«Дон Жуан уверовал» и т. д. «Слава Дон Жуану».
Предпоследний акт: вызов Командору, который не приходит. Горечь от сознания собственной правоты.
*
2-я серия. Для Дон Жуана.
(Святой отец и Дон Жуан выходят из покоев Дон Жуана, и тот провожает монаха к двери.)
Начало I.
Монах-францисканец: Так вы ни во что не верите, Дон Жуан?
Дон Жуан: Напротив, святой отец, верю в три вещи.
Монах: Можно узнать, в какие?
Дон Жуан: Я верю в храбрость, ум и женщин.
Монах: В таком случае мне ничего не остается, кроме как пожалеть о вас.
Дон Жуан: Да, если счастливый человек достоин жалости, святой отец.
Монах (в дверях): Я буду молиться за вас, Дон Жуан.
Дон Жуан: Благодарю вас, святой отец. Я вижу в этом проявление отваги.
Монах (мягко): Нет, Дон Жуан, здесь проявляются два чувства, которых вы упорно не признаете: милосердие и любовь.
Дон Жуан: Мне ведомы только нежность и великодушие, — мужественные формы этих женских добродетелей. Но прощайте, святой отец.
Монах: Прощайте, Дон Жуан.
*
Май.
«Посторонний» закончен.
*
Дивный «Мизантроп»[277] с его грубыми контрастами и типическими характерами.
Альцест и Филинт
Селимена и Элианта
Однообразие Альцеста — абсурдное следствие характера, доведенного до крайности, — вот и весь сюжет. И стих, «дурной стих», почти такой же монотонный, как и характер.
*
Исход[278].
Клермон. Сумасшедший дом и его странные башенные часы. Гнусные рассветы в пять утра. Слепцы — местный безумец, который весь день рычит, — наша земля в миниатюре. Здесь все притягивают к себе два полюса, море и Париж. Именно в Клермоне можно узнать Париж.
*
Сентябрь.
Закончена первая часть Абсурда[279].
Человек стирает с лица земли свой дом, сжигает свои поля и посыпает их солью, чтобы они не достались другим.
*
Мелкий служащий Французского банка. Когда его переводят в Клермон, пытается сохранить верность старым привычкам. Это ему почти удается. Но есть неуловимая разница.
*
Октябрь 1940 г, Лион.
Святой Фома Аквинский (будучи подданным Фридриха)[280] признает за подданными право на бунт. Ср. Бауманн. «Политика святого Фомы», с. 136.
*
В Падуе, опустошенной чумой и осажденной венецианцами, последний из рода Каррара с воплями метался по залам своего дворца: он призывал дьявола и молил его о смерти.
Где-то, кажется в Сиене, один кондотьер спас город. Он требует награды. Мнение народа: «Ничто и никогда не будет ему достойной наградой, даже высшая власть. Убьем его. А после будем ему поклоняться». Так они и сделали.
Джан-Паоло Бальоне, о котором Макиавелли говорит, что, упустив случай убить папу Юлия II, он упустил случай обессмертить свое имя.
Бурхард: «Коварство, нечестивость, воинская доблесть и обширные познания — все эти качества слились в Дж. Малатесте» (умер в 1417 г.).
Филиппо Мария Висконти, миланский кондотьер, не желал слышать о смерти и отсылал с глаз долой своих умирающих фаворитов. Тем не менее, по словам Бурхарда, «он встретил смерть благородно и достойно».
В Равенне народ забирал свечи с алтаря и ставил их перед могилой Данте: «Ты больше достоин их, чем тот, распятый».
*
Новелла: Рона, Сона, вниз по течению, одна скачет, другая запинается и в конце концов, слившись с первой, исчезает в ее волнах. По ним плывут двое: параллель.
*
Новелла: история Y.
*
Терне, Маленькая деревушка, пустынная и холодная, возвышается над Роной. Серое небо и ледяной ветер, словно облегающее платье. Земли под паром. Несколько черных борозд, а над ними вороны. Маленькое кладбище, сливающееся с небом: все они были примерными супругами и примерными отцами. Все они оставили по себе вечную память.
