В итоге туннель вывел их к низкой, обитой ржавыми пластинами двери. Выглядела она гораздо более ветхой, чем дверь в первом коридоре. Ручка и замок покрылись зелеными пятнами, и к ним, судя по всему, долгое время никто не прикасался.
– Ну? – спросила Бенедикта и приглашающим жестом указала Симону на дверь. – Может быть, вам теперь повезет?
В это мгновение за дверью послышались голоса. Кто-то приближался к ним с той стороны.
С восточной стороны, прямо перед стеной, окружавшей монастырь, находился театр. Он хоть и стоял пока недостроенный, но уже сейчас можно было представить его будущий облик. В нем имелось два яруса; по углам располагались крытые балконы в виде башен, с них спускались сточные желоба, украшенные демоническими гримасами. Над главным входом красовались герб монастыря и рельефные маски, веселая и грустная.
Августин Боненмайр размашистыми шагами несся к строению, и остальным монахам приходилось прикладывать немало усилий, чтоб за ним поспевать. Театр был одним из самых смелых его замыслов, и потребовалось немало времени, чтобы добиться согласия у собратьев. Так же, как и иезуиты, настоятель Штайнгадена хотел привлекать народ к истинной вере светом, музыкой и разноцветными кулисами. Театр был превосходным оружием в борьбе против скупой и враждебной чувствам реформации. Но понадобилось еще немало воображения, чтобы претворить в жизнь мечту Боненмайра о божественном театре.
Не замедляя шага, настоятель толкнул двустворчатые двери и вошел внутрь. Факелы, которые взяли с собой монахи, блеклым светом наполнили зрительный зал, по стенам и галереям заплясали тени. Впереди разместилась высокая сцена из оструганных досок, перед которой зияла пустая оркестровая яма. Вместо декораций всюду валялись свертки материи и кучи досок, с потолка свисали канаты и подъемники.
Боненмайр взлетел по узкой лестнице на сцену и оглянулся на своих спутников.
– Быстрее! Господи, быстрее же! Мы почти добрались!
Настоятель сдвинул в сторону кучу тряпья и встал на деревянную площадку посреди сцены, вделанную в пол и практически незаметную. Затем указал на один из бесчисленных подъемников.
– Правый рычаг! – крикнул он брату Йоханнесу. – Опусти его и медленно опускай трос!
Остальные встали к нему на площадку, и монах принялся осторожно отматывать веревку. Платформа с настоятелем и его спутниками затрещала и со скрипом начала опускаться в глубину.
– Люк. С его помощью могут появляться или исчезать ангелы, дьявол или сам Иисус, – пояснил Боненмайр Натанаэлю, который оглядывался и одобрительно кивал. Лицо настоятеля приняло мечтательное выражение. – Я велел всюду поставить подъемники. Здесь будут и съемные кулисы, и опускающиеся занавесы, и даже нагнетатель облаков! Совсем скоро люди, которые придут сюда на представление, решат, что повидали самого Господа! Рай на земле, можно сказать! Ecce homo, вот мы и добрались.
Платформа с грохотом опустилась на каменный пол подвала. Темная комната, в которой они теперь находились, состояла, казалось, из бесчисленных ниш и углов; всюду на равных расстояниях друг от друга высились колонны, поддерживавшие низкий потолок; по всему полу и стенам вделаны были истертые надгробные плиты. Все пространство загромождали старые ящики, полки и сундуки, поэтому оставалось лишь догадываться об истинных размерах подземелья. Прямо перед подъемником у стены стояла ветхая статуя Девы Марии, по полу беспорядочно валялись изъеденные временем и голубиным пометом каменные ангелочки и водосточные желоба. Среди них стояло несколько странных на вид механизмов, о назначении которых с первого взгляда догадаться было довольно трудно.
– Мы обнаружили этот подвал, когда взялись строить театр, – сказал Боненмайр и принял протянутый братом Лотаром факел. – Старая церковная кладовая, во время Великой войны она, видимо, служила укрытием, а потом про нее забыли. Сначала я собирался вызвать землекопов с кладбища, чтобы те засыпали подвал. Но потом решил, что здесь можно установить механизмы для сцены и хранить костюмы. А теперь…
Настоятель шагнул к одной из надгробных плит и провел по ней ладонью.
– Я чувствую, что мы совсем близки к цели, – прошептал он.
– И это, по-вашему, часовня Святого Иоанна? – недоверчиво спросил брат Натанаэль. – Почему вы так уверены? Монастырю сотни лет; не исключено, что это какая-нибудь другая забытая крипта.
Настоятель покачал головой и указал на надгробные плиты.
