Тут уж Ласточка соизволила отвлечься от прелестей ресторанного гонга.
– Чего, – выпрямилась она, ухмыляясь, – совсем я деревенщина, а? И притворяться не нужно?
Ин Юнчен, похлопав ладонью по нагрудному карману, достал сигарету. Выткавшийся из теней швейцар согнулся перед ним в почтительном поклоне. Мягко щелкнула крышечка зажигалки, задрожало, танцуя, пламя.
– Мой отец, – медленно произнес он и с удовольствием закурил, – ни демона не смыслит в программировании или там, скажем, в европейской истории. В чем он смыслит – так это в людях. Будешь притворяться – раскусит, как обезьяна орех, ясно? Антураж, – и Ин Юнчен, затянувшись, показал на кожаный, весь в заклепках, наряд Янмэй, – мы родителям обеспечили. Остальное… приложится.
Ласточка фыркнула, неторопливо подошла к сообщнику и одним движением вытянула сигарету из его рук.
– Больно ты, – ткнула нежная дева тлеющим окурком в сторону своего «жениха», – самоуверенный, Юнчен. Дерзкий. Не обламывался еще, сразу видно. Или не обламывали.
– Если бы… – прищурился сын почтенных родителей: перед глазами его, будто наяву, всплыло обозленное лицо Сян Джи.
Было в дочери председателя Сяна что-то странное, что-то неправильное и одновременно с этим на удивление… знакомое? Как будто шестеренки сложной машины никак не могли сойтись в единый механизм из-за одного неверного зигзага в резьбе. Ну чем зацепила его девушка? Не красотой – Ин Юнчен встречал и красивее. Не холеной, знающей себе цену норовистостью – этого добра у него тоже было всегда довольно.
Нет.
Все это было не то. Все это было наносное – слой шелка и позолоты. Поначалу ему казалось, что ответ прост: он охотился, она сопротивлялась, и это будоражило кровь, распаляло аппетит. Но если б игру вело одно желание – Ин Юнчен знал себя, – он бы давно отступился. Ни одна влюбленность не стоила того, чтоб обманывать матушку и отца. Так откуда взялось в нем это настойчивое упрямство и непонятная уверенность, что Сян Джи должна принадлежать – уже принадлежит – ему?
Разгадка таилась где-то рядом, пока скрытая в темноте, и Юнчен, с детства так и не приучившийся ждать и терпеть, раздраженно затянулся еще раз и выдохнул. Янмэй, все это время с насмешкой наблюдавшая за ним, похлопала парня по спине и решительно распрямила плечи.
– Ладно, – уронила она и, как боксер перед боем, несколько раз подпрыгнула на месте. – Пошли-ка, золотой мальчик. Я готова. Может, твой отец – тот еще фрукт, но и у меня кровь не то чтобы жидкая, э?
– Идем, – согласился Ин Юнчен, изгоняя из своих мыслей Сян Джи, и взял свою фальшивую невесту под локоток.
Медленно и торжественно распахнулись перед ними решетчатые ворота ресторана, и сразу же внезапным всплеском полыхнуло изнутри алым, золотым и зеленым. Закачались в вазах павлиньи перья, беззвучно зарычали, распахнув пасти, статуи львов и драконов, закрутились, застыв в каменном танце, на своих постаментах отпугивающие демонов божки.
Ин Юнчен заставил себя улыбнуться и чуть сжал руку ахнувшей Янмэй. Тем, кто в первый раз видел «Джонку» во всем ее великолепии, положено было восхищаться, и даже стойкая Ласточка не смогла противостоять зову такой показной, воистину императорской роскоши.
Следуя за распорядителем зала, они прошли по нижнему ярусу, поднялись по узорчатой лестнице на верхнюю палубу. Там, в одной из лож-беседок, среди россыпи подушек и волн подрагивающих под лаской ветра шелковых занавесей, и ждало их главное испытание сегодняшнего вечера.
– Отец, – сглотнув, сказал Юнчен, увидев наконец полные ожидания и надежды лица своих родителей, – матушка. Позвольте представить вам мою невесту, Янмэй.
– П-привет, – прохрипела оторопевшая Ласточка, и парень понял, что сейчас она совсем даже и не притворяется. – Здрасте то есть.
Время будто остановилось. Ин Юнчен увидел, как расширились глаза его матери, когда она как следует разглядела спутницу сына, как нахмурился, теребя мочку уха, отец.
«Я сам это спланировал, – напомнил себе молодой человек и слегка приобнял застывшую девушку. – Затеяв войну, не жалуйся на погоду».
Вдалеке, на нижней палубе, утробно громыхнул гонг, и низкий бронзовый гул встряхнул тишину, как руки танцовщицы – рисовую погремушку.
Битва – если не война – началась.
