Не говоря уже о том, что в любом из случае я не достигну своей цели — узнать новый маршрут светлячков. Потому что не будет никакого нового маршрута. И в том в другом случае они просто покинут ноктус, оставив меня ни с чем.
Так что сегодня двигаться надо с особой осторожностью, следя не столько за тем, чтобы меня не увидели, — на это уже стало все равно, — и не за тем, чтобы не сорваться с крыши, — я уже узнал, что мое оружие способно подстраховать меня даже от этого, — а скорее за тем, чтобы шлейф из моих теневых почитателей случайно на захлестнул ни в чем не повинных людей, которые просто оказались не в то время не в том месте.
Проще говоря — надо как следует смотреть, куда прыгать и куда приземляться. А еще лучше — на два, на три здания вперед.
Я в последний раз обвел взглядом расстилающийся передо мной ноктус, глянул сверху-вниз на болтающихся внизу лоа, плюнул в них, не удержавшись, а потом отошел от края, быстро разбежался и прыгнул на соседнюю крышу.
Я двигался вдоль светового барьера, не торопясь, но и не теряя времени даром. После каждого нового прыжка я не спешил прыгать дальше, наоборот — я останавливался и тратил несколько минут на то, чтобы обозреть окрестности сверху. Я внимательно вглядывался в непроницаемо-черные улицы, каждую секунду ожидая увидеть если не вспышки света, то хотя бы их отблески, но все было спокойно. Спокойно и темно. Тогда, удостоверившись, что мне в очередной раз не повезло, я прыгал дальше.
Само собой. не было никакой гарантии, что я вообще двигался в правильном направлении — может быть, искомые светлячки на самом деле остались у меня за спиной, может быть, они изначально входили в ноктус у меня за спиной. Это было более чем возможно, но я все же надеялся на то, что новый маршрут они не будут прокладывать сильно далеко от старого, чтобы он не сильно прибавил в длине. А если так, то рано или поздно я должен был их найти, ведь я вошел в ноктус в целых шести кварталах от того места, где была их точка входа на маршрут ранее. Вряд ли они стали бы удаляться от нее более, чем на шесть кварталов. Вряд ли даже на четыре удалились.
Тем не менее, я миновал уже три квартала и пока что никого не встречал. Ни Света, ни отблесков, вообще никаких следов того, что тут хоть когда-то были какие-то светлячки. Только волна лоа, захлестывая углы на поворотах и разбиваясь о плоскости черных стен, беззвучно преследовала меня. Лишь они были единственными источниками движения вокруг. Помимо меня, само собой.
Эх, мне бы сейчас дрон. Теперь я понимаю, почему Валери так их любит — действительно крутая штука в ситуациях, когда нужно узнать что-то, чего не видишь напрямую. И мотыльки ими пользуются тоже, не удивлюсь, если в том числе и в ноктусе, несмотря на то, что ноктусы и электроника вроде бы не дружат. В конце концов, Вал же как-то заставила дружить, хоть и с грехом пополам. А если получилось у техника полу-легальной банды, то у инженеров мега-корпораций получится как пить дать. С помощью дрона я легко бы смог сесть прямо на первой же крыше и спокойно облететь несколько сотен квадратных метров ноктуса в поисках нужных мне светлячков, не сходя с места и не подвергая опасности ни себя, ни их.
Хотя насчет себя я, возможно, погорячился. Ведь для управления дроном нужен Пульс, а у меня с этим — проблемы. Сразу несколько проблем, начиная от того, что я ни один из двух имеющихся не ношу, и заканчивая тем, что, возможно, они слишком старые для того, чтобы толково работать с современными дронами. Не знаю, не пробовал, но вероятность есть.
В любом случае, сейчас у меня дрона при себе нет. Есть только собственные глаза, собственные ноги, собственный мозг и диковинное оружие, и необходимость соединить все это вместе так, чтобы никто от этого не пострадал, и все выиграли.
Я продвинулся вдоль светового барьера на добрых десять кварталов и даже успел немного устать, прежде чем наконец мне улыбнулась удача и я заметил впереди слабые отблески света. Легкое зарево, похожее на то, каким защищалась от тьмы Дочь Ночи, но не постоянное, как там, а разово вспыхивающее и гаснущее снова. Сомнений не оставалось — кто-то там сражался с помощью светового оружия.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я повертел головой по сторонам, пытаясь разглядеть какие-нибудь пометки на стенах, но ничего не нашел. Посмотрел еще несколько раз, внимательнее, и только потом догадался, что ищу не там — ведь я еще не дошел до улицы, по которой должны были двигаться светлячки, чтобы добраться туда, где они сейчас находились.
