После артподготовки началась атака. Организованного сопротивления уже не было. Сотни, тысячи гитлеровцев сдавались в плен.
Утром 31 января генерал-фельдмаршал гитлеровской армии Фридрих Паулюс вместе со штабом сдался в плен воинам генерал-полковника Рокоссовского[34]. Еще днем командующий фронтом и маршал артиллерии Воронов вернулись в штаб фронта в Зварыгино.
Вечером этого же дня у домика, куда должны были прибыть военнопленные, царило всеобщее возбуждение — люди ликовали, поздравляли друг друга, у некоторых на глазах сверкали слезы радости. Рокоссовского и Воронова донимали вездесущие журналисты, писатели, операторы кинохроники.
— Не надо устраивать из этого спектакль, — сказал командующий фронтом. — Будем допрашивать Паулюса без посторонних лиц. Разрешаем присутствовать только одному оператору Роману Кармену.
Паулюса привезли глубокой ночью. По дороге он спросил у переводчика:
«Как можно узнать — кто маршал Воронов, кто генерал Рокоссовский?»
Переводчик подробно описал их.
Запела деревенская дверь, и в комнату, где находились Рокоссовский и Воронов, вошел Паулюс. Он остановился и поднятием правой руки приветствовал советских военачальников, сидевших за небольшим столиком. Рядом с ним находился переводчик Белозеров.
— Подойдите к столу и сядьте, — предложил Воронов.
Паулюс сел и внимательно посмотрел сначала на Рокоссовского, потом на Воронова.
На болезненном и худом лице Паулюса бегали усталые глаза. Левая часть лица время от времени нервно подергивалась; он не находил места своим длинным дрожавшим рукам. Воронов подвинул к нему лежавшую на столе коробку папирос.
— Курите!
— Данке, — ответил Паулюс, но курить не стал.
— У нас к вам всего лишь несколько вопросов, генерал-полковник, — продолжал Воронов.
— Простите, — прервал его Паулюс, — я генерал-фельдмаршал, телеграмма о присвоении мне этого звания пришла недавно, и я не успел поменять форму. — Он снова внимательно оглядел Рокоссовского, будто уточняя, что именно этот генерал опозорил его на весь мир и нанес его армии самое сокрушительное поражение. — Кроме того, я надеюсь, что вы не будете заставлять меня отвечать на вопросы, которые вели бы к нарушению военной присяги.
— Таких вопросов мы касаться не станем, господин генерал-фельдмаршал, — сказал Воронов. — Мы предлагаем немедленно отдать приказ группе ваших войск в северо-западной части Сталинграда прекратить сопротивление.
— Это даст возможность избежать лишних жертв, — добавил Рокоссовский, закуривая. — Он протянул пачку папирос Паулюсу. — Курите.
Тот глянул на генерала, в знак благодарности кивнул головой, дрожащей рукой взял папиросу. Медленно прикурив и затянувшись дымом, Паулюс начал отвечать на вопросы.
— Я не могу принять ваше предложение, — сказал он. — В настоящее время я являюсь военнопленным и мои приказы не имеют силы. Северная группа войск имеет своего командующего и продолжает выполнять приказ Верховного командования германской армии.
— В таком случае вы будете нести ответственность за напрасную гибель своих подчиненных, — сказал Рокоссовский. — Я располагаю силами и средствами, достаточными для их полного уничтожения. Если вы не отдадите приказа и будете настаивать на своем, то завтра с утра мы начнем наступление и эту группировку уничтожим.
Но Паулюс отказался снова и в свое оправдание привел те же аргументы.
— Теперь перейдем ко второму вопросу, — произнес Воронов. — Какой режим питания вам необходим, чтобы не вредить вашему здоровью? То, что вы больны, мы узнали от Вашего армейского врача.
Паулюс поднял удивленно брови, мельком, глянул на Белозерова и, медленно подбирая слова, ответил:
— Мне ничего особенного не нужно. Я прошу лишь, чтобы вы хорошо относились к раненым и больным моей армии. Это единственная моя просьба.
— Эта просьба будет выполнена, — сказал Воронов. — В нашей армии, в отличие от немецкой, к пленным, особенно к раненым и больным, относятся гуманно. Я должен вам сказать, что наши врачи встретились с большими трудностями. Ваш медицинский персонал бросил на произвол судьбы переполненные госпитали. Думаю, вы понимаете, как трудно в такой обстановке наладить нормальное лечение десятков тысяч ваших солдат и офицеров.
Воронов встал, давая понять, что разговор окончен.
Паулюс вытянулся, высоко поднял правую руку, повернулся и вышел из комнаты.
— Каков гусь? — произнес Рокоссовский.
