и Удино на равнине у Гросберена, уничтожили все плоды победы под Дрезденом. 14-го сентября мы получили известие об измене Баварии, в результате чего наши войска были отправлены в Лейпциг. Император прибыл туда утром 15-го. 16-го октября, в девять часов утра, армия врага начала атаку, и по всей линии гремели пушки. Этот первый день битвы хоть и был кровавым, но кто победил, было пока не ясно.
Весь день 17-го октября две армии стояли лицом друг к другу и ничего не предпринимали. В полдень 17-го Император прислал ко мне своего адъютанта с приказом выезжать вместе с его домашним хозяйством, состоящим из семнадцати экипажей с конюхами, ценных вещей и армейских карт. Я прошел через город и пришел на поле битвы, возле большого сада, в котором я был хорошо укрыт. У меня было приказ не двигаться. Я устроился и поставил наши котлы на огонь. На следующий день, 18-го октября, рано утром, армия союзников вновь пошла вперед. С того места, где я был, я видел, как на поле боя вступают французские дивизии. Я видел всю линию фронта. Мощные колонны австрийцев выходили из леса и двигались по направлению к нашей армии. Заметив сильную саксонскую пехотную дивизию, со своими 12-ю пушками марширующую на врага, я приказал всем своим людям есть свой суп и быть готовыми к выходу. Я поскакал к центру этой дивизии, но они развернулись и залпом выстрелили в нас. У меня была такая хорошая лошадь, что смог вернуться на свой пост, который я не должен был покидать. К моменту возвращения я уже овладел собой и сказал конюхам: «Седлайте коней и немедленно обратно в Лейпциг». Через две минуты прибывший адъютант сказал мне: «Выступайте сейчас же, капитан, и переходите реку — это приказ Императора. Идите по бульварам и широким улицам». Я тотчас отправился, поставив во главе своей колонны главного конюха.
Мы вышли на бульвар, и тут я наткнулся на пушку, которую везли четыре лошади. При пушке были два солдата. «Что вы здесь делаете?» — крикнул я им. Они ответили мне по-итальянски: «Они мертвы (артиллеристы)». «Займите место во главе обоза, я спасу вас, а теперь галопом вперед, действуйте!» Я очень гордился тем, что передо мной идет пушка. На первом бульвар я дал приказ не допустить, чтобы наш обоз оказался разделенным, но впереди нас ждала большая опасность. У начала второго бульвара я пошел, чтобы взять огня от находившегося неподалеку бивуачного костра и только-только раскурил свою трубку, как рядом со мной разорвался снаряд. Моя лошадь стала на дыбы. Я удержался в седле, но ядра прошили насквозь мои повозки. Дул сильнейший ветер. Мою шляпу постоянно сдувало. Я снял ее и швырнул в ближайший фургон. Махая саблей я скакал вдоль обоза и кричал: «Конюхи, всем быть на своих местах! Первому, кто спешится, я вышибу мозги! Держите пистолеты заряженными, а что до меня, я разрублю пополам любого, кто сдвинется! Нужно уметь, если понадобится, умереть на своем посту! Сохраните вещи вашего хозяина!» Два моих конюха были поражены — одному картечь срезала две пуговицы, а другому насквозь продырявила шинель, а в мои повозки угодили 10 ядер. Тем не менее, пострадала лишь одна лошадь, и я оказался совершенно вне опасности после того, как мы подошли к ложбине, которая идет вдоль прогулочной аллеи и наполнена водой, которая поступает в нее из болот в правой половине города. Здесь был небольшой каменный мост, и нам пришлось пройти по нему, чтобы добраться до широкой улицы, которая заканчивается у длинного моста. Прямо перед собой я увидел артиллерийский обоз, который именно в этот момент шел по небольшому мосту. Я нашел полковника — командира этого обоза. Я подошел к нему. «Полковник, во имя Императора, возьмите меня под свою защиту и позвольте мне следовать за вами. Вот это — императорские повозки, деньги и армейские карты. У меня приказ переправить их через реку». — «Хорошо, мой друг, как только мы перейдем, будьте готовы, и я оставлю вам 20 человек, которые помогут вам при переходе через мост». — «Вот это, — сказал я, — пушка, ее бросили. Лошади в нее запряжены, и я отдам ее вам» «Давайте ее сюда, — сказал он двум артиллеристам. — Я возьму ее».
Я вернулся к своему обозу. «Все в порядке, — сказал я конюхам. — Мы сможем пройти по мосту. Давайте». Я стал возле моста, и затем подошли мои повозки. После того, как передние прошли, я сказал артиллеристам: «Можете вернуться в свою часть», и от всего сердца поблагодарил этих храбрых солдат.
На дороге я не встретил артиллерии, скорее, всего, он уже ушли. Зато я встретил несколько санитарных повозок, которыми командовал полковник императорского штаба, они стояли прямо на середине дороги. Мой главный конюх сказал ему: «Полковник, будьте добры, позвольте нам пройти». «Я вам не подчинен». — «Я сообщу своему командиру». — «Пусть приходит, я буду его ждать». Конюх подскакал ко мне и отрапортовал, я тотчас отправился. Я подошел к полковнику и попросил его уступить мне часть дороги. «Точно так же, как вы это сделали для артиллеристов, — сказал я, — Вы можете легко подвинуться вправо, а мы пойдем с удвоенной скоростью». «Я не обязан выполнять ваши приказы». — «Это ваш окончательный ответ, полковник?» — «Да». — «Ну, тогда, во имя Императора, примите вправо, или я сброшу вас». Я толкнул его своей лошадью, повторяя: «Возьмите правее, говорю я вам». Он положил руку на рукоять своей сабли. «Если вы достанете свою саблю, я вышибу ваши мозги». Он позвал жандармов, но они сказали: «Разбирайтесь сами с начальником императорского обоза, это не наше дело». Тем не менее, полковник все еще колебался. Я подъехал к санитарной повозке и сдвинул ее вправо. Когда я проезжал мимо полковника, он сказал мне: «Я сообщу о вашем поведении Императору». «Пишите рапорт, я подожду, и вы точно об этом пожалеете, вот вам мое слово».
Я проехал по длинному мосту. Слева от него была мельница, а между ней и мостом был брод, где вся армия могла благополучно преодолеть реку. Но эта река очень узкая и очень глубокая — берега отвесны — здесь была могила Понятовского. Со своими семнадцатью повозками я выехал на ровное место и стал под прикрытием пушек. Когда наступила ночь, армии находились в том же положении, что и в начале битвы, наши войска отважно отбили атаки четырех объединенных армий союзников. Но наши боеприпасы подошли к концу. В течение дня наши пушки сделали 95 000 выстрелов,