Еще несколько прыжков по крышам — и я снова принялся озираться в поисках ярких цветовых пятен, выделяющихся на черноте зданий, как рыжая плесень на лесном валуне. И я их увидел — снова хитро запрятанные, так, что, не знаю, что ищешь, и не найдешь вовсе. На сей раз ярко-розовые и неоново-голубая линии были запрятаны на один из скосов окна на уровне второго этажа, да так ловко запрятаны, что под иным углом и вовсе не разглядишь, что там что-то есть, и уж тем более не поймешь, что именно.
В общем-то, можно было и отправляться обратно на этом — я узнал, что хотел. Зная, где находится первая метка и зная, как выглядят остальные, я мог бы легко отследить дальнейший маршрут светлячков, особенно отсюда, с крыш, откуда весь ноктус передо мной расстилается, как на ладони. Это, конечно, заняло бы какое-то время, но довольно непродолжительное.
Но меня все еще мучил вопрос, как светлячки наносят краску на поверхность ноктуса, и почему она держится и не стирается?
Да, этот вопрос не был таким уж важным и не требовал сиюминутного прояснения... Но с другой стороны — если я не проясню его сейчас, то когда вообще? Я сейчас выйду из ноктуса, а завтра, скорее всего, все метки уже будут нанесены — ведь светлячкам незачем растягивать это дело на несколько ночей. Проложили за один раз маршрут, отметили его хорошо известными знаками, чтобы потом не искать нужные повороты в совершенно одинаковых перекрестках, и все. Незачем тянуть.
Так что нет — если я хочу узнать, как это происходит, выяснять это надо сейчас. Я, конечно, проживу и без этой информации, но это не значит, что я буду жить с удовольствием. Не привык я оставлять вещи недоделанными.
Поэтому, поглядывая на море лоа подо мной, я аккуратными выверенными прыжками по крышам стал приближаться к вспышкам света. По моим прикидкам, одного дома между нами должно хватить, чтобы преследующие меня лоа не перекинули свое внимание на светляков, так что на таком расстоянии и остановлюсь и буду надеяться, что смогу рассмотреть, что именно ребята делают для того, чтобы запечатлеть на стенах ноктуса свои знаки.
И я действительно смог рассмотреть. Когда я остановился чрез дом от светлячков и присел на углу крыши, изо всех напрягая зрение, оказалось, что все просто и прозаично. И что вспышки света, которые я принял за махи оружием, на самом деле принадлежали оружию от силы наполовину. Весь остальной свет исходил от баллонов.
Светлячки наполняли Светом баллоны с краской, и тех коротких мгновений, что частицы аэрозоля были напитаны ею, оказывалось достаточно для того, чтобы они успели въесться в стены ноктуса и остаться на них. Яркий конус распыленного света от баллона — вот что сверкало на самом деле, а оружие лишь было небольшим дополнением. Ведь на самом деле на ребят почти никто и не нападал — пока один из светлячков красил стену возле самого тротуара, чуть ли не распластавшись по нему, остальные охраняли его, встав кругом, и лишь изредка взмахивали оружием, ликвидируя чересчур близко подошедшего лоа.
Что, ларчик открывался весьма просто. Мог бы и сам догадаться, что без Света тут не обошлось. Во всем, что касается ноктусов, вообще без Света не обходится. Пора бы уже к этому привыкнуть.
В любом случае, я выяснил, что хотел, так что можно и обратно выдвигаться. Пусть до рассвета еще много времени, но здесь мне делать больше нечего.
Тогда почему я медлю? Почему никак не развернусь и не прыгну обратно, с крыши на крышу, возвращаясь к световому барьеру?
Потому что что-то не так, вот почему. Что-то меня беспокоит. Что-то такое, чего не было раньше. Какой-то звук... Откуда здесь звуки? В ноктусах всегда тихо было, как в могиле. А этот звук еще такой тихий, далекий, еле уловимый... И при этом — смутно знакомый. Где же я его видел?
