театральные постановки по радио, не смолкавшему от темна до темна, а когда оно затихало, сражался с ночным вахтером в дурачка. Здание почти пустовало, приезжих перед новогодними праздниками было немного. По крайней мере, в комнате на восемь коек он проживал в приятном одиночестве. На третий день рано утром его вызвали к телефону. Запыхавшийся комендант сам прибежал за ним на четвертый этаж. Не представившийся мужской голос приказал никуда не отлучаться. Слепко струхнул. Он так и проторчал весь день рядом с вахтой, благо уборная и столовая находились поблизости. В девять вечера позвонили вновь. Тот же голос приказал ему немедленно явиться в Наркомат внутренних дел.
– Хорошо, – просипел Евгений Семенович, – а где это?
– Большая Лубянская, дом два, – с секундной задержкой ответила трубка. В вашем распоряжении тридцать минут.
– Как лучше проехать до Большой Лубянской? – поинтересовался Слепко у вахтера. Тот поперхнулся чаем.
– На метро доедете. Пересадка на Арбате. Оттудова, что ли, звонили?
– Да вот…
– Бывает. Надысь, перед вами прямо, тоже вот одного туда… вызвали. Того, правда, они сами на машине повезли. Но, что характерно, так же – ночью. А вам, выходит, своим ходом велели?
– Выходит, так.
– Бывает.
Старик трясущимися руками отпер гардероб, уже закрытый ввиду позднего времени, и выдал пальто с шапкой. Одевшись, Слепко пересчитал оставшиеся медяки. Набралось всего двадцать копеек, на метро хватало только в одну сторону. «Кто знает, куда и на чем я оттуда поеду? Ладно, в крайнем случае, дойду пешочком, дело привычное».
До Брянского вокзала он добежал минут за десять. У кассы метрополитена чинно стояла небольшая очередь. Сивый мерин с козлиной бородкой что-то интеллигентно обсуждал с кассиршей. Другие терпеливо ждали, а Евгений Семенович готов был его убить. «Какой-нибудь Шустерман, прохфессор кислых щей», – озлобленно думал он. Сунув наконец купленный билет контролерше и встав на эскалатор, он готов был уже просто лопнуть. «Как все-таки медленно тащится. У нас и то конвейера раза в два быстрее ходят». Какой-то юный хулиган толкнул его в плечо и проскакал мимо, лихо перепрыгивая через ступеньки. Недолго думая, Евгений Семенович последовал таким же аллюром, провожаемый неприязненными взглядами. Дежурная в красной фуражке, крикнула что-то сердитое. Справа висела табличка: «Конечная». Налево, у опустевшего уже перрона, стоял поезд. Еще одна дежурная подняла жезл с белым кругом. Он едва успел проскользнуть между автоматически закрывавшимися дверями. Задрал рукав, взглянул на часы. Оставалось шестнадцать минут. Только он сел на мягкое кожаное сиденье, а поезд уже остановился на «Арбатской». Следуя указателям, качавшимся под потолком, по гранитным лестницам и длинным асфальтированным штрекам он перебежал на другой перрон, находившийся в зале со множеством шарообразных ламп. Поезда долго не было, он уже начал волноваться. Наконец, проехав пару коротких перегонов, он выбежал на темную, пустую, заметаемую сухой поземкой, площадь. Оставалось полторы минуты, может, даже меньше. Кинувшись напрямки, он успел добежать до грозного памятника посередине, когда раздалась милицейская трель. Постовой издали махал ему полосатой дубинкой. Слепко, не останавливаясь, знаками показал, куда именно торопится.
Помпезный вход в огромное здание, напоминавшее обледенелый утес, оказался заперт. Это было ясно с первого взгляда, но Евгений Семенович, чувствуя себя голым на лютом морозе, все же подошел и потянул за витую дверную ручку. Дернул. Все равно что ломиться в каменную стену. Боясь взглянуть на часы, он побежал налево, за угол. Там обнаружился какой-то несолидный, малозаметный подъезд, а на углу висела стандартная табличка: «Ул. Большая Лубянка, 2».
Улица была совершенно пуста. Ни одного прохожего не видно было на широких тротуарах. Подъезд выглядел каким-то заброшенным. «Наверное, запасной выход. Наверняка, тоже заперт. И вывески рядом никакой». Евгений Семенович в нерешительности остановился. Другого входа не было, если не считать глухих, обшитых железными листами ворот. Хотя снег со ступеней был аккуратно счищен, по чему-то казалось, что украшенными бронзой дверями не пользовались много лет. Время неумолимо уходило. Вдруг одна из створок бесшумно приоткрылась, изнутри выскользнула тусклая личность в паршивенькой штатской кепке, мышкой шмыгнула мимо и растворилась среди сугробов и фонарных столбов. Слепко взглянул на циферблат. Если часы шли верно, была уже тридцать одна минута десятого.
