– Там было больше куплетов. Не помню их сейчас, но… – запутался я.
– Я тоже, – улыбнулся монах. – Но когда мне совсем плохо, я напеваю про себя то, что помню. Вроде бы и детская песенка, неуклюжая и немного нескладная, но… она почему-то помогает мне выжить. Просто потому, что напоминает о том, что река течет далеко-далеко, и не раз еще пронесет и сквозь тьму, и сквозь свет, и сбросит в водопад, и даст отдохнуть на тихом плесе.
– И куда принесет? – спросил я, вдруг ощутив, как неожиданно сел мой голос.
– Туда, куда ты заслужил, я думаю. Река помнит все, потому что все, что ты бросаешь в нее, в ней так и остается, так и несет это течением рядом с тобой. И добро, и зло, и честное, и подлое. И место, куда тебя прибьет течением… я думаю, что это будет награда. Или кара.
Пружинка музыкальной шкатулки докрутила свой завод, и мелодия смолкла. Вокруг было непривычно тихо. Я оглянулся и увидел, что двое подвыпивших приказчиков смотрят на нее молча, не отрывая взгляда.
13
Первый колокол во дворе постоялого двора прозвучал в шесть утра, и сразу же началась суета. Торговый люд встает рано, ленивому купцу, кроме убытка, жизнь ничего не дарит. Слышно было, как выводят лошадей из конюшен, как запрягают телеги. Мы с Баратом выскочили во двор, поприседали, поотжимались от пыльного камня, которым мощен двор, потом нашли прибитую между столбами трубу, на которой удалось еще и подтянуть себя, сколько получилось. Затем, толкаясь с другими постояльцами, помылись у колодца ледяной водой.
– А завтракать не будем? – забеспокоился Барат, когда мы уже выводили лошадей из конюшни, одарив мелкой монетой местного конюха.
– Возле базара будем Злого ждать, там наверняка найдется чем перекусить.
Выехали мы с постоялого двора рановато, поэтому и вели всю дорогу лошадей неторопливым шагом. Хотя пересечь пришлось половину города, все равно рано добрались. Зато вышло так, что я Барата не обманул – прямо у самых ворот рынка чем только не кормили. Остановились мы у прилавка, за которым маленький суетливый мужик с рыжей бородой ловко вылавливал из кипящего масла воздушные пончики, бросал их в маленькие корзинки, сколько покупатель скажет, посыпал белоснежной сахарной пудрой через маленькое сито и быстро принимал деньги, не забывая напоминать:
– Корзинки возвращайте или покупайте!
Предпочитали возвращать, забирая залог, но мы купили, перебравшись с ними поближе к другому прилавку, где разливали горячий чай с лимоном и медом. Все вместе как полноценный завтрак получилось, ну и место было удобное для наблюдения за площадью.
Народу здесь было уже много, причем сейчас самая суета царила – в ворота закатывались телеги с товаром, причем на въезде их целая очередь собралась, шумели зазывалы, неподалеку стучали молотки – плотники сколачивали небольшой павильон, сразу обтягивая его яркой тканью, – новое торговое место для кого-то строили.
Злой появился минут через двадцать, когда мы успели и чай допить, и пончики доесть, и даже остатки сахарной пудры с пальцев смыть, по очереди отойдя от лошадей к колодцу, который заметили неподалеку. Приехал он верхом, один, поискал нас взглядом, потом кивнул, увидев, как я помахал ему рукой, и показал на проулок на противоположной стороне площади, мол, туда нам надо.
Мы вскарабкались в седла и медленно повели лошадей, пересекая поток телег. Злой дождался нас и, не утруждая себя какими-нибудь приветствиями, сказал:
– За мной давайте, ждать нас должны.
Узкий переулок у этого базара был точно таким же, как и переулки у базара северного – слева и справа ворота лабазных дворов, мастерские, скобяные лавки и все такое прочее. Остановились мы скоро, у лавки с вывеской «Ножи, топоры, прочий инструмент. Продаем, чиним и точим».
– Сюда нам, – сказал он, спрыгивая с седла.
Я последовал его примеру, накинув поводья своего мерина на балку короткой коновязи поблизости. Барату же сказал:
– Приглядывай.
– Хорошо, старший, – кивнул он.
Злой отворил тяжелую деревянную дверь и первым шагнул в полумрак, пахнущий металлом, маслом и чем-то еще, чем обычно в подобных местах и пахнет. За прилавком стоял рослый и широкий мужик с могучими ручищами, ногой толкавший педаль точильного станка и время от времени прикладывавший к вращающемуся кругу небольшой топор. Сталь звенела и брызгала искрами, а по острому краю появлялась светлая, почти зеркальная полоска. На нас мужик посмотрел без особого интереса и без всякого дружелюбия.
– От повара Нила за заказом, пять ножей должно быть готово, – сказал Злой.
Мужик за точильным станком чуток нахмурился, вглядываясь в нас, потом кивнул на дверь у себя за спиной, пробасив:
– Должно быть готово давно, там спросите.
Мы обошли прилавок, Злой дважды по три раза стукнул в низкую дверь. Я оглянулся – мужик на нас внимания уже не обращал. Под прилавком у него лежала обрезанная двустволка – страшная штука в такой тесноте, лучше оружия и не придумаешь. И револьвер у мужика под фартуком только сейчас разглядел.
Из-за двери что-то ответили, Злой толкнул створку, и мы оказались в следующей комнате, на удивление просторной и тоже полутемной. Обстановка в ней была неожиданно приличной – низкий столик с несколькими кувшинами на нем, блюда с фруктами, мягкие кресла не из дешевых. В одном из таких кресел, спиной к единственному окошку, сидел невысокий, немолодой человек с лицом церковного служки, постным и равнодушным. Редкие седоватые волосы, чуть обвисшие щеки, мешки под глазами – вид нездоровый вообще-то.
– Злой, – ухмыльнулся «служка», оскалив в улыбке желтые зубы. – Давно не виделись, давно.
– Так все поводов не было, твое воровское величество, – осклабился и Злой, протягивая руку. – Товарищ мой хороший, Арвин, – указал он на меня. – А это один из трех владетелей Босяцкой Долины, Хек Заточка, без ведома которого ни единого мешка контрабанды на этом базаре продать нельзя.
– Мог бы поскромничать, но не стану, – сказал Хек, протягивая мне руку. – Так оно и есть, тут мой присмотр везде.
– Большое хозяйство получается, – усмехнулся я.
– Угадал, – снова быстрая улыбка. – Но справляюсь, справляюсь, хотя уже и возраст, и здоровье не то… А вы присаживайтесь, не стоя же гостей принимают, – показал он на кресла напротив.
Кресла оказались на диво мягкими и удобными, сядешь – и тонешь. Из такого и не вскочишь быстро, и до кобуры в нем так просто не доберешься. Впрочем, это если кобура на поясе, а у меня второй револьвер под жилетом висит, подлокотники помехой не станут, если мне до него дотянуться потребуется.
– Я, Злой, признаться, тебя одного ожидал, – сказал Хек, наливая воду из кувшина в две кружки. – Вина с утра не пью, но если хотите…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