Саша
Александра существом своим, привыкшим к движению и ритму, чувствовала ловушку. Она не смогла бы объяснить – а если б попыталась, ее наверняка бы подняли на смех, – но порой весь мир казался ей лишь сочетанием последовательных и повторяющихся движений. И, находясь рядом с Кан Сяолуном, вселенная двигалась не так, как было ей положено, давала сбой. Спотыкалась.
Девушка шла рядом с племянником профессора Кана – он предложил прогуляться по набережной перед ужином – и пыталась урезонить собственный инстинкт, который приказывал ей бежать.
Впереди, у причала, покачивалась «Джонка» – ресторан, в котором захотел отобедать Кан Сяолун. Как и в прошлый раз, выбрал он заведение нарочито дорогое и подчеркнуто роскошное. Саша не видела смысла в посещении подобных мест – особенно в этом случае. У них с ученым намечалось не свидание, а деловая встреча. Ему незачем было производить на нее впечатление или запугивать, не так ли?
Она хотела было поинтересоваться у своего спутника причинами такой любви к претенциозному и вычурному, как вдруг Кан Сяолун хмыкнул и с неожиданной силой сжал ее руку.
– Улыбайтесь, госпожа Сян Джи, – приказал он, и голос его внезапно затвердел, заострился.
– Что? – вскинулась девушка и окаменела.
Длинная черная машина, хищная, будто акула, остановилась неподалеку, и мальчик, обряженный в ливрею ресторана, подскочил к ней, склонился, отворяя дверь. Уже понимая, что предчувствия не обманули ее, что ловушка захлопнулась, Александра попыталась отступить назад, освободиться. И не преуспела.
Из автомобиля выбрался ее отец, а следом за ним, округло улыбаясь, ступила на ковровую дорожку перед рестораном и матушка.
Девушка резко дернула на себя руку, и на этот раз Кан Сяолун отпустил ее.
– Давайте позабавимся, уважаемая госпожа Сян? – коснулся ее шеи тихий холодный шепот.
Она не знала, что происходит, понимала только одно – таких совпадений не бывает. Ученый зачем-то подстроил эту встречу, столкнул их с родителями лбами.
– Ах вы!.. – зашипела Саша в ответ, но тут чета Сян заметила их с профессорским племянником, поклонилась – и момент для реванша был потерян.
– Мы с Сян Джи решили встретить вас, – чуть наклонив голову, плавно и радостно сказал ее родителям Кан Сяолун, и девушка на мгновение поверила в его искренность, поверила даже несмотря на то, что знала: он лжет. – Прошу, не сочтите эту вольность за обиду.
– Моя дочь, – чуть сжал губы председатель, – имеет склонность к своеволию. Очень по-американски. Полагаю, это она заставила вас ждать здесь, на дороге, нашего прибытия.
– Ваша дочь? – переспросил молодой человек и будто невзначай приобнял ее. – Что вы, это было мое желание, и она пошла мне навстречу, как и следовало ей поступить. Не так ли?
«Он может сказать отцу про рыбку, – мелькнула в голове девушки яркая, как вспышка молнии, мысль. – Скажет ли? Не для этого ли сейчас он поставил нас с ним друг напротив друга, будто бойцов на ринге?»
Закипая черной, злой яростью, она подняла глаза – и встретилась с темным взглядом Кан Сяолуна. В нем таились, извиваясь, приказ и насмешка, а еще – осторожная, расчетливая жестокость.
– Простите меня, отец, матушка, – вздернув подбородок, прошелестела молодая госпожа Сян. – Как могла я отказать господину Кану, зная его искреннее и, – выделила она последнее слово, – пылкое желание услужить вам?
Профессорский племянник слегка шевельнул пальцами, будто предположение о том, что он может служить кому-то, было противно ему. Девушка почувствовала его прикосновение сквозь тонкую ткань платья и позволила себе улыбнуться. Она тоже умеет кусаться.
– Пойдемте же, – мягко предложила она, перехватывая у Кан Сяолуна инициативу. – Пойдемте же и насладимся обедом и приятной беседой.
Кан Сяолун
«Люди, – думал ассистент Кан, – как черные и белые камни на доске вейци. Умелый игрок передвигает их по своему желанию и в соответствии с избранной стратегией, и у каждой шашки есть свое место и цель. И это правильно, потому что такова структура мира – если ты не в силах повелевать своей судьбой, кто-то другой распорядится ею за тебя».
Сян Джи, он решил это сразу, слишком слаба, чтобы быть игроком. Когда Кан Сяолун увидел ее в первый раз, там, в кабинете своего дядюшки, девушка показалась ему чайной розой, выращенной под стеклянным колпаком, вещью, которая услаждает взгляд, но не разум. В ней не было ни спокойной, решительной силы старой ведьмы Тьян Ню, ни яростного огня председателя Сяна. Оттого он отвел ей в готовящемся спектакле роль марионетки, и до сих пор она покорно кружилась в том танце, что был ему угоден.
