Чудовищ не существует, бывают только люди, внутри которых сидят монстры. А это всё же легче пережить.
Справятся ли они? И как она вообще могла подвергнуть Коннора такой опасности?
У Хизер вновь заныло в груди.
— Прости, — произнесла она тихо. Мягко отняв ладонь, провела пальцами по краю повязки, торчащей из-под ворота. Очень хотелось заплакать. — Это моя вина.
Коннор нахмурился, будто пытаясь понять, серьезно ли она говорит, потом яростно замотал головой.
— Ты тут при чем? Твой бывший муж оказался маньяком и психом, но откуда-то ты-то могла это знать? Хизер, он ранил меня, убил многих людей и напугал нас обоих, но главное, что ты жива, я жив, Крис тоже жив, а этот придурок сдох и никогда уже не вернется, — он подтянулся на койке, чтобы сесть удобнее, перехватил Хизер за руку. — Всё закончилось.
Да как же он не понимает?..
Хизер смотрела на него и думала: Коннор, любимый, неужели ты не осознаешь, что если бы не она, никогда ты бы не получил эту рану, никогда не пришлось бы валяться на этой чертовой койке в бакспортской больничке? И никто бы не погиб, и его семья была бы вместе.
Она должна была уехать дальше, в крупный город, или в Канаду, скрыться так, чтобы Джошуа её не нашел…
Она не имела права подвергать чью-то жизнь опасности. Осознание этого травило её изнутри.
— Коннор, если бы я не приехала…
Он упрямо тряхнул головой.
— «Если» не существует. Ты здесь. И мы живы.
— Ты не понимаешь…
— Блять, Хизер, я и не хочу понимать! — Коннор перехватил её за плечо здоровой рукой, сжал нежно и крепко. — Я понимаю, что ты не виновата, что твой муж съехал с катушек! Я понимаю, что ты могла умереть, что Крис мог умереть, а я не мог этого допустить! Я понимаю, что я охренеть как люблю тебя, и я счастлив, что ты жива! И всё!
Хизер больше не могла сдерживаться. Горло сжалось, и она некрасиво заплакала, чувствуя, что не заслуживает ни его слов, ни его чувств, не заслуживает ничего вообще, потому что слишком много смертей из-за неё случилось, и Коннор должен проклинать её, особенно если его отец всё-таки тоже погиб, особенно из-за одноклассников, особенно… особенно…
Его лицо расплывалось у неё перед глазами из-за слёз.
Обхватив её лицо ладонями, Коннор прижался лбом к её лбу.
— Я люблю тебя… — шепнул он хрипло. — Я люблю тебя, слышишь? Я знаю, сколько дерьма ты пережила. И я врежу любому, кто посмеет взглянуть на тебя косо.
Его слова не помогали. Хизер чувствовала себя только хуже. Отстранившись, она покачала головой.
— Скоро все узнают, что это был мой бывший, и я не смогу больше здесь находиться. Коннор, я уеду.
— Нет, — он сжал её щеки снова. — Ты совсем, что ли, сдурела? Зачем тебе уезжать?
— Я не хочу, — Хизер слизнула с уголка губы слезу. — Но я не… Коннор, я просто не смогу жить здесь и знать, что кто-то лишился близких и родных людей от рук Джошуа.
— Никто не станет тебя винить.
— Станут, — ей хотелось прижаться к нему, поверить ему. Хотелось, чтобы он оказался прав, что людям в Баддингтауне достанет мудрости не обвинять её в смертях близких. Но Хизер знала людей. Она понимала, что злость всегда будут срывать на живых. — Им нужно будет выплеснуть гнев. По крайней мере, родственникам умерших.
«А ещё — шериф знает, что мы встречаемся»
— Да пошли они к черту! — забывшись, Коннор потянул Хизер к себе больной рукой, поморщился от резкой боли. Хизер испуганно дернулась, чтобы помочь. — Я о’кей, — он мотнул головой. Глаза у него были покрасневшие и усталые, но он упрямо сжал губы. — Хизер, пошли они к черту, мы уедем отсюда, скоро, только подожди, пока я школу закончу, и мы уедем…
Хизер очень хотела бы уехать с ним — куда угодно, хоть к черту на рога. И она думала об этом после той ночи в мотеле, после нескольких месяцев тщательно скрываемых чувств, и тогда отъезд казался возможным, оставалось только немного потерпеть, но сейчас…
Джошуа.
Фотографии, сделанные Джеммой.
Ненависть, которую жители города станут испытывать к ней, узнав, что их любимых людей убивал её бывший муж. Хизер хорошо понимала, как формируется общественное мнение.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
«Что же ты не остановила его?»
«Ты знала, какой он, и привела его к нам»
«Говорят, она трахалась с учеником, и, если бы не шериф, то бедные Коннор и Крис тоже бы погибли!»