– Взгляните на записи! – прошептал он. – Это могилы настоятелей и других духовных лиц монастыря. Я уже рассматривал даты смерти, самым последним значится 1503 год. А часовню перед церковью построили в 1511-м! То есть восемью годами позже. Здесь не может быть совпадения! Я уверен, мы находимся в крипте бывшей часовни Святого Иоанна. За те годы, пока здесь бушевала война, про нее просто забыли!
Он принялся простукивать плиты.
– Осталось только отыскать вход в тайник. Предлагаю…
Над ними что-то скрипнуло, и Боненмайр насторожился. Затем что-то грохнуло, словно на пол уронили тяжелый мешок.
– Брат Йоханнес! – прокричал настоятель. – Что ты там вытворяешь?
Монах ничего не ответил.
– Йоханнес, я тебя спрашиваю, будь ты неладен!
Снова тишина.
Настоятель повернулся к брату Натанаэлю.
– Посмотри-ка, все ли там в порядке. У нас нет времени на всякие пустяки.
Натанаэль кивнул и, зажав кинжал в зубах, вскарабкался по канату на сцену.
Боненмайр тем временем стал прохаживаться вдоль плит и разглядывал изображенные на них скрещенные кости и черепа. На некоторых попадались монахи с закрытыми глазами и скрещенными руками. Римские цифры на каждой плите указывали дату смерти.
Возле одной особенно ветхой плиты Боненмайр вдруг остановился.
– Странно, на эту надпись я до этого внимания не обратил, – проговорил он и провел пальцами по поверхности плиты. – Настоятель с таким именем мне неизвестен. – Он наклонился поближе. – И годы не совпадают.
Он вытер пыль с надписи, чтобы легче было прочесть буквы под скрещенными костями.
H. Turris. CCXI
– Что это значит? – пробормотал Боненмайр. – Быть может, это почтенный Гораций Туррис, умерший в 211 году от Рождества Христова?.. Римский офицер, что нашел здесь последнее упокоение?
Брат Лотар усердно закивал.
– Ваша правда, настоятель.
– Болван! – Боненмайр сердито покосился на монаха. – Этот монастырь старый, но не до такой степени.
– Тогда, быть может, стерлась М для обозначения тысячи, – быстро добавил брат Лотар, чтобы исправить свою оплошность. – И не должно ли стоять MCCXI, то есть 1211 год от Рождества Христова?
Настоятель покачал головой.
– Тогда стерлись бы и остальные числа… Нет, здесь что-то другое. Дай свой факел, живо!
Озадаченный монах отдал ему свой факел и стал смотреть, как Боненмайр вывел надпись на пыльном полу.
– H. Turris. CCXI, – пробормотал настоятель и сосредоточенно уставился на имя с нацарапанным под ним числом.
Внезапно его осенила какая-то мысль. Он принялся чертить буквы в пыли, снова их стирал, и так раз за разом. Брат Лотар, сбитый с толку, следил за его действиями.
– Ваше преподобие, что, ради всего…
– Закрой рот и лучше посвети мне вторым факелом, – проворчал Боненмайр.
Монах молча поднял факел, оставленный Натанаэлем, и стал наблюдать, как в пыли из-под руки настоятеля появлялись и тут же исчезали новые буквы.
Наконец его преподобие остановился. Он довольно щурил глаза в тусклом свете, ухмылялся, как школьник, и указывал на буквы на полу. Под именем и датой смерти стояло всего два слова.
Очень известных слова.
Crux Christi…
– H. Turris. CCXI значит Crux Christi, Святой крест, – проговорил настоятель. – Анаграмма. Они просто переставили буквы местами… Будь прокляты эти тамплиеры со своими загадками! Но теперь все кончено. – Он кивнул на плиту. – Разбивай же ее.
15
Приглушенные голоса за дверью становились все громче и громче, пока вдруг не смолкли. Симон затаил дыхание. Он уверен был, что слышал голос настоятеля Боненмайра. Что, если они добрались по тайному проходу до часовни Святого Иоанна? Но лекарю показалось, что они шли гораздо дольше… Он утратил всякую способность ориентироваться. Приложив палец к губам, он велел девушкам притихнуть. Через некоторое время до них начали доноситься удары кирки. По ту сторону двери кто-то, судя по всему, долбил стену.
Симон осторожно толкнул дверь. Вопреки ожиданиям, покрытая зелеными пятнами створка немного приоткрылась и затем застряла. Лекарь заглянул в щель, но не смог ничего разглядеть, кроме нескольких бесформенных обломков, которые загораживали обзор. Симон налег плечом на низкую дверь, она заскрипела и стала понемногу поддаваться. Удары с той стороны не прекратились. Теперь Симон вполне отчетливо слышал голос настоятеля.