*
Старая церковь с копией картины Буше. Служительница, сдающая напрокат стулья: она так испугалась, когда налетели немецкие бомбардировщики. В последнюю войну коммуна потеряла тридцать человек. Нынче всего восемнадцать человек в плену, но и это немало. Сейчас состоится венчанье молодой пары. Учительница, беженка из Эльзаса, потерявшая связь с родными. «Как вы думаете, месье, это скоро кончится?» Сын ее погиб в 14-м году, он был тяжело ранен, она поехала к нему и видела, как наши отступали на Марне. Она увезла его с собой, он умер дома. «Я там такого навидалась, ввек не забуду».
На дворе все то же небо и все тот же холод. Распаханная земля и ровная, сверкающая река, которая течет внизу, время от времени покрываясь легкой рябью. Чуть подальше зал ожидания на вокзальчике в Серрезене. Освещение, соответствующее военному времени; афиши, приглашающие счастливо жить в Бандоле[281], — в полутьме. Печка погасла, ее холодные плитки все в разводах от поливки дезинфицирующими средствами. Предстоит час ожидания под стук далеких поездов и вой вечернего ветра над долиной. Так близко и так одиноко. Здесь приближаешься вплотную к своей свободе, и до чего же она ужасна! Единство, единство с этим миром, где цветам и ветру никогда не искупить всего остального.
*
Декабрь.
(Египет).
Греки — Этруски — Рим и его упадок — Александрия и христиане — Священная Римская империя и дерзость мысли — Прованс и провансальские еретики — итальянский Ренессанс — елизаветинцы — Испания — от Гёте до Ницше — Россия.
Индия, Китай, Япония.
Мексика — Соединенные Штаты.
Стили — от дорической колонны через готику и барокко к цементной арке.
История — Философия — Искусство — Религия. П.С.М.
*
Декабрь.
Греки. История — Литература — Искусство — Философия.
*
Сознательно или бессознательно женщины всегда пользуются чувством чести и верности данному слову, которое так сильно развито у мужчин.
*
Сыны Каина — во всей красе. Господь видит убийство Авеля, но ничему не препятствует. Но страдание закаляет Каина. Господь готов простить его, но Каин отвергает прощение: «От лица твоего я скроюсь».
(Или стихотворение — там же, Иуда.)
*
Оран. Январь 41-го г.
История II. Старичок, бросающий из окна второго этажа обрывки бумаги, чтобы привлечь кошек. Потом он на них плюет. Когда плевок попадает в одну из кошек, старик смеется.
*
Нет ни одного места, которое оранцы не испоганили бы какой-нибудь мерзкой постройкой, способной перечеркнуть любой пейзаж. Город, который отворачивается от моря и строится, вертясь вокруг своей оси, как улитка. Люди блуждают по этим неприветливым и уродливым улицам, ища море, как нить Ариадны. Но из этого лабиринта выхода нет. В конце концов оранцев пожирает Минотавр[282] — это скука.
Но все напрасно: одна из самых могущественных земель на свете разрушает злосчастные декорации, которые на ней понастроили, и между домами и над крышами раздаются ее громкие стоны. А жизнь, которую можно вести в Оране вопреки скуке, достойна его земли. Оран доказывает, что в людях есть нечто более сильное, чем их творения.
Тот, кто не бывал в Оране, не знает, что такое камень. В этом городе, одном из самых пыльных на свете, булыжник и камень правят бал. В других местах арабские кладбища славятся своей умиротворенностью. Здесь, у моря, над дорогой Раз-эль-Аин, белые россыпи меловых камней на фоне синего неба слепят глаза. Среди этих останков местами, подобная свежей крови и жизни, алеет герань.
*
О Флоренции и Афинах пишут книги. Раз эти города воспитали столько европейских умов, значит, в них что-то есть. Они способны растрогать и возвысить. Они утоляют голод души, питающейся воспоминаниями. Но никому бы не пришло в голову писать о городе, где нет пищи для ума, где царит уродство, где нет места прошлому. А между тем это бывает весьма заманчиво.
Почему люди проявляют привязанность и интерес к тому, что ничего не может дать взамен? Эта пустота, это уродство, эта скука под великолепным неумолимым небом — что в них соблазнительного? Я могу ответить: творение. Для определенного типа людей творение всюду, где оно прекрасно, — отечество с тысячью столиц. Оран — одна из них.
Кафе. Лангустины, вертела, улитки под обжигающим рот соусом. Их запивают отвратительным сладким мускатом. Такого не придумаешь. Рядом слепой поет фламенко.
