Твою мать!.
Я похолодел. Я вспомнил, где слышал этот звук. Я вспомнил, что это за звук.
Это жужжание моторов квадрокоптера.
Глава 13
Жужжание доносилось откуда-то спереди — со стороны центра ноктуса, со стороны, противоположной той, в которой располагался световой барьер и обжитая часть Города. Это уже был плохой знак — ведь светлячки стараются не заходить так далеко без критической необходимости, а, значит, это вряд ли кто-то из них.
Второй плохой знак — светлячки в ноктусе стараются не шуметь и не привлекать к себе внимание, и, если бы и стали использовать дрон, то только уже возле СБ, то есть, подготавливая себе выход. Очень сомнительно, что нелегалы стали бы использовать такую шумную штуку, как дрон, без крайней необходимости, рискуя тем, что их заметят. А если бы и использовали — то держали бы квадрик низко, между домов, чтобы жужжание моторов отражалось от зданий и оставалось в этом рукотворном каньоне, не выходя наверх. Так делала Валери, и вряд ли технари других Спектров придерживаются иных стратегий.
Третий плохой знак - светлячкам незачем поднимать дроны так высоко, все, что их интересует в ноктусах, находится на улицах.
И последний неутешительный факт — судя по дробности звука, дрон к нам приближался явно не один.
И все это в сумме значило, что никакого отношения к светлячкам они не имеют.
Сколько я ни вертел головой, сколько я ни пытался определить, откуда идет звук — у меня ни хрена не вышло, я смог только примерно определить направление. Самих дронов видно еще не было, но это ничего не значило — я прекрасно знаю, с какой скоростью они умеют летать! Если я их уже слышу, то они могут оказаться у меня над головой уже секунд через тридцать!
А ребята внизу еще пока даже не слышат их! До них, запертых в узком ущелье стен ноктуса, звуки дойдут лишь тогда, когда дроны пронесутся у них над головами и безальтернативно срисуют!
Эх, была не была!
Я защитил всю переднюю часть тела Светом, лег животом на парапет крыши, перегнулся вниз, и заорал, что есть мочи:
— Эй, вы! Внизу!
До них было несколько десятков метров что по горизонтали, что по вертикали, но они меня услышали. По крайней мере, напряглись и принялись вертеть головами по сторонам в поисках источников звука.
— Дроны в небе! — снова закричал я, не дожидаясь, когда же они додумаются посмотреть наверх. — Мотыльки идут!
Наконец кто-то из них додумался поднять голову и увидел меня. Толкнул локтем второго, бесстыдно ткнул своим оружием в мою сторону. Второй поднял голову тоже:
— Эй, ты! Я же сказал тебе, что произойдет, если мы снова встретимся! Вообще — что ты там делаешь?! Как ты туда попал?!
Ясно, значит, второй это Сол. Тем лучше — у него вроде есть мозги, вот пусть и думает, что делать!
— Да бегите же вы! — проигнорировав его вопросы, я махнул рукой. — Дроны на подходе!
— Какие дроны?! У тебя крыша протекла или ты опять пытаешься нас во что-то втравить?!
Я уже не слушал его.
Я слушал другое. В мерное жужжание квадрокоптеров вплелся новый звук. Резкие взвизги стремительно сматывающихся в катушки стальных тросов.
А над головой уже пролетел первый дрон.
И не просто пролетел — он резко развернулся, пролетев по инерции несколько метров боком, и завис на расстоянии нескольких метров от меня, отчетливо глядя прямо мне в лицо объективами своих камер.
Хорошо, что на них нет никакого оружия... Ну, или я о нем не знаю.
В любом случае, меня уже срисовали. Они знают, где я, и, значит, буквально через несколько секунд они будут тут.
Конечно, оставалась вероятность, что мотыльки тут вовсе не по нашу душу и на самом деле мы их вовсе не интересуем, а интересует их астриум, но что-то мне подсказывало, что лучше на это не надеяться. Слишком дорого может обойтись ошибка.
