до
вольно за
нятная по
сетила. Не сле
дует нам са
мородки тас
кать с бу
тар и пло
тика до окон
чания се
зона, глаз да глаз за на
ми по
ставить мо
гут. — Чего там придумал?
— Опосля скажу, надо бы затишья дождаться, а там и обсудим. А пока на всякий случай натрём штанины и сапоги багульником от греха подальше, да на ять натрём, не знаем, что у Севастьяна там на уме, и о собаке забывать нельзя, ненароком своей мордой и до нас сунется, облает, вопрошать начнут, а багульник-то отшибёт у неё нюх, дурман тот ещё.
— Вот это ты, Семён, на счёт багульника правильно подметил, — согласился Никитин. — Верно, смекалку ввернул.
Севастьян продвигался к утёсу, Хазар в предвкушении загнать на скалы какое-либо копытное всю дорогу забегал вперёд — не терпелось показать свою собачью удаль. Но хозяин (таковым считал для себя Хазар Севастьяна) то и дело окриком притормаживал его усердие, и пёс, каждый раз остепенившись, в конце концов понял — охоты не предвидится.
Наконец достигли вершины утёса. Севастьян оглянулся, вокруг тишина. Лишь слабое дуновение ветра тревожит листья низкорослой берёзы, шевелит лапы одиноких сосен. Приходится удивляться, каким это образом удаётся соснам, берёзе и кустарникам выжить в таких условиях — сплошной камень и нет в достатке влаги, им приходится приспосабливаться, чтобы устоять и жить. Тем не менее они выглядят величаво, демонстрируя своё здоровье на стволах и ветках без признаков болезней. Простор открывается пред взором — лента воды, в которой отражается небо, уходит в верховье долины и прячется вдали за поворотом, где-то там берёт своё начало Хомолхо. Она принимает в себя многочисленные ключи и более полноводно бежит и торопится к Жуе. На пути местами бьётся о скалы, омывая их, течёт по своему многовековому руслу. Перекатываясь через камни, вода буруном вскипает, пенится, в таких местах обычно стоит хариус, во время жора хватает насекомых, оказавшихся на поверхности. Речка богата рыбой, но как оказалось, и не только ею. Сюда пришли люди и промывают породу, извлекая из-под неё и с берегов золото.
«Как же удивительна природа, как всё до мелочей продумал Господь. Всё в ней увязано, каждой живности отведено своё место, облик, окрас, кому мчаться по земле стрелой, кому летать по воздуху, кому ползать, а растительность определяется, где ей произрастать, в какой период времени предстать во всей красе. Возьми хвойные ели, сосны, кедры, они вечно зелёные и в любое время года радуют очи. У лиственных деревьев своя жизнь — осенью сбрасывают наряды и засыпают, зимой терпят холод и стужу, но с приходом весны вновь пробуждаются и расцветают, и так из года в год, из одного века в другой…» — неожиданно размышления Севастьяна прервал лай собаки, доносившийся с нижнего уступа утёса.
Пёс передними лапами с усердием рыл грунт в скальной расщелине. «Понятно, приметил, как в нору юркнула мышь или бурундука узрел, вот и копает», — ухмыльнулся Севастьян и окликнул Хазара. Однако пёс не обращал внимания и продолжал рыть, потом зубами вцепился в небольшой свёрток и извлёк его наружу.
Севастьян заметил находку и спустился к собаке. Из расщелины виднелись ещё два свёртка, разные по размеру. Хазар отошёл в сторону и поглядывал то на хозяина, то на то, что извлёк из земли. Севастьян присел, взял в руки первый свёрток, тяжеловат. Размотал тряпицу и ахнул:
— Ого, золото! Откуда, чьё?! — Вскрыл и остальные, в них то же самое. — Не иначе как кем-то из приисковых старателей припрятано. Только вот чьи воровские руки? А не есть ли Лаптева с Никитиным?.. Хотя если бы принадлежало им, они не позволили бы Давыдову подниматься на вершину за трофеем во избежание случайного обнаружения им хранилища, да и после смерти Емельяна не оставили бы золото здесь, а перепрятали, зная, сюда придёт начальство и полицейский убедиться в действительности случившегося. Нет, здесь что-то не так. А как?.. Остаётся, что это золото Давыдова, раз настоял единолично подняться за кабаргой, хотел исключить появления рядом с ним посторонних людей, вот и топтался на уступе.
Севастьян повернулся к собаке, погладил её по холке рукой:
— Молодец, Хазар, умница, как же ты нащупал, прямо сыщик какой! Вот если б ты жулика нашёл, ещё более б уважения заслужил… — и далее про себя: «Хотя постой, а почему бы не дать Хазару такую возможность, ведь собачий нюх никогда не подводит, если псина недурная, а Хазар пёс разумный, понятливый. Конечно же, след попробовать!..»
Вернулся Севастьян в посёлок пред закатом солнца. На бутарах в это время заканчивали зачистку и доводку золота на лотках. Драгоценный металл ссыпали в кожаные мешочки, чтобы снести в приисковую кассу. Бригадиры, собрав намыв, направились в контору, Миронов и Тихомиров были у себя и принимали золото, взвешивали, вес заносили в журнал, а золото ссыпали в единую тару.
Севастьян зашёл в это время с тремя свёртками и с порога подошёл к столу и положил их пред начальством.
— Что это? — Миронов и Тихомиров смотрели на тряпичные упаковки, перевели взгляд на Севастьяна.
— Нашёл закопанное золото, вернее, Хазар обнаружил.
— Где? — в один голос спросили Антон Павлович и Николай Егорович.
— На утёсе, в расщелине скалы припрятано было, пёс учуял, выцарапал.
— Это ж надо! Кто ж решил нажиться, как думаете, Николай Егорович? — произнёс Миронов.
— Не знаю, как вы, но сдаётся мне, не иначе Лаптев с Никитиным замешаны. Что-то часто вокруг них обстоятельства складываются с золотом и гибелью людей, вроде как причастны, а доказательств нет.
Тихомиров рассказал о случае, произошедшем прошлогодней осенью с братьями Осиповыми, о его и исправника Ряженцева подозрениях, но, к сожалению, пока не подтвердившихся, так и оставшихся безликими, неразгаданными. Размышления Миронова и Тихомирова о золоте, что сейчас лежало на столе, и причастности или нет к нему Лаптева и Никитина зашли в тупик по тем же основаниям, о которых размышлял Севастьян, сопоставляя их объяснения, поведение и картину произошедшего.
— Но ведь кем-то из наших рабочих, не чьих-либо, с нашего прииска! — убедительно говорил Миронов.
— С нашего, Антон Павлович, уж никак не с Вознесенского прииска, — поддакнул Тихомиров.
Севастьян изрёк своё:
— Пока возвращался с утёса, размышлял, а не попробовать ли поступить так: после вечерней трапезы собрать всех старателей, собаке дать понюхать свёртки и пустить пред всеми, пущай обнюхает, на кого отреагирует, залает иль интерес проявит, тому и вопрос поставим.
— А чего, дело предлагает Перваков, хоть и не сыскная собака, но обнаружила же она тайник, и на опознание может сработать, чем чёрт не шутит, — поддержал Миронов. — У тебя, Севастьян, голова куда светлее нашей оказалась. В трагедии, что произошла, драгоценный металл вполне замешан, ты как предвидел,