Он быстро вошел и очутился в обширном полутемном вестибюле с рядами колонн по бокам. В дальнем его конце, за простым столом, уютно освещенном зеленой лампой, сидел дежурный офицер. Не обращая внимания на вошедшего, он что-то старательно записывал в амбарную книгу, низко склонив голову в фуражке. Евгений Семенович сделал несколько нетвердых шагов, гулкое эхо покатилось по залу.
– Опаздываете, гражданин Слепко, – из-за колонны выступил еще один, невысокий, но чрезвычайно подтянутый офицер. Эха от его шагов почему-то не было. – Опаздываете, – укоризненным тоном повторил он.
– Я, вот… – Евгений Семенович извлек из кармана паспорт, – меня срочно вызвали, позвонили, – сообщил он.
– Получите у дежурного пропуск, – ответил тот.
Дежурный, имевший нашивки майора, дважды перелистал все до единой страницы паспорта, оба раза внимательнейшим образом перечтя там все надписи, трижды сравнил фотографию с личностью, после чего, не говоря ни слова, переписал паспортные данные в свой журнал, продолжив одну из строк, на которой значилось уже: 0194, Слепко Е. С., 21.32. Затем он аккуратно выписал пропуск и подчеркнуто четким движением вручил его трепещущему посетителю.
– Идемте, – низенький офицер коснулся его локтя. По широкой темной лестнице поднялись на второй этаж и прошли немного по пустому коридору.
– Подождите здесь, – офицер распахнул одну из многочисленных дверей, включил свет. В крошечной комнатушке стояли только небольшой однотумбовый стол да пара венских стульев. Дверь, негромко щелкнув, закрылась. Слепко сел, навалился грудью на столешницу, примостил на сжатые кулаки давно не чесанную голову. Страшно не было, только как-то очень тоскливо. «Черт-те что! – попытался он взбодрить себя. – Зачем, спрашивается, меня вызвали в такое время? Яснее ясного, что никого уже нет на службе. Безобразие. Обычное самое учреждение, между прочим, а говорили…» Он прислушался и ничего не услышал. «Интересно, они что, до утра хотят меня тут продержать? А дверь он запер?» Но проверить, так ли это, Слепко не решился и вскоре впал в прострацию. Где-то в отдалении часы мерно пробили десять раз. Потом, вроде бы слишком скоро, – одиннадцать. «А чего мне? Сижу себе, тепло, спокойно, никто не трогает», – думал он. По крайней мере, на тюремную камеру помещение отнюдь не походило, решетки на широком окне не было. Дверь распахнулась. На пороге стоял новый офицер, на сей раз яркой кавказской наружности.
– Пашли, – не здороваясь, сказал он, – палто можеш здес оставит.
Евгений Семенович торопливо повесил пальто и шапку на крюк у двери. «Как бы не сперли!» – ернически подумал он, покосившись на провожатого.
Они прошли до конца длинного коридора, свернули, еще раз свернули и оказались перед двойными дверями начальственного вида. Рядом, за столиком с такой же зеленой лампой, что и внизу, сидел очередной майор, встретивший их вопросительным взглядом. Слепко подал ему свой пропуск. Тот сверил фамилию с записью в журнале и, разрешающе мотнув головой, вернул бумажку. За дверями оказалась пустая и темная приемная – типичное преддверие в «руководящий» советский кабинет. С тою лишь разницей, что вместо молодой секретарши сидел, освещенный зеленой лампой, неопределенного возраста военный с очень внимательными глазами и тремя ромбами на петлицах. Этот вежливо, четким шепотом, поздоровался, взял пропуск и предложил «пока посидеть». Евгений Семенович присел на краешек ближайшего стула. Кавказец, не попрощавшись, ушел. Походка у него была какая-то странная, развинченная. Через десять минут офицер поднял трубку.
– Так точно, товарищ нарком, – негромко сказал он, – здесь. Есть. Можете войти, Слепко.
Просторное помещение, как и всё в этом здании, было темным и казалось пустым. Лишь в дальнем его конце на огромном черном столе светилась зеленая лампа. Круг света заключал в себя неаккуратную стопку бумаг, бронзовый письменный прибор, какие-то разбросанные безделушки. Тяжелые бархатные шторы тщательно прятали окна. Еще одна широкая занавесь покрывала всю стену слева. Слепко подумал, что там какая-то карта или схема. В одном из простенков размеренно мерцал маятник напольных часов. Над столом нависала огромная картина в золотой раме, видны были только полы серой шинели и сапоги. Вдруг откуда-то справа вынырнул толстенький лысый человечек в золотом пенсне. «А пенсне-то – точь-в-точь как у Зощенко!» – поразился Евгений Семенович.
