и у нас осталось лишь около 16 000 зарядов. Мы не могли удержать это место, и нам пришлось отступить.
В восемь часов вечера Император покинул свой бивак. Он пришел в город и обосновался в гостинице «Прусское оружие», где он всю ночь диктовал приказы. Я ждал его, но до утра он не появился. Тем не менее, с приказами для армии и артиллерии пришел граф Монтион. Он спросил меня: «Ну, как ваши повозки? Как вы справились с этой работой?» «Хорошо, генерал, все хозяйство Императора в порядке, казна и армейские карты тоже. Ничего не брошено, но мои повозки повреждены десятью ядрами, а два конюха получили легкие ранения». Кроме того, я рассказал о встрече с полковником. Он заметил, что должен сообщить об этом Императору. «Не беспокойтесь, — добавил он, — завтра я увижу Императора. Пусть он придет. Он должен был быть на поле битвы, подбирая наших оставшихся на милость врага раненых. Император достойно вознаградит его, ведь вы были на своем посту, а он нет». «Но, генерал, я был довольно груб с ним. Я пригрозил свернуть ему шею. Если бы он был равен мне по рангу, я бы зарубил его. Но я, конечно, был неправ, что был так невежлив с ним. Впредь этого не повторится». — «Вы не будете наказаны. Вы выполняли приказ Императора, а не его приказ». Представьте, как я обрадовался таким словам!
Около двух часов утра на поле битвы появился огонь — это горели повозки и взрывались зарядные ящики. Ужасное зрелище. 19-го октября, после трогательного прощания с королем Саксонии и его семьей, Наполеон покинул Лейпциг. Он прошел по бульварам, ведущим к длинному мосту в предместье Линденау, и приказал инженерам и артиллерийским офицерам не взрывать мост до тех пор, пока последний взвод не покинет город, арьергард должен был еще сутки оставаться в нем. Но тиральеры Ожеро с одной стороны, и саксонские и баденские войска с другой, затеяли перестрелку, и саперы, подумав, что враг приближается, решили действовать. Мост был разрушен, и войска Макдональда, Лористона, Ренье и Понятовского утратили путь для отступления. Последний, хотя и с раненой рукой, попытался переплыть Эльстер и встретил свою смерть в водовороте. Маршалу Макдональду повезло больше, и он добрался до противоположного берега. 23 000 французов, которым удалось избежать резни, которая в Лейпциге продолжалась до 2-х часов дня, попали в плен. Кроме того, враг взял 250 пушек.
Император добрался до своей штаб-квартиры очень утомленным, ночью он не спал и был полностью измотан. «Ну, Монтион, — сказал он, — где мои повозки и деньги?» «Они в безопасности, Сир, ваш „ворчун“ прекрасно справился с этой задачей». — «Пришлите его ко мне, у него был серьезный конфликт с полковником». «Я знаю об этом», — ответил генерал. «Пусть придут оба и объяснятся». Я пришел к Императору. Генерал в общих чертах описал это дело. «Где ваша шляпа?» — «Сир, я бросил ее в одну из повозок и потом не смог найти ее». — «Итак, у вас на мосту были проблемы?» — «Я хотел, чтобы санитарные повозки уступили мне часть дороги, а полковник заявил мне, что он не обязан меня слушать. Я сказал ему: „Именем Императора, возьмите правее“. Он пропустил артиллерию, а мне отказал. Тогда я и пригрозил ему, и если бы он был равным мне, я бы убил его».
Повернувшись к полковнику, Император спросил его: «Ну, что скажешь? Тебе очень повезло. Ты будешь на 15 дней помещен под арест за то, что начал отход без моего приказа, и если тебе, что-то не нравится, мой „ворчун“ поможет тебе все понять». «Что касается вас, — сказал он мне, — вы выполнили свой долг. Идите и найдите свою шляпу».
После сбора остатков своей армии 20-го октября Император перешел Зале. Император ночевал в маленьком домике, на поросшем виноградом холме. 23-го, в Эрфурте, король Мюрат отделился от Наполеона, чтобы вернуться в Неаполь. В течение первого дня марша, вечером нас покинули последние саксонцы[82] и баварцы, верность нам сохраняли только поляки. Армия покинула Эрфурт 25-го октября и отправилась сначала в Готу, а затем в Фульду. Узнав о маневре баварского генерала Вреде, Император поспешно отправился в Ханау. Добравшись до леса, через который дорога подходит к въезду в город, Наполеон остановился там на ночь, чтобы отдать несколько распоряжений. Утром. Стоя перед своей гвардией со скрещенными на груди руками, он сказал: «Я надеюсь, что вы отправитесь со мной во Франкфурт. Будьте готовы, вы должны раздавить их. Не обременяйте себя пленными, идите вперед и заставьте их пожалеть о том, что они стали поперек нашего пути. Достаточно будет двух батальонов — егерского и гренадерского — двух эскадронов конных егерей и двух конных гренадерских. Командовать вами будет Фриан». И он обошел всех, и поговорил с каждым, но с отставшими и ленивыми он был груб. Все это происходило в густом сосновом лесу, который скрывал нас от врага, но теперь нам противостояли очень большие силы. Баварская армия, стоявшая здесь против нас, насчитывала более 40 000 человек. Император подал сигнал: сначала пошли егеря, потом гренадеры. Враг построился плотным и внушительным строем. Когда я увидел, как пошли мои старые товарищи, я задрожал. Потом пошла кавалерия — гренадеры и все остальные. Я подъехал к Императору. «Ваше Величество, вы позволите мне пойти с конными гренадерами?» «Идите, — отвечал он, — еще одним храбрецом будет больше».
Как я благодарен за свою смелость! Я никогда и ни о чем не просил его раньше, я слишком боялся его. Наши «старые пешие ворчуны» решительно шли к той огромной массе, которые ждали их по ту сторону ручья, который тек через дорогу и который нес воды нескольких больших болот. На мгновение мы оказались меж двух огней. Если бы враг воспользовался этим, нам пришлось бы сдаться. Не имея возможности шагать, мы по колено увязали в болоте. Но ситуацию изменить нам удалось. Егеря накинулись на испуганных баварцев, которые не могли противостоять им и секунды, и строй их был разорван. После появления кавалерии и мы. Как молния, рванули вперед, и вслед за тем последовала самая страшная резня, какую я когда-либо видел в своей жизни. Я оказался на самом краю левого фланга конных гренадеров, и я очень хотел идти с их капитаном. «Нет, — сказал он, — Вы и ваша лошадь слишком малы, вы помешает маневру».
Я был несколько уязвлен, но сдержался. Посмотрев налево, я увидел ведущую вдоль городской стены дорогу. С той стороны, где я был, Ханау окружен высокой стеной