— Чего-чего, а форсу у него хватает, — улыбнулся Воронов. Командующий фронтом зашел в соседнюю комнату.
— Михаил Сергеевич, немедленно передай командармам, что поставленная перед ними задача остается в силе. Сегодня до обеда очаги сопротивления должны быть подавлены.
На следующий день в донесении Верховному Главнокомандующему сообщалось:
«Выполняя Ваш приказ, войска Донского фронта в 16.00 2.11.43 года закончили разгром и уничтожение сталинградской группировки врага. В связи с полной ликвидацией окруженных войск противника боевые действия в городе Сталинграде прекратились».
На плечи командующего фронтом легли теперь другие задачи: следовало подвести итоги операции, надо было разобраться с пленными, которых насчитывалось около ста тысяч, предстояло подобрать и похоронить почти сто пятьдесят тысяч убитых.
Но вечером 2 февраля было получено указание Ставки: Воронову и Рокоссовскому 4 февраля прибыть в Москву.
В тот же день в штаб фронта прибыли документы о присвоении отдельным военнослужащим званий Героя Советского Союза. Член Военного Совета А. С. Чуянов уехал в Сталинград на митинг и там собирался вручить высокие награды, а Рокоссовский вызвал к себе Белозерова, вручил ему Звезду Героя и дал двухнедельный отпуск для розыска семьи.
— Вернешься в часть, доложи Малинину, и он тебя направит к моему новому месту службы, — сказал на прощание Рокоссовский. — Когда приедешь, найдем время, чтобы отметить это знаменательное событие.
9
Перед отъездом в Москву Рокоссовский не мог не встретиться с командующими армиями, воевавшими под Сталинградом. Время было ограничено и позволяло увидеть только тех, кто был поближе и воевал на направлениях главного удара.
На землю опустились сумерки, когда он выехал к месту встречи. Была морозная тихая ночь. Вездеход пробирался по дорогам, где только что прошли тяжелые бои. В лунном свете виднелись воронки, вокруг них торчали разбитые, перевернутые вверх тормашками грузовые машины, покореженные орудия, обуглившиеся танки, темнела кухня с пробитым навылет котлом, из которого тянулись застывшие на морозе ручейки какой-то пищи. То и дело попадались обрывки проволоки, валялись консервные банки. Везде на поле боя возле воронок, возле машин и танков — трупы в грязных, землистых мундирах, с перекошенными лицами, в невероятных позах.
Он посмотрел на часы. Было уже четыре часа утра — надо торопиться. До встречи, назначенной на 10 часов, хотелось отдохнуть хотя бы пару часов.
На дороге, где не было видно следов войны, он пересел из бронетранспортера в машину. Вскоре он откинулся на спинку сиденья и крепко заснул. 3 февраля в необычной тишине, установившейся в природе после кровопролитных и изнурительных боев, под синим небом и ярким солнцем, на высоком берегу Волги, с солдатскими кружками в руках, обнявшись, как родные братья, стояли генералы: Рокоссовский, Чистяков, Чуйков, Батов и Шумилов. Лица полководцев искрились, как снег на солнце. Сильными командирскими голосами они тянули мелодию песни:
Во-о-о-лга, Во-о-о-лга-а, ма-а-ать родн-а-а-я!Во-о-лга, ру-у-усская река-а-а.Не вида-а-ала ты пода-а-арка-аОт донско-о-ого ка-а-а-зака-а.
По льду уже тянулись вереницы подвод и пешеходов. Жители города возвращались в родные места. Услышав мелодию любимой песни, люди останавливались и, прикрывая глаза от солнца, смотрели вверх. Они были удивлены не только потому, что давно не слышали песен, но их больше всего удивляло, что это поют генералы. И это вселяло в людей надежду, что фашисты сюда не вернутся. Генералы обменялись дружескими тостами. Рокоссовский поблагодарил каждого за вклад в общую победу в Сталинградской битве и обещал сделать все, чтобы их фронтовые дороги не расходились в разные стороны. Если потребуется, он готов будет выйти на Верховного.
Тепло попрощавшись с командармами, Рокоссовский поехал на встречу с членом Военного Совета Донского фронта, председателем городского комитета обороны Алексеем Семеновичем Чуяновым, обещавшим вкратце познакомить его с тем, что осталось от города.
На машинах и пешком они с трудом пробирались по развалинам Сталинграда. Осмотрев подвал универмага, где располагался штаб Паулюса, они зашли в подвал соседнего здания, в котором находился немецкий военный госпиталь. Их встретил майор — главный врач госпиталя. Трясущимися губами немец доложил о состоянии и нуждах госпиталя. В помещении стоял трупный запах, стонали раненые и умирающие. Рокоссовский повернулся к сопровождавшему его начальнику медслужбы армии Чуйкова.
