– Нет.
– Объяснять некогда. Бывают истинное повышение и ложные повышения. Больше ничего вам знать не нужно.
– Насколько же у меня повысилось содержание калия?
– Оно уже явно превысило все мыслимые пределы.
– Что может значить этот симптом?
– Возможно, ничего, а возможно – действительно очень много.
– Как именно много?
– Не хотелось бы заниматься пустословием.
– Я только пытаюсь выяснить, не может ли этот калий служить показателем какого-то состояния, как раз начинающего проявляться, какого-то состояния, вызванного то ли недоброкачественной пищей, то ли вредным воздействием какого-либо вещества, оказавшегося после утечки в воздухе или дожде.
– Вы что, действительно соприкасались с подобным веществом?
– Нет, – сказал я.
– Вы уверены?
– Абсолютно. А что, эти цифры указывают на какой-то симптом возможного вредного воздействия?
– Если бы вы не подвергались вредному воздействию, то вряд ли они могли бы указывать на какой-то симптом, не правда ли?
– Значит, мы договорились, – сказал я.
– Скажите мне одну вещь, мистер Глэдни, только честно. Как вы себя чувствуете?
– Насколько мне известно, я чувствую себя отлично. Первосортно. Собственно говоря, я уже много лет не чувствовал себя так хорошо.
– Что значит «собственно говоря»?
– С учетом того обстоятельства, что я стал старше.
Он внимательно посмотрел на меня. Казалось, он пытается смутить меня своим пристальным взглядом. Потом что-то записал в мою историю болезни. Я чувствовал себя мальчишкой, которого распекает за прогулы директор школы.
– Как можно отличить истинное повышение от ложного? – спросил я.
– Я направлю вас в Глассборо на дополнительное обследование. Вы не против? Там есть совершенно новое учреждение. Называется ферма «Осенняя жатва». У них блестящее новенькое оборудование. Вы не разочаруетесь, вот увидите. Оно и вправду блестит.
– Хорошо. Но разве содержание калия – это единственное, за чем мы должны следить?
– Чем меньше вы будете знать, тем лучше. Поезжайте в Глассборо. Велите им тщательно вас обследовать. Приложить все старания. Велите направить вас ко мне с результатами в запечатанном конверте. Я проанализирую их до мельчайших подробностей. Разложу все по полочкам. Уверяю вас, сотрудники «Осенней жатвы» обладают необходимыми знаниями, имеют в своем распоряжении самые точные приборы, лучших лаборантов из стран третьего мира, новейшую методику.
Его жизнерадостная улыбка напоминала спелый персик на ветке.
– Вдвоем, как врач и пациент, мы сумеем добиться того, чего не смогли бы добиться поодиночке. Предупредительным мерам уделяют мало внимания. А ведь, как говорится, легче предупредить, чем лечить. Это пословица или сентенция? Наверняка профессор сможет нам сказать.
– Надо подумать.
– Во всяком случае, самое главное – предупредить болезнь, не правда ли? Я только что листал последний номер «Американского гробовщика». Картина просто ужасающая. Отрасль едва справляется с размещением огромного количества покойников.
Бабетта права. Он прекрасно говорил по-английски. Приехав домой, я принялся выбрасывать вещи. Наживки для рыбной ловли, потерявшие упругость теннисные мячи, рваные дорожные сумки. Обшарил чердак в поисках старой мебели, ненужных абажуров, перекосившихся ширм, кривых карнизов для занавесок. Выбросил рамы для картин, колодки для обуви, подставки для зонтов, настенные полочки, детские стульчики и кроватки, складные сервировочные столики – есть перед телевизором, стульчики с погремушками, сломанные проигрыватели. Выбросил бумажную подстилку для полок, пожелтевшую почтовую бумагу, рукописи своих статей, корректурные гранки тех же статей, журналы, в которых эти статьи напечатаны. Чем больше вещей я выбрасывал, тем больше находил. Дом превратился в мрачный лабиринт, полный старых, отслуживших свой срок вещей. Вещи обрели некую безмерность, сделались невыносимо тяжелыми, взаимосвязанными, гибельными. Я шагал по комнатам, швыряя вещи в картонные коробки. Пластмассовые электрические вентиляторы, перегоревшие тостеры, вышитые по канве сцены из «Звездного пути». Чтобы вытащить все на тротуар, потребовалось гораздо больше часа. Никто мне не помогал. Я не нуждался ни в помощи, ни в компании, ни в сочувствии. Мне хотелось только одного: вынести все эти вещи из дома. Сидя в одиночестве на крыльце, я ждал, когда вокруг воцарятся мир и спокойствие.
Женщина, шедшая по улице, сказала: – Деконгестант, антигистамин, суппрессивное средство от кашля, болеутолитель.
35
Бабетта никак не могла наслушаться разговоров с радиослушателями.
– Я ненавижу свое лицо, – сказала одна женщина. – Уже много лет для меня это постоянная проблема. Из всех лиц, которые могли бы мне достаться – в смысле наружности, – я заполучила именно самое невзрачное. Но как я могу не смотреть? Даже если вы отберете у меня все зеркала, я все равно найду, куда посмотреться. С одной стороны, не смотреть невозможно. Но с другой – я его ненавижу. Короче говоря, я по-прежнему смотрю. Это ведь мое лицо, чье же еще? Что дальше? Забыть, что оно есть? Делать вид, будто оно чужое? А позвонила я потому, Мел, что хочу найти других людей, которым трудно примириться со своим лицом. Для начала вот несколько вопросов. Как выглядели вы до своего рождения? Как будете выглядеть в загробной жизни, независимо от расы и цвета кожи?
Бабетта почти не снимала спортивный костюм. Простой серый тренировочный костюм, просторный и мешковатый. В нем она стряпала, возила детей в школу, ходила в магазины хозтоваров и канцелярских принадлежностей. Немного поразмыслив, я решил, что в этом нет ничего особенного, не о чем беспокоиться, нет оснований полагать, будто она впадает в апатию и отчаяние.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил я. – Говори правду.
– Что такое правда? Я стала больше времени проводить с Уайлдером. Уайлдер помогает мне выстоять.
– Очень надеюсь, что ты станешь прежней Бабеттой, здоровой и общительной. Я нуждаюсь в этом ничуть не меньше твоего, а то и больше.
– Что такое нужда? Все мы нуждаемся. Где тут уникальность?
– Значит, по существу, ты чувствуешь себя все так же?
– То есть, мутит ли меня при мысли о смерти? Страх не проходит, Джек.
– Мы должны по-прежнему вести активную жизнь.
– Активная жизнь помогает, но Уайлдер помогает больше.
– Мне это кажется, – спросил я, – или он и вправду стал гораздо меньше говорить?
– Разговоров вполне хватает. Что такое разговоры? Я не хочу, чтобы он говорил. Чем меньше он говорит, тем лучше.
– Дениза переживает за тебя.
– Кто?
– Дениза.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});