Смотри Гердера: «Идеи к философии истории человечества»[310].
*
Те, кто творили в разгар смутного времени: Шекспир, Мильтон, Ронсар, Рабле, Монтень, Малерб.
*
В Германии национальное чувство изначально отсутствовало. Его заменяло расовое сознание, созданное сплошь интеллектуалами. Оно гораздо более агрессивно. Немца волнует внешняя политика, француза — внутренняя.
*
Об однообразии. Однообразие последних произведений Толстого, Однообразие индуистских книг — однообразие библейских пророчеств — однообразие Будды, Однообразие Корана и всех религиозных книг. Однообразие Ницше — Паскаля — Шестова — ужасное однообразие Пруста, маркиза де Сада и т. д.
*
При осаде Севастополя Толстой выскакивает из траншеи и бежит к бастиону под непрерывным огнем противника: он увидел крысу, а крыс он страшно боялся.
*
Политика никогда не бывает предметом поэзии (Гёте).
Добавить к Абсурду цитату из Толстого как образец логической непоследовательности:
Если все земные блага, ради которых мы живем, если все наслаждения, которые дает нам жизнь, богатство, славу, почести, отнимает у нас смерть, то эти блага не имеют никакого смысла. Если жизнь не бесконечна, она просто-напросто нелепа — в таком случае жить не стоит и надо поскорее покончить с собой и избавиться от жизни («Исповедь»).
Но дальше Толстой поправляет себя:
Существование смерти обязывает нас либо добровольно уйти из жизни, либо придать жизни «такой смысл, который не уничтожается смертью».
*
Страх и боль: самые мимолетные из эмоций, говорит Бёрд[311]. На Севере в полном одиночестве он замечает, что существуют телесные потребности, не менее настоятельные, чем духовные: «Тело не может обходиться без звуков, запахов и голосов».
*
Т. Э. Лоуренс[312], вновь завербовавшийся после войны простым солдатом и вдобавок под чужим именем. Следует проверить, принесет ли анонимность то, чего не смогла дать слава. Он отвергает королевские награды, отдает свой военный крест собаке. Он анонимно посылает свои рукописи издателям, и те их отвергают. Несчастный случай на мотоцикле.
Отсюда определение А. Фабр-Люса[313]: сверхчеловек узнается по суровости, с какой он замыкается в истории, и по внутренней свободе, какую он обретает по отношению к ней.
*
После повторного чтения: «Записки Мальте Лауридса Бригге»[314] — книга незначительная. Виноват Париж[315]. Это парижское поражение. Парижская зараза, которую не удалось побороть. Напр.: «Мир считает одиночку врагом». Наверно, миру на него наплевать, и это его право.
Единственная стоящая вещь: история Арвера, которого смерть застает в момент, когда он исправляет ошибку во французской фразе: «Надо говорить „Коридор“».
*
Как говорит Ньютон: думая об этом непрестанно.
*
Жан Итье[316] о драматурге: «Он делает, что хочет, при условии делать то, что нужно».
*
Для Монтерлана (упадок рыцарства по вине женщин). «Жан из Сентре»[317], с. 108. МА.ЛФ.
*
Пьер де Лариве: переводчик. «Духи»[318], перевод из Лоренцино Медичи — Сент-Эвремон[319].
*
Все мысы побережья похожи на готовую к отплытию флотилию. Эти скалистые и лазурные корабли покачиваются на своих килях, словно готовясь отплыть к залитым светом островам. Вся Оранская область готова отправиться в путь, и ежедневно в полдень ее охватывает лихорадочная жажда приключений. Быть может, настанет утро, когда мы уедем вместе.
*
В разгар жары над гигантскими дюнами мир сжимается и сокращается. Это жаркая кровавая клетка. Он ограничен моим телом. Но стоит вдали зареветь ослу, и дюны, пустыня, небо вновь обретают свое бытие в пространстве. А пространство это бесконечно.
*
Эссе о трагедии.