Она чувствовала, как её раздирает на части от боли, от тоски, от понимания, что, быть может, она больше не увидит Коннора, и её бедное израненное сердце могло приобрести ещё один шрам. Но Хизер знала, что другого выхода у неё нет. Если она уедет сейчас, то он сможет нормально доучиться до выпускного бала.
Потом он сможет сам решать, хочет ли вообще видеть её хоть когда-нибудь.
Особенно если Бен Дуглас так и не вернется домой.
— Нет, — ей показалось, будто она сама воткнула себе нож в грудь и повернула там пару раз. — Коннор, я всё решила.
Его тёмные ресницы были мокрыми.
К счастью, пришло время ночного медицинского обхода, и, под укоризненным взглядом медсестры, Хизер вернулась в свою палату.
Ей уже давно не было так плохо. Но она понимала, что другого выхода у неё не было.
«Ты поступила правильно, — уговаривала она себя. — Коннору нужен шанс на нормальную жизнь, а не на косые взгляды. Ты даешь ему шанс на лучшую судьбу, ты даешь ему шанс прийти в себя вдали от постоянного напоминания о случившемся. Если ты останешься, все узнают, что вы встречаетесь, и его жизнь никогда уже не будет прежней. А ещё он может кинуться тебя защищать, как уже бросился, и снова огребёт, только на этот раз не от Джошуа, и никто не спасет его от осуждения общества. Ну а ты справишься. Всегда справлялась. Не всем в этой жизни уготовано счастье»
Легче не становилось. Ей снова и снова казалось, что она совершила большую ошибку.
Хизер уткнулась лицом в подушку и снова заплакала.
*
Проснувшись от того, что её койка прогнулась под весом чьего-то тела, Хизер даже не сразу поняла, что произошло, и, не зажми ей кто-то рот, она бы вскрикнула. Не до конца очнувшийся мозг подкинула ей лицо Джошуа — он всё-таки нашел её, он всё-таки жив, он…
— Хейз, Хейз, это я, — сквозь бешеный стук крови в ушах она услышала шепот Коннора. Одной рукой он зажимал её рот, другой — обнимал за талию. — Хейз, тише, тише… это я… всё хорошо… — бормотал он, уткнувшись лицом в её волосы и прижимая её к себе. — Ш-ш-ш…
О, Господи.
Сердце бешено колотилось о ребра.
— Хейз, это я, прости меня, я не хотел тебя пугать, — Коннор отнял ладонь от её губ. — Прости, прости, прости…
Развернувшись на койке, в хмуром предрассветном мареве, проникающем через больничное окно, Хизер разглядела его. Взъерошенный, ещё больше усталый на вид, Коннор умостился поверх её покрывала.
— Зачем ты пришел? Скоро будет утренний обход, и тебя увидят.
Он мотнул головой.
— Еще только шесть утра, у нас есть пара часов. Если ты не хочешь меня видеть…
— Нет, — прервала его Хизер. Какого черта, не нужно себя обманывать, она была рада увидеть его сейчас. Вот такого: лохматого, растерянного, но всё такого же упрямого. — Не уходи, — тихо добавила она.
К Дьяволу, она не вынесет, если он уйдет.
Коннор потянулся и коснулся пальцами её щеки, губ, подбородка, запустил ладонь в её волосы. От его ласки в груди расцвело тепло, устремилось в самый низ живота — невовремя, но чертовски необходимо. Подавшись вперед, Коннор поцеловал её, жарко и настойчиво, и она всхлипнула в горький на вкус поцелуй.
Возможно, это их последние минуты наедине. На очень долгое время.
«Или навсегда»
Застонав ей в губы, Коннор скользнул языком в её рот. Стон удовольствия перешел в болезненный, когда он случайно оперся на больную руку.
— Черт… прости, — Хизер приподнялась на локте, готовая позвать медсестру или дежурного врача. — Позвать кого-нибудь?
Он фыркнул.
— На поле бывало и хуже. Всё нормально, — койка скрипнула, когда он повернулся удобнее. — Я подумал над твоими словами, — его взгляд был серьезен. — Ты права. Я сраный эгоистичный придурок, который хочет видеть тебя каждый день, целовать тебя, трахать тебя, обнимать, говорить с тобой, поэтому я отреагировал, как полный козёл, но ты права, — выпалил он так, будто боялся, что передумает или расплачется. Так же, как плакала она сама, долго, прежде, чем уснула. — В нашем гребаном городишке тебе не будет житья. Но если ты думаешь, если ты пытаешься избавиться от меня из-за своего чувства вины… — он сморщил нос. — То у тебя не выйдет, ясно? Я охуеть как люблю тебя, я хочу быть с тобой, и я буду писать тебе каждый день, а если не будешь отвечать, я буду писать снова и снова, потому что я знаю, что ты тоже… что я тебе тоже нужен. И я буду приезжать к тебе, если ты того захочешь, и я еще успею тебе надоесть.