Я бросил короткий взгляд туда, откуда прилетел дрон — где-то на самой границе видимости, чуть ли не на горизонте, из-за края крыш выметнулись несколько крошечных силуэтов, как пауки на страховочных паутинках. Паутинки отцепились от крыш, втянулись в силуэты, будто были их неотъемлемой частью, и мотыльки один за другим посыпались на крышу, лишь только для того, чтобы через секунду взмыть в небо снова — уже на другой крыше.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Но не все. Одного не хватало.
— Ты оглох?! — донеслось снизу, от Сола. — Что ты там делаешь, я спрашиваю!
Я бросил короткий нервный взгляд на дрона, который упорно лупился камерой в мою маску, словно пытался просветить ее насквозь, и снова посмотрел в сторону приближающихся мотыльков.
Что-то не так. Почему одного не хватает? Почему дрон висит прямо передо мной, а не облетает вокруг, как делал это тогда, в карантинной зоне? Может, все дело в том, что тогда дрон кого-то искал, а сейчас — уже нашел и поэтому фиксирует позицию? Но зачем?..
Твою мать, ясно зачем!
Я пригнулся и бросился к парапету, укрываясь за ним, и как раз вовремя — над головой вжикнуло, словно там пронесся злобный и очень быстрый шершень!
Пуля!
Я все понял правильно — дрон фиксировал мою позицию и отвлекал на себя внимание, пока его хозяин, отделившись от остальной группы, готовился к стрельбе!
Сука, да он же в меня стрелял! Остановился, чтобы занять удобную позицию, изготовиться к стрельбе, подкорректировать прицел, основываясь на данных, которые наверняка передавал ему тот же дрон — и выстрелить!
Вот и верь после этого россказням о том, что мотыльки стараются без необходимости не стрелять в светлячков! Или это только тут, в Тай-фо они такие беспредельщики?
Самого выстрела я не услышал — видимо, стреляли с глушителем, и расстояние съело остатки звуковой волны. Впрочем, ожидать чего-то иного было бы глупо — как-никак, дело происходит в ноктусе, и здесь шуметь... Ну такое.
В любом случае, оставаться здесь больше нельзя. Сейчас-то я скрылся за парапетом, и пули не пробьют его — это точно, но что я буду делать с теми, кто прямо сейчас семимильными шагами движется ко мне по крышам? Что я буду делать, когда они окажутся на расстоянии вытянутой руки?
Дрон продолжал висеть на месте, не сводя с меня отблескивающих в неверном лунном свете объективов. Все еще передавал стрелку информацию о моем местоположении, а, может статься, и картинку тоже передавал прямо мотыльку в шлем. И тот прекрасно видит меня и ждет момента, чтобы я поднялся, чтобы выстрелить еще раз. Дрон висит на высоте добрых трех метров и потерять его мотылек явно не боится — он, как и прочие, уверен, что светлячки обладают только контактным оружием. И это его, а, скорее всего, ее ошибка.
Роупдарт выметнулся из моего рукава, будто из гарпуна выстреленный. Без замаха, без раскрутки — я просто представил, что световая веревка, появившаяся на моей руке, уже намотанной на нее, стала твердой и обрела гибкость сжатой пружины. А потом представил, что эту пружину отпустили.
Я знал, что получится — у меня уже получалось. Разве что тогда это получалось неосознанно, автоматически. Получалось, потому что мне требовалось, чтобы получилось. Но сейчас я понял, как это работает. Тренировки с оружием дали мне понять, что оружие делает то, что я от него захочу. Не без исключений, конечно — например, у меня не получится снова заставить его так выстрелить, не смотав при этом веревку сноваа в подобие пружины, — но это все равно больше, чем я мог бы даже даже мечтать.
Нож выстрелил вперед со скоростью пули, с легкостью пробил пластиковый корпус дрона, и вылетел с другой стороны. Я тут же рванул веревку на себя, заставляя нож дернуться обратно, и, как гарпуном, притянул затихший дрон к себе.
Дрон оказался не самым большим — в локоть длиной вместе с лучами, которые, кстати, могли складываться. Не удивлюсь, если эти дроны не просто сопровождают мотыльков на операциях, но еще и носятся ими где-то в моменты, когда не нужны. Например, в рюкзаках или каких-то специальных подсумках — в сложенном состоянии они совсем мало места должны занимать.