I. Молчание Прометея.
II. Елизаветинцы.
III. Мольер.
IV. Дух мятежа.
*
«Чума». «Мне хочется чего-нибудь справедливого». — «Справедливое требование. Пожалуйста — вот чума».
*
«Ночь», «настоящая ночь», скольким людям она нынче ведома? Вода и земля, вновь наступившая тишина. «И душа моя тоже подобна чистому ключу». Ах! Пусть мир удалится, пусть мир замолкнет. Там, над Польенсой[320]…
Покончить с этой пустотой в сердце — отринуть все, что его иссушает. Если здесь нет живой воды, чего ради хранить верность себе?
*
В какой-то момент перестаешь испытывать любовное волнение. Остается только трагизм. Жить ради кого-то или чего-то становится уже бессмысленно. Смысл обретает только мысль о том, чтобы можно было за что-то умереть.
*
В Спарте один человек навлек на себя публичное порицание эфора за то, что имел слишком большой живот.
Афинская поговорка называла последним человеком того, кто не умел ни плавать, ни читать.
Смотри у Плутарха об Алкивиаде:
«В Спарте он не выходил из гимнасия, был непритязателен и угрюм, в Ионии — изнежен, сластолюбив, беспечен, во Фракии беспробудно пьянствовал, в Фессалии не слезал с коня, при дворе сатрапа Тиссаферна в роскоши, спеси и пышности не уступал даже персам».
*
Однажды, когда народ рукоплескал ему, Фокион[321] заметил: «Верно, я сказал какую-нибудь глупость».
*
Упадок! Речи об упадке! III век до нашей эры — век упадка для Греции. Он дал миру геометрию, физику, астрономию и тригонометрию стараниями Евклида, Архимеда, Аристарха и Гиппарха.
*
Еще встречаются люди, которые путают индивидуализм и себялюбие. Это значит смешивать два плана: социальный и метафизический. «Вы разбрасываетесь». Переходить от одного образа жизни к другому — значит не иметь своего лица. Но иметь свое лицо — эта мысль свойственна определенному уровню цивилизации. Иным это может показаться худшим из несчастий.
*
Противоречивость современного мира. В Афинах народ мог по-настоящему осуществлять свою власть только потому, что он посвящал этому большую часть своего времени, а рабы с утра до вечера трудились. С тех пор как рабство отменили, работать приходится всем. И именно в эпоху, когда европейцы дальше всего продвинулись по пути пролетаризации, на первое место выходит идеал суверенитета народа — это невозможно.
*
В греческом театре только три актера: нет речи о создании персонажа.
В Афинах театр — вещь серьезная: представления устраиваются два-три раза в год. А в Париже? И они хотят вернуться к тому, что умерло! Лучше создайте свои собственные формы.
*
«Самое невинное занятие люди могут сделать преступлением» (Мольер. Предисловие к «Тартюфу»).
*
Заглянуть в последнюю сцену I акта «Тартюфа»: «возбуждает интерес и держит публику в напряжении»; продолжение в ближайшую пятницу.
Солон[322] создает известное творение, а в старости обеспечивает ему бессмертие с помощью поэзии.
*
Фукидид говорит устами Перикла, что афинянам свойственна «высшая храбрость, которая не мешает им хорошо обдумывать свои предприятия».
В битве при Саламине гребцами на победоносных триерах были самые ничтожные из афинян.
Ср. Коэн[323]: «Театр, достойный этого имени, появился в Афинах лишь тогда, когда они лишились поэта, достойного их одушевлять».
*
О. Флаке о Саде[324]: «Ни одна ценность не прочна для того, кто не преклоняется перед ней. Сад не видит причины преклоняться, он долго искал эту причину и не мог найти. Согласно Саду, человек, лишенный благодати, не отвечает за свои поступки».
Ср. математику зла в «Жюльетте»[325].
Одержимый идеей бунта против основополагающего закона, он признает одинаковое право на существование за духом и сексуальностью. Кончает жизнь в Шарантоне[326], куда в здравом уме заключен врагами; под его руководством умалишенные разыгрывают поставленные им спектакли: Картина.
